АВТОПОРТРЕТ НА ФОНЕ ДЕТЕЙ

Высшая аттестация педагога

Содержание учительской профессии определяется формой, функционалом, и в этих рамках учитель сам формирует содержание своей деятельности. Выбирая, чему и как он будет учить детей, ради чего, он всегда ориентируется на запрос извне. По мере изменения запросов государства, общества, родителей, детей меняется содержание работы учителя. За последние 20 лет оно изменилось до неузнаваемости. Интересы и запросы детей обеспечиваются по минимуму, ровно в той мере, в какой обслуживание бюрократических требований (основное содержание) позволяет учителю сохранять статус-кво.  Об учении с увлечением говорить стало неудобно: профессионализм ушел в свисток, извещающий о бонусах учителя. Слова о самоопределении подростка и инициированных им событиях не могут найти воплощения в заорганизованном, забитом планами мероприятий школьном пространстве. Наконец, лозунг «учить каждого» сам собой снят с повестки дня. Платят за лучших, а за слабых недоплачивают. Таков запрос власти.Между тем все дети без исключения растут и подрастают, делают выводы об устройстве жизни и совершают первые шаги в ней. Тем более важен голос «детного» учителя, ориентирующегося на личность ребенка, надеющегося на него.

В жизни учителя много встреч, и когда твой мир соприкасается с другими мирами, ты и в себе открываешь нового человека. Я говорю именно о встречах с детьми – глубоком общении с ними, плодотворном для меня как для человека, а не только учителя.
…Я не была классным руководителем у Агаты, но вела обществознание в 10–11 классе. Она не часто посещала школу и мои уроки, но между нами успела протянуться та невидимая нить, и когда она окончила школу, оставила мне тетрадь со своими работами по обществознанию – небольшими размышлениями по разным вопросам, которые я любила задавать ребятам. В конце тетради было послание для меня, там еще была ее открытка ко Дню учителя с прогнозом о том, что будет с ней и ее одноклассниками через 10 лет, а также два моих письма для Агаты, точнее, их ксерокопии. Ее тетрадь лежит в большой коробке с другими ребячьими посланиями, но сейчас я выбрала почему-то именно ее. Два фрагмента.

«Отдаю вам тетрадь на хранение. Я знаю, мои мнения будут меняться еще и не раз, ведь сколько за последние два года мои мысли перемещались, менялись, некоторые выросли, некоторые пропали, некоторые сменили знак, а кое-какие я сознательно уничтожила. Но я не сдаюсь. Сдамся – стану такой же, как все, скучной и безынтересной. Знаю, все не слепы, но они специально закрывают глаза. Все не глухи, но они сознательно выбирают слушать «мед». Все не бесчувственны, но вместо истинных эмоций у них «чувствозаменители».
Я перестала ходить в школу отчасти из-за вас, мне стало скучно на других уроках: ничему они меня не научат. Я занялась самообразованием, изучением интересных вещей в той же области, по которой задавались параграфы. Но самой мне не хватает дисциплины, и разрешите, вы, как и прежде на уроках, будете давать мне темы для размышлений, а я буду свои ответы записывать, как домашние задания. Потребность в записи своих мыслей у меня огромная. Сделайте мне такой подарок, продолжите для меня уроки обществознания по окончании школы. Вы для меня как Дамблдор, и я счастлива быть в вашем отряде! С уважением, Агата Д.»

«Сижу на берегу реки, рядом велосипед, холодный чай и комары. Еще светло, но сумерки сгущаются. Через 10 лет что со мною станется? Вообще-то в 27 лет я планировала уже умереть. Но для тех, кто в меня верит, напишу: создам группу (музыкальную); войду в труппу (театральную); приобрету вагон для передвижения и жилья; буду делать фильмы, буду учить детей, «ловить над пропастью во ржи»; напишу книгу от руки; буду надсмехаться над «правительством на местах» и над оте­чественным гламуром; буду поселяться в различных системах и разрушать их изнутри. Я покажу многим, какой может быть жизнь. Теперь напишу для тех, кто в меня не верит. В течение десяти лет я не выйду замуж; не заведу 3 детей; не стану бизнес-леди, не куплю шикарную красную тачку; не покину Россию и не уйду в монастырь.Все-таки надеюсь, что встреча через 10 лет состоится, и мировая война не начнется. Агата Д.»

…Без всяких амбиций и стремления «позвездить» я честно скажу, что ребят ко мне влекли наши разговоры о высоких смыслах, мое поведение в согласии с собственной совестью, внутренняя свобода и верность прописным истинам. Считаю, многие прописные истины тем и ценны, что объясняют нас нам самим. Одна из них – для учителей: «Человек есть то, во что в нем верят». Когда я прочитала это у Симона Соловейчика, то уже имела опыт работы в школе, поэтому полностью согласилась. Раз и навсегда: «Для чего вы входите в класс? Чтобы пройти программу? Нет! Чтобы укрепить веру каждого ребенка в себя. Вера человека в себя – национальное богатство народа».

