Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №10/2014
Третья тетрадь
Детный мир

ТЕРРИТОРИЯ РИСКА


Зайцева Юлия

Ученик в черной рубашке

История одной учительской победы

Подросткам это свойственно: если не мир спасать, то хотя бы глобальные проблемы решать. Ну а взрослым свойственно возвращать их в реальность: куда, мол, тебе, зачем, история и без тебя обойдется. Кажется, уже не осталось близких взрослых, не отмахивающихся от политических исканий детей. Дома обычно некогда «демагогию разводить», а в школе – сильно нежелательно. Но вот история 15-летней давности, рассказанная учителем. Тогда тоже мало кто из взрослых был готов участвовать в формировании убеждений детей...

История, о которой я хочу рассказать, происходила в конце 90-х, когда с Россией не особенно считались на мировой арене, когда экономика внутри страны разваливалась, а коррупция и организованная преступность расцвели пышным цветом. Тогда стали возникать националистические группировки, привлекательные для активной молодежи. В том числе – старших школьников. 
И вот моя коллега попросила взять ее класс. Она вела там историю несколько лет, а в 11 классе расхотела. Почему? Класс-то выпускной. Я не вдавалась в причины – коллега просит, я не привыкла отказывать. Но мне рассказали, что камнем преткновения стал некий Женька, провоцировавший ее фашистскими высказываниями на уроке – ни остановить, ни переубедить его было невозможно. Он посещал собрания РНЕ.
– Они славные ребята и добрые, правда, учатся слабо, но есть и сообразительные – Женя, например, Наташа, Володя… – напутствовала меня их классный руководитель, учитель математики.

***

Что ж, праздник очередной Встречи. Всегда радуюсь новым знакомым! На первом уроке провожу традиционное экспресс-интер­вью: у ребят пять минут на обдумывание и написание вопросов ко мне, и мои ответы тут же, на уроке. Чтобы открыть все карты сразу и договориться о чем-то в начале пути.
Как я и думала, большинство вопросов про то, за что я ставлю двойки, много ли задаю на дом, считаю ли «за людей» плохо успевающих и зачем согласилась взять их слабый класс. А вот и вопрос, «как я отношусь к тем, кто открыто высказывает в классе симпатии к фашистам?». Написан явно девчоночьим почерком.
– Думаю, что писал этот вопрос не тот, кто симпатии высказывает, а тот, кто переживает за одноклассника. Это значит, вы не безразличны друг другу. А о фашизме мы обязательно поговорим на уроках в теме Первая мировая война.
– А при чем тут Первая мировая? Фашисты в 30-е годы заявили о себе в Германии, – раздался вопрос.
– Ну! Так то в Германии! Ничего не появляется на пустом месте! – подпустила я интриги.

***

Каждая последующая встреча с 11 «А» сближала меня с ребятами все больше. Они были открыты и эмоциональны, с удовольствием размышляли, радовались удачам друг друга. И сразу несколько пар девчоночьих глаз наблюдали за Женей. Красивый парень. Рослый, черноволосый, кареглазый, широкоплечий. Первое время я его никак не задевала, он тоже никак не проявлял неприязни к тому, о чем мы говорим на уроках, но слушал очень внимательно, молчаливо наблюдал.
Да точно ли – «везде рисует свастику, скандирует “Россия для русских”, преследует приезжих, читает Гитлера» (тогда это продавалось на книжных развалах)?
 А то, что он всегда ходил в черной рубашке с закатанными до локтей рукавами, и черных брюках – так что? И я уже лет двадцать, если не больше, предпочитаю ходить в школу в юбках и кофтах того же цвета. И рукава частенько закатываю – так удобнее работать у доски.
Но столкновение все же произошло. Речь зашла о годах депрессии в Германии, о настроениях населения в связи с поражением в войне, о безработице и надеждах народа на перемены, о поджоге Рейхстага и приходе фашистов к власти. И тут Женька обрушился с монологом: Гитлер поступил совершенно правильно, захватив власть, потому что знал, как вывести свой народ из кризиса, и что в этом смысле он Сталина тоже уважает, потому что и тот хотел сделать свою страну сильной и сделал. А теперь у нас этого нет. Снова встать с колен мы сможем только таким же путем, через волю сильной личности, через борьбу со всем отжившим.
И началось: ты за фашистов, ты за вой­ну… – как будто ребята давно ждали выхода урока на эту колею. Когда прозвенел звонок с урока, Женька, красный как рак, выбежал из класса.
– Видали? Это он еще про Ницше не упоминал, а то бы вы его не остановили, – щебетали девочки.
– А может быть, его просто очень беспокоит то, что происходит вокруг? Он пути ищет, может быть, ему в этом помощь нужна, а не затыкание рта?

***

Только на следующий урок он не пришел, хотя с утра мы здоровались в коридоре. И потом не пришел, и еще. Когда классная застала его прогуливающим на лестнице, он объяснил, что ему стыдно – «теперь и Юлия Эдвардовна будет думать, какой я ужасный фашист, а она как учитель очень хорошая». В общем, парень загнал себя в тупик еще и в этой ситуации. Не ходит. Но каждое утро перед первым уроком он появляется у кабинета истории, чтобы сказать «доброе утро». Я желаю ему того же – и с концами. Хотя я и понимаю, что не стоит торопить события, до разговора он должен дозреть сам, но переживаю: четверть-то уже заканчивается!
В последний учебный день он просунул голову в дверь моего кабинета и сказал:
– На целую неделю расстаемся! Я буду скучать…
– И я тоже. Только кто мешает нам встретиться на каникулах?
– Я завтра забегу еще в школу и точно договоримся, можно?
– Можно.

