Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №21/2013
Вторая тетрадь
Школьное дело

ВСТРЕЧНЫЙ КУРС


Куценко Елена

Инклюзивное образование в массовой школе: алгоритм становления

Из опыта работы школы № 169 Московского института открытого образования

Инклюзивное образование становится реальностью в массовой школе. И ситуация эта совсем не простая. Как для самого ребенка, его семьи, его новых одноклассников, так, конечно, и для учителя, если он ничего не знает об особенностях восприятия и поведения такого ребенка. Давайте уж честно признаем: инклюзия – прекрасная и гуманная форма образования, но без достаточного ресурсного обеспечения она невозможна. Чтобы не дискредитировать эту идею, можно посмотреть на удачные состоявшиеся формы инклюзивного образования; поняв принцип, адаптировать к своим реалиям и возможностям.

«Внутри» и «снаружи»

Одна из таких удачных форм инклюзивного образования реализуется в московской школе № 169. На практике инклюзия представляет собой долгий, кропотливый процесс постепенного бережного включения (что, собственно говоря, и есть перевод «инклюзии») особого ребенка в жизнь массовой школы. Это даже внешне разные пространства: педагоги и дети, занимающиеся по адаптированной программе, располагаются в специально обустроенных помещениях. Здесь принципиально такая же программа и учебники, как в обычных классах – ведь детям потом там учиться, а вот адаптация, дополнительные предметы и занятия – это только для особых детей. 
Помещения меньше обычных классов: одновременно там могут находиться не больше шести учеников. Им нужен специальный подход из-за расстройств эмоционально-волевой сферы, расстройств аутистического спектра, интеллектуальных нарушений и трудностей обучения. 
Сразу войти в класс массовой школы даже с тьютором они не могут. В первую очередь из-за особенностей поведения. В течение трех лет с ними занимаются по отдельной программе и готовят к вхождению в обычный класс. Это происходит постепенно. Первый класс – только социальная инклюзия. Дети учатся отдельно и встречаются с ровесниками лишь в пространстве школы: в раздевалке, коридорах, на праздниках. Со второго класса – по очереди идут на отдельные уроки в сопровождении взрослого, по мере взросления доля этих уроков нарастает. За три года особый ребенок постепенно привыкает к классу и учителю, а они привыкают к нему. 
Кроме того, с каждым ребенком успевают поработать многие специалисты, которые занимаются развитием, корректируют поведенческие особенности, проводят диагностику, чтобы определить, насколько ребенок готов войти в обычный класс. Не все дети это могут. 
Иногда ребенок, который успешно занимается в коррекционном классе, придя в обычный даже в сопровождении тьютора, теряется от слишком сложного пространства и обилия стимулов, пугается, замирает. Педагоги пробуют сделать этот шаг со всеми, но получается не всегда. И вопрос о том, пойдет ли ребенок, прошедший программу коррекции, в обычный четвертый класс, решается очень индивидуально. 
В коррекционных классах обстановка почти домашняя: есть, конечно, парты и доска, но стены увешаны рисунками, на стеллаже подписанные именами ребят пластиковые коробки со школьным имуществом каждого ученика. Как напоминание об официально-школьной жизни – расписание на сегодня, крупно написанное на маленькой доске. Таким детям очень важно знать порядок предстоящих занятий. 
Атмосфера на уроке тоже напоминает домашние занятия в детской. Вот третий класс занимается конструированием. Это дополнительный предмет, придуманный специалистами этой инклюзивной модели, чтобы знакомить с математическими представлениями, опираясь на развитие памяти, внимания, пространственных представлений. Дети изучают варианты взаимного расположения фигур: что такое «внутри» и «снаружи», как геометрические фигуры пересекаются. После объяснения учительница, роль которой выполняет нейропсихолог, предлагает самостоятельно прочитать и выполнить распечатанное на листах задание. В процессе выполнения идет «летучая» индивидуальная работа с каждым ребенком по очереди: одобрение, подсказка, помощь. Кто справился, тут же получает красивый красный плюсик.
Работа движется к концу, и вдруг за одной партой разворачивается драма. Ребенок не смог выполнить задание, сделал совсем-совсем не то. На листе появлется плюс, но рядом с ним маленький минус. Класс приступает к новому заданию, а мальчишка начинает плакать. Не рыдать напоказ, не истерить, а беззвучно плакать обильными горючими слезами, заливая ими неудачно нарисованные треугольники. Психолог мне потом объяснила: мальчик расстроился из-за того, что не смог все выполнить правильно. Впрочем, учительница быстро дала ему чистый лист и новое задание, которое он смог выполнить без ошибок. И получил большой-большой плюс.
Как же его, такого нерасторопного и ранимого, в третий класс? Там-то сплошь закаленные годами школьной жизни бойцы, сорвиголовы, не упускающие случая поддразнить тех, кто послабее.
– Может быть, нужна лишь индивидуальная работа, щадящая и эффективная? – С этим вопросом я обратилась к Людмиле Шаргородской, учителю-дефектологу, руководителю психологической службы средней общеобразовательной школы № 169 Московского института открытого образования.
– Нашим детям обязательно нужны помимо индивидуальных занятий общие уроки. Они дожны видеть, как выполняет задание другой ребенок. Часто бывает, что ребенок на индивидуальных занятиях и в коррекционном классе ведет себя совершенно по-разному. Эти дети постепенно учатся принимать во внимание мнение одноклассников. С возрастом, как у любого подростка, ориентация на взрослого снижается. И если не научить особого ребенка видеть окружающих, может, например, снизиться учебная мотивация: взрослый уже не указ, а что делают сверстники – не важно. Мы видим, что группа становится развивающей средой, детям важно дружеское общение, эмоциональный контакт со сверстниками. Это важно даже для детей с ранним детским аутизмом, хотя некоторые специалисты считают, что они могут обучаться только индивидуально, с опорой на собственные интересы ребенка. Если, например, ему нравятся паровозики, на них нужно учиться считать, читать, писать. Конечно, с этого можно начать, но потом сверстники и взрослые должны помочь ему эти интересы расширить.
– Как выбирают уроки для постепенного вхождения?
– В зависимости от интересов ребенка. Например, одному лучше пойти на изучение окружающего мира, где не так много дидактической работы. Другому, если у него интерес к математике и проблемы с развитием речи, – на математику. Третьему – на физкультуру. Можно сказать, что начинать лучше с предметов попроще, но каждый проходит этот путь по-разному. И решать надо в каждом случае индивидуально. 
– Это задача для целой команды. Какие специалисты должны объединить свои усилия, чтобы подобная модель заработала?
– Команда – действительно принципиально. Видение узких проблем должно объединяться в общую картину, а действия – согласовываться. Все учителя специальных классов имеют дополнительное дефектологическое образование. У нас работают нейропсихологи, логопед, учителя-дефектологи, игротерапевт и семейный психолог – семьи особых детей остро нуждаются в поддержке. Важную роль играет дополнительное образование: театральная студия, студия «Учимся общаться».