***

Теперь про веру в учителя. Был ученик, который открыто обвинял меня в том, что я, такая как есть, мешаю ему быть таким, каким он хочет. Я его злила. Он всячески старался доказать мне, что я плохой учитель, уж никак не 100%. Он придумал даже такое обвинение: я плохо влияю на учительницу литературы, мешаю ей быть самой собой, так как она мне подражает, желая быть похожей на меня во всем. И я с ним про все это разговаривала: что коллега – моя давняя подруга, и естественно, мы похожи, что я не собираюсь доказывать свою стопроцентность, что я правда не для денег работаю, они не играют в моей жизни главную роль. Он не верил. Но я ему благодарна, он заставил меня подумать о своем профессиональном портрете.
Я не настоящий учитель, это правда. Я не владею методиками, для меня ничего не значит оценка – я всегда была против них на гуманитарных предметах, и мне все равно, какая у меня категория. От ее повышения или понижения я не стану лучше или хуже. В учительских конкурсах не участвую. Я развиваюсь с собственной скоростью и останавливаться не собираюсь. Для меня история и обществознание – отличный повод для встреч и общения с учениками. Но я не гуру, не сэнсей, мне просто очень интересно с ребятами.
Признаюсь, некоторые старшеклассники, зная, что у меня в четверг методический день, приходили ко мне домой вместо уроков в школе. Конечно, я их поругивала, но не выгоняла. Однажды один папа узнал, что его сын прогулял уроки у меня дома – я тогда заболела, попросила своего сына доехать в школу и сообщить – у нас телефона еще не было, а он вернулся с Пашкой.
Они меня тогда просто вылечили – занялись выпуском комически-критической газеты про свою школьную жизнь. Так вот его папа пригрозил написать на меня заявление, чтобы меня уволили, потому что учитель, у которого десятиклассники сидят дома в то время, когда они должны быть в школе, – не учитель. Пашка испугался, что так и будет, потому что папа был всегда последователен и вообще преподавал в военном юридическом институте.
Что я сделала? Я сообщила через Пашку, что приду к нему домой после уроков. Я не стала спрашивать, удобно ему или нет, просто сообщила, что иду. Конечно, когда я пришла, он стоял одетый на пороге: постучал по часам на руке и сказал, что у него пять минут. «Пять минут на своего единственного сына?» – Я развернулась и стала спускаться по лестнице, тогда он закричал, что двадцать у него найдется, но я сказала, что мне и двадцати мало. Тут он пригласил меня в дом, и дальше было то, что бывает всегда, – мы разговаривали. О нем и его сыне, обо мне и моей работе, о его студентах и взглядах на вопросы нравственности, дошли было до биографий, но уже пришла Пашкина мама, и мы стали пить чай. И все же папа остался при своем и напоследок выразил мне сочувствие: мол, наша школа еще не готова к хорошим учителям. «Наше с вами время еще не пришло», – сказал мне этот папа.

***

…Да, порой я остро чувствую свою неуместность в школе. Если бы меня держали тут только уроки, я бы три десятка лет не проработала! В школе, кроме учителя, можно быть кем угодно: ведущим праздника, художником, сценаристом, режиссером, артистом, фотолюбителем, КВН-щиком, психологом, журналистом, туристом – и это я еще не все из своих ролей перечислила.
Но вот коллеги считают, что моя беда в том, что я делаю много, но занимаюсь всем бессистемно, поэтому не создала в школе ничего стоящего. Кто-то создал музей и при нем находится, кто-то – клуб. А у меня всегда что-то неуловимое, зависящее от момента, от возможностей и состава ребят, от их желания делать что-то. Я даже опытом работы поделиться не могу – все происходит само собой.
И уроки у меня такие же. Приготовлю одно, а посмотрю на детей и все меняю. Наверное, «настоящие» живут по другим критериям. Я по своим, но и оценку получаю – по своим: от детей: «Чужая душа – потемки. Это правда. Но для вас нет ничего темного, может быть, потому, что темнота вас боится. Вы открываете самые потаенные уголки, освещаете их и пускаете в путь по правильному курсу. Вы не влезаете в душу, а осторожно входите, располагаетесь и остаетесь там навсегда. Каждый, кто знал вас, раскрыл себя, и на одного хорошего человека в мире прибыло» – это из письма Агаты. А на днях Галя Д. из 10 класса принесла мне листочек с размышлениями, и я ей кое-что написала, а она потом мне еще три письма принесла и тетрадь со своими стихами. Хорошо поговорили.
Вас все еще мучает образ «настоящего», «стопроцентного» учителя? Пусть его придумывают те, кто себя не нашел, или боится показать себя настоящего, или боится, что настоящий – неинтересен. Тем же, кто знает дело и хочет работать, образ не нужен. И регалии тоже.