***

Был первый день каникул, я ушла сдавать отчет, а когда вернулась в кабинет, то нашла на столе записку от него: «Я рад, что еще кто-то хочет поспорить со мной, попытаться понять меня. Последние несколько лет мало кто к этому стремится. Вы мне очень нравитесь как учитель и как человек. До скорой встречи!»
Скажу честно, никакого плана предполагаемого разговора у меня не было. Но я знала: должна сделать все, чтобы он захотел высказаться.
…Он живет в частном доме, там ремонт и огород, отец строитель, семья экономит, не путешествует, он ни разу никуда не выезжал. Ницше сам не читал, «просто знакомые рассказывали». Он не хочет, чтобы «черные» ходили по его родной улице, а на мой иронический вопрос: «Сам-то ты, конечно, голубоглазый блондин?» – промолчал.
Он любит рисовать. Карандашом. Знаки и символы в какой-то специальной агрессивной технике. Говорю, что в детстве я тоже пыталась рисовать, но мы жили в глухих военных городках, там не было художественных школ, да и рисования часто не было.  
– Я тебе сейчас книгу покажу с черно-белыми иллюстрациями, думаю, тебе интересно будет. – Достаю со стеллажа старую книгу Данте Алигьери «Божественная комедия» с иллюстрациями Гюстава Доре. Женя с интересом разглядывает иллюстрации, картины ужасов Ада. Говорит, что его рисунки чем-то на эти похожи: и манера, и сюжеты. Что-то знакомое такое. Говорю, это графика. Доре отличный график был. Между прочим, первые иллюстрации к «Божественной комедии» он уже в десять лет сделал. А видели мы все детские книжки с его иллюстрациями – «Красная Шапочка», «Мальчик-с-пальчик», «Приключения барона Мюнхгаузена». Оказывается, попала в точку. Он «Барона Мюнхгаузена» читал с такими картинками.
Говорю, что отец Доре тоже строителем был, мосты строил. А художественного образования он не получил. Самоучка! Женя подхватывает: вот, значит, исключительный был человек! Из сверхчеловеков! Сразу видно!
Я не соглашаюсь: по этой логике многих художников можно считать исключительными людьми. Он возражает: как же, посмотрите на эти сюжеты, кругом смерть, гибель, а смерть уничтожает старое, привычное. Десятилетний ребенок разве готов это понимать?

***

Я спрашиваю, помнит ли он себя в десять лет. Обычным был. Но вдруг вспоминает, что тогда ему очень нравилась девочка-дачница, она была старше его на четыре года. А он скрывал свой возраст, так как выглядел старше, она и не догадывалась, а он этот обман страшно переживал. Тут мне кстати припомнился исторический роман Язовицкого «Иван Третий – Государь Всея Руси». Иван тоже выглядел старше своих лет, в десять лет влюбился в девчонку постарше, но впоследствии жениться на ней не смог, хотя и вспоминал ее долго. Ивана женили на тверской княжне, которая умерла, потом Иван женился на Софье Палеолог из Византии, от которой и появился следующий царь... И дальше… Никакой «чистой крови» и в помине нет. И вся наша история – завоевание новых земель, смешанные браки. Столько веков!
Это его не очень убеждает: «В стране бардак!» – как будто читает листовку. За Россию! За освобождение от тирании!
Говорю: не пойму, ты и за сильную власть, и за освобождение от тирании одновременно? Но ведь сильная власть предполагает тиранию. Оказывается, в его голове все просто: сильная власть будет диктовать только хорошие правила.
– А кто определяет, что это хорошие правила? Та сила, которая пришла к власти? Но ведь наверняка найдутся и те, кто будет с ними не согласен? Если их мало, то сильная власть от них быстро избавится, найдет способы, а вот если их много, большинство? Куда их?
– Да, от несогласных с хорошими правилами надо избавляться. И будет чистый дух нации. Это все уже обосновали… но вот почему у русских нет национальной гордости, зачем они с чужими смешивались?
–Так, может, в этом наше преимущество и есть? Мы легко приживаемся в новых местах, быстро учимся понимать людей разных культур, мы достаточно любознательны. Думаю, что достоинств у нас немало.
– Но ведь проблемы, проблемы-то есть?

***

Нет, он все-таки молодец: задумывается над важными моментами истории, обдумывает ту политическую мысль, на которую его навели фанатики, но ищет диалога, потому что не вполне уверен. Даже знает: по Конституции запрещаются любые ограничения прав граждан по признакам расовой, национальной, социальной, языковой, религиозной принадлежности. Но и другое он знает: «Ой, ну кто у нас законы соблюдает?» Притом готов согласиться с моей репликой: «Пока не научимся соблюдать, порядка не будет».
Он обещает в следующий раз (ого, кажется, у меня успех!) принести мне свои рисунки и брошюры, которые им раздают в РНЕ. Я говорю в ответ банальное «не забудь!».

***

Потом между нами была переписка. Утром письмо на столе. И там более смелые высказывания, чем в разговоре, там его пересказы «новых идей», которыми снабжают на собраниях. Я исправно отвечала. Это при том что мы каждый день виделись в школе, он снова ходил на мои уроки. В его письмах встречались и признания, например: «Общаясь с вами, я по-другому стал воспринимать то, что мне говорят. Это же неправильно – подчеркивать в окружающем только плохое».
К концу учебного года эта «детская болезнь левизны» прошла. Был май, все они перевлюблялись, потом у нас получились чудесный Последний звонок и счастливый выпускной.

…Так о чем я? О том, что не потерять человека в трудную для него минуту жизни – это во власти учителя. Не так уж трудно вникнуть, вызвать доверие, подключить к культурным и общечеловеческим источникам жизни и так попытаться укрепить личность. У меня эта история не единственная.