И урок выстроился

Без сомнения, кадровая проблема самая острая для тех школ, которые вольно или невольно начинают работать по программе инклюзии. Кто-то – потому что неподалеку закрыли специализированный интернат, кто-то – из соображений подушевого финансирования. В некоторых классах особые дети оказываются из-за того, что родители не хотят отрывать ребенка от семьи и отправлять в интернат. А ресурсы оставляют желать лучшего. 
Подобрать такую команду специалистов, как в школе № 169, может позволить себе далеко не каждая столичная школа. Что же говорить о небольшой районной? Какой минимум условий и ресурсов должен быть у школы, чтобы инклюзивное образование стало возможным? И как лучше всего организовать работу? Об этом я допытываюсь и у Людмилы Вячеславовны Шаргородской, и у Валентины Викторовны Алексеевой, исполнительного директора Центра лечебной педагогики, которая работает координатором инклюзии в школе № 169. 

Л.Ш. Совсем без привлечения специалистов это невозможно. Но если педагоги очень захотят и поставят себе целью вписать особого ребенка (за исключением, пожалуй, детей с серьезными поведенческими нарушениями, которые могут быть опасными для других детей) в образовательный процесс, то можно работать, привлекая ресурсы со стороны. Я сталкивалась с такой ситуацией: ребенок с ДЦП и задержкой умственного развития учится в классе, его сопровождают психолог и тьютор. Это минимальный вариант. Тьютором, кстати, не должна быть мама, которая всегда должна оставаться доброй, все понимающей и принимающей мамой, а тот, кто хоть немного отстранен и что-то понимает в области специальной педагогики. В таком случае можно пользоваться услугами специалистов, работающих вне школы, получать консультации дефектолога, логопеда. 
В.А. В некоторых регионах, например в Карелии, Татарстане, Архангельской области, Красноярске, создают при Центре психолого-педагогического сопровождения специальные мобильные бригады, курирующие отдельные школы. То есть специалисты приезжают, дают консультации, оказывают помощь учителям и тьюторам, проводят мониторинг.
– А что делать тем, кто живет за пределами этих регионов, а проблема стоит очень остро?
В.А. Можно, например, обратиться в Центр лечебной педагогики (http://www.ccp.org.ru/), который выиграл грант, позволяющий помогать в том числе и сельским школам. В проекте больше пятидесяти областей. Обратившись к специалистам через сайт, можно надеяться, что они приедут и окажут профессиональную помощь на уровне района.
– Теперь о том, что можно организовать на месте. Кто может стать тьютором для особого ребенка и в чем заключаются его функции?
Л.Ш. Эффективность работы тьютора будет значительно выше, если у него есть психологическое образование. Он подсказывает учителю, как можно адаптировать задания именно для этого ребенка, помогает наладить отношения с классом. Кстати, по опыту можно сказать, что один особый ребенок может чувствовать себя в классе не очень уютно. В принципе остальные дети относятся к одноклассникам с ОВЗ хорошо и даже опекают их. Но дружба может не возникнуть. И особенно в период раннего пубертата, когда дети склонны делиться на группы, особый ребенок может остаться один. Лучше, если их хотя бы двое, они дружат между собой, и это важно. Рекомендации тьютора могут существенно повлиять на ход урока. У нас был случай, когда учитель физкультуры из самых лучших побуждений давал поблажку особому ребенку, а остальной класс воспринимал это как несправедливость. Тьютор, видя ситуацию со стороны, подсказал коллеге, как можно дозировать нагрузку, не провоцируя конфликтных ситуаций. И урок выстроился.