МЕМУАРЫ ДЕТСТВА

Под светом октябрятских звезд

На сайте «Народная книга» http://nk.rgub.ru/catalog.php опубликованы тексты участников конкурса «Мы родом из школы» – его прошли 151 человек, а всего было прислано около 500 работ. Организаторы проекта – писатель Дмитрий Быков и издательство «АСТ» («Редакция Елены Шубиной») – собирают материал для издания истории школьного воспитания в России. 
«Я думаю, поколения школьников 60–90-х многого о себе не договорили и не поняли. Нам нужно составить хронику тех лет, потому что, кроме нас, сделать это некому. Лучший способ разобраться в себе нынешнем – это вспомнить себя тогдашнего», – напутствовал конкурс Дмитрий Быков. Мы приводим фрагменты из историй, присланных на конкурс.

…В школе почти в каждом классе висел портрет милого мальчика с большими голубыми глазами и пухлыми щечками. Его шарообразный лоб обрамляли завитки белокурых волос. Его нежная аристократическая кожа излучала здоровье и благополучие. Когда я стал октябренком, у меня на груди появился собственный миниатюрный Володя. Его металлическое личико в центре красной звезды сияло как ясно солнышко и вдохновляло меня на благоразумные поступки. Но однажды я поддался искушению и изменил Володе, а вместе с ним и Родине. Не смог сберечь свою алчную душонку и продал звездочку одному из представителей польской делегации, навещавшей в то время нашу школу, за пять грошей. Как бы я после ни изворачивался перед собой, во мне образовалась червоточина: продался с потрохами. А потом я стал пионером. Родина простила мне грех. (Игорь Павлов)

…Было это почти в конце учебного года. Со звонком на перемену наша учительница подошла к моей парте и спрятала в нее бумажный кулек с конфетами – пусть тут пока полежит. А когда вернулась, кулек из парты вытащила. Я ответственно просидела всю перемену, никуда не отлучаясь и карауля конфеты. Собираясь после уроков домой, я откинула крышку парты и увидела в глубине одну конфетку, вывалившуюся, очевидно, из неплотно запакованного кулька. Я показала конфету соседу по парте: что делать? Сосед нашел простое решение: возьми и съешь. Я недоверчиво посмотрела на него. И съела! И сразу – страх! С ранних лет меня ужасал финал рассказа Бориса Житкова «Как я ловил человечков», последняя фраза «Она (бабушка. – Г.С.) еще не видела пароходика» заставляла мое сердце цепенеть от страха. А в тот момент для меня не было никакой разницы между моим проступком и проступком мальчика из рассказа. Наверное, учительница меня проверяла на честность, а я не прошла проверки. И ждут меня позор и бесчестье на долгие годы. Дома я разревелась и рассказала о происшедшем бабушке. «Вот бы Сережке конфету и отдала, пусть сам бы и ел. А то ишь какой мастер подначивать!» – разохалась бабушка. Вот и все. Больше никто об этом случае не узнал. (Галина Смирнова)

…Запомнились школьные тимуровские отряды. Такая в школе была традиция. Летом тимуровцы помогали сельским старикам пропалывать грядки с овощами, зимой носили им в бидонах воду с реки. Тимуровцы бегали для пожилых людей в магазины за продуктами. На праздники устраивали им концерты самодеятельности.
Но начитавшись книг о Великой Отечественной войне, тимуровцы мечтали о настоящих подвигах. Так, однажды в марте месяце решили измерять толщину льда у берега речки Тугочейки. Взяли в руки палки и пошли на лед. И в одном месте провалились. Выбрались – и валенки, и шубейки промокли. Страшно идти домой, пошли к подружке. У них была печка с лежанкой. На лежанке лежал матрас. Его отодвинули, на теплую печку положили свои шубейки и валенки, но высушить вещи не смогли. Тогда побежали к учительнице. Клавдия Тимофеевна все поняла, пошла к маме, все ей рассказала. Потом вернулась: дома ждут, ругать не будут. (Елена Косякина)

…В День пионерии, 19 мая 1960 года, я вместе с учениками нашего 4«Б» поехала в Москву вступать в ряды пионеров. На большом автобусе нас привезли на Красную площадь и подвели к Мавзолею. С трепетом вошли мы в небольшое, слабо освещенное помещение. По пути нашего следования застыли солдаты в почетном карауле. И вдруг мы увидели стеклянные саркофаги, в которых находились вожди пролетариата. Ленин почивал в костюме с широким галстуком, Сталин – в сером военном кителе. Помню, что малый рост великих людей меня очень удивил.
Когда мы вышли из Мавзолея, нас выстроили в линейку, мы дружно и громко произнесли заранее заученную «клятву пионера», и нам повязали на шею красный галстук. После торжественного мероприятия мы отправились на экскурсию по столице нашей Родины. Вымытые с утра мостовые сверкали чистотой, нежная зелень весенней листвы украшала улицы и проспекты. Возле Московского государственного университета нас сфотографировали. Я сразу захотела учиться в этом прекрасном здании, но моей мечте не суждено было сбыться. (Любовь Шифнер)

…Хрущевская оттепель бушевала над страной. Партия зажигала зарю грядущего коммунизма, и учителя смело ставили ученикам задачи в русле последних решений партии. Помню, после какого-то Пленума ЦК по кукурузе мы обязаны были высадить кукурузные зерна во дворах и отчитаться о всхожести. Потом прошел очередной пленум по мясу-молоку – и дирекция школы призвала детвору стать кролиководами. Дети сколачивали из дощечек клетки и притаскивали с базара для откорма белых розовоглазых крольчат. Норма – вырастить каждому за лето не менее двух животных и сдать их заготовителям. Это был один из путей «догнать и перегнать Америку» по мясопродуктам, и уже тогда мы знали, что «кролики – это не только ценный мех». Но ушастые животные плохо размножались и в большинстве своем передохли, не дожив до встречи с заготовителем. Но тут подоспел очередной пленум родной партии «О химизации всего и вся» – и это уже было нам очень кстати, потому что в нашем 7 классе началась химия… (Владимир Годлевский)

…Брюховецкого все боялись и лебезили перед ним. Мне подобное поведение претило. Я его дразнил и провоцировал. При этом делал вид, что шучу. Сашка багровел от ярости и снова бросался в безуспешную погоню.  Раза два-три, правда, он меня подлавливал. Я сопротивлялся как мог, пускал в ход и кулаки, и ногти, и зубы, а также всё, что попадалось под руку, включая камни. Победы надо мной давались ему нелегко, но он привык быть самым сильным. А меня считали психованным, потому что однажды я ударил старшеклассника граблями. Маму вызвали в школу, всё обошлось. Мама меня не наказала. Хотя была недовольна, что ее вызывают в школу да еще дают советы. Ей советовали поводить меня к психологу. Но сама мама полагала, что я поступил правильно. Она неоднократно мне говорила: «Запомни, за тебя заступаться некому… Мы с тобой никому не нужны. Ты у меня полусирота. А я сдохну – вообще один останешься. Так что ни на кого в этой жизни не надейся!» (Алексей Курилко)

…Моя мама – обладательница прекрасного голоса. По мелодике, подаче и исполнению он очень похож на голос Анны Герман. Как и многие родители, она верила, что ее дети не обделены талантом. Но музыкальной школы в нашем селе не было, а ездить в соседнее село, где была школа, наша семья возможности не имела. И нас с сестрой приняли в вокально-инструментальный ансамбль (ВИА) при сельском ДК. С тех пор, наверное, единственная линейка, на которой я стояла плечом к плечу с одноклассниками, была посвящена нашему выпуску. В то время школа была едва ли не единственным поставщиком артистов. Для небольших населенных пунктов такие мероприятия, как 1 сентября, Последний звонок, новогодний бал-маскарад, были частью досуга населения. Что говорить о концертах в ДК на все календарные и сельскохозяйственные праздники! Так что мы были частью некой привилегированной прослойки: нас снимали с занятий на репетиции для участия в районных конкурсах. Хотя сейчас я записи со своими выступлениями смотреть не могу, стыжусь нелепости и ужасного исполнения, я благодарна всем, кто занимался со мной, слушал, аплодировал. (Юлия Богданова)

…Он выгодно отличался от остальной учительской рати, в основном состоящей из рыхлых женщин и нескольких замусоленных мужчин. Едва представившись, «англичанин» сразу же, без обязательного вступительного знакомства, приступил к теме занятий. Этим самым он сразу же поставил свои условия – официальные. Гвалт в классе нарастал со скоростью приближающегося тайфуна. Мне тоже не сиделось на месте. И тут я вспомнил, что имею то, что необходимо на случай знакомства с новым учителем. Догадливые уже, наверное, поняли, что речь идет о рогатке. Не задумываясь о последствиях, как, впрочем, всегда принято у подростков, я тщательно и немедленно стал готовиться к террористическому акту. Выждав, когда педагог отвернется к доске, я натянул резинку туго свернутой бумагой, «патроном», и выстрелил в его элегантную спину. Конечно, я не имел намерения сделать ему больно, это был акт озорства, и в глубине души я надеялся, что промахнусь. Но пулька попала прямо в затылок преподавателя. Он повернулся, посмотрел в глубину класса... и продолжил распространяться о достоинствах английских глаголов. Ребята, вначале одобрительно откликнувшиеся на мою инициативу, теперь перестали выражать мне одобрение. А я с нетерпением ждал логичного в таких случаях продолжения: «Кто стрелял? Пусть встанет тот, кто это сделал!» и пр. И я бы встал добровольно и раскаялся. Однако учитель и не думал этого делать. Спустя ровно 50 лет на одном приеме в Америке я встретил своего «англичанина». Решительно подошел к нему, теперь уже «американцу», напомнил о нашей школе и принес свои запоздалые извинения... (Марк Верховский)

…На мои 14–16 выпали самые жуткие и к тому же голодные годы. В 1993 году от рук бандитов погибает мой отец. Мама, как и многие тогда, попадает под сокращение в своем НИИ. Денег не было совершенно, к тому же цены взлетели в одночасье, а потом опустели прилавки магазинов. В конечном итоге наш рацион стали составлять крупа и хлеб, а также две ложки сгущенки в день. Ею мы заправляли постную кашу (сахара, молока и масла не было, как не было и других продуктов).
Жить в реальном мире тех лет было попросту невозможно, и я жила в мире книг, существовавшем вне времени и вне эпох. Читала я, что называется, в промышленных масштабах. И вот тут я должна рассказать про то действительно ценное, что дала мне школа. Моя учительница в старших классах сумела заразить и нас своим увлечением литературой и вызвать на равноправный диалог. Ее целью было научить нас мыслить самостоятельно, чтобы мы в своей жизни умели «противостоять массовой лжи». В те странные годы безвременья не было ограничивающих списков литературы для преподавания в школе, и мы обсуждали Бабеля, Замятина, Платонова, Андреева, Мережковского, Бердяева, В.Соловьева… На устном выпускном экзамене по литературе я отвечала по Горенштейну.
Когда мне пришлось перейти в совершенно неизвестную школу, расположенную на другом конце города, я с трудом продержалась там полгода. За это время я несколько раз приезжала к моей любимой Галине Алексеевне, почти со слезами рассказывая о том, как бездарно там проходят уроки литературы. Я могла пережить многие неудобства, смену одноклассников и учительского состава, отсутствие друзей и даже голод, но только одно пережить было невозможно – убогое преподавание литературы. Поэтому я вернулась в лучшую из моих школ. Столько может значить в жизни человека достойное преподавание русской литературы! (Елена Сазыкина)