ВСТРЕЧНЫЙ КУРС
Инклюзивное образование в массовой школе: алгоритм становления
Из опыта работы школы № 169 Московского института открытого образования
Инклюзивное образование становится реальностью в массовой
школе. И ситуация эта совсем не простая. Как для самого ребенка, его
семьи, его новых одноклассников, так, конечно, и для учителя, если он
ничего не знает об особенностях восприятия и поведения такого
ребенка. Давайте уж честно признаем: инклюзия – прекрасная и
гуманная форма образования, но без достаточного ресурсного обеспечения
она невозможна. Чтобы не дискредитировать эту идею, можно посмотреть на
удачные состоявшиеся формы инклюзивного образования; поняв принцип,
адаптировать к своим реалиям и возможностям.
«Внутри» и «снаружи»
Одна из таких удачных форм инклюзивного образования
реализуется в московской школе № 169. На практике инклюзия
представляет собой долгий, кропотливый процесс постепенного бережного
включения (что, собственно говоря, и есть перевод «инклюзии») особого
ребенка в жизнь массовой школы. Это даже внешне разные пространства:
педагоги и дети, занимающиеся по адаптированной программе,
располагаются в специально обустроенных помещениях. Здесь принципиально
такая же программа и учебники, как в обычных классах – ведь детям потом
там учиться, а вот адаптация, дополнительные предметы и занятия – это
только для особых детей.
Помещения меньше обычных классов: одновременно там могут находиться не
больше шести учеников. Им нужен специальный подход из-за расстройств
эмоционально-волевой сферы, расстройств аутистического спектра,
интеллектуальных нарушений и трудностей обучения.
Сразу войти в класс массовой школы даже с тьютором они не могут. В
первую очередь из-за особенностей поведения. В течение трех лет с ними
занимаются по отдельной программе и готовят к вхождению в обычный
класс. Это происходит постепенно. Первый класс – только социальная
инклюзия. Дети учатся отдельно и встречаются с ровесниками лишь в
пространстве школы: в раздевалке, коридорах, на праздниках. Со второго
класса – по очереди идут на отдельные уроки в сопровождении взрослого,
по мере взросления доля этих уроков нарастает. За три года особый
ребенок постепенно привыкает к классу и учителю, а они привыкают к
нему.
Кроме того, с каждым ребенком успевают поработать многие специалисты,
которые занимаются развитием, корректируют поведенческие особенности,
проводят диагностику, чтобы определить, насколько ребенок готов войти в
обычный класс. Не все дети это могут.
Иногда ребенок, который успешно занимается в коррекционном классе,
придя в обычный даже в сопровождении тьютора, теряется от слишком
сложного пространства и обилия стимулов, пугается, замирает. Педагоги
пробуют сделать этот шаг со всеми, но получается не всегда. И вопрос о
том, пойдет ли ребенок, прошедший программу коррекции, в обычный
четвертый класс, решается очень индивидуально.
В коррекционных классах обстановка почти домашняя: есть, конечно, парты
и доска, но стены увешаны рисунками, на стеллаже подписанные именами
ребят пластиковые коробки со школьным имуществом каждого ученика. Как
напоминание об официально-школьной жизни – расписание на сегодня,
крупно написанное на маленькой доске. Таким детям очень важно знать
порядок предстоящих занятий.
Атмосфера на уроке тоже напоминает домашние занятия в детской. Вот
третий класс занимается конструированием. Это дополнительный предмет,
придуманный специалистами этой инклюзивной модели, чтобы знакомить с
математическими представлениями, опираясь на развитие памяти, внимания,
пространственных представлений. Дети изучают варианты взаимного
расположения фигур: что такое «внутри» и «снаружи», как геометрические
фигуры пересекаются. После объяснения учительница, роль которой
выполняет нейропсихолог, предлагает самостоятельно прочитать и
выполнить распечатанное на листах задание. В процессе выполнения идет
«летучая» индивидуальная работа с каждым ребенком по очереди:
одобрение, подсказка, помощь. Кто справился, тут же получает красивый
красный плюсик.
Работа движется к концу, и вдруг за одной партой разворачивается драма.
Ребенок не смог выполнить задание, сделал совсем-совсем не то. На листе
появлется плюс, но рядом с ним маленький минус. Класс приступает к
новому заданию, а мальчишка начинает плакать. Не рыдать напоказ, не
истерить, а беззвучно плакать обильными горючими слезами, заливая ими
неудачно нарисованные треугольники. Психолог мне потом объяснила:
мальчик расстроился из-за того, что не смог все выполнить правильно.
Впрочем, учительница быстро дала ему чистый лист и новое задание,
которое он смог выполнить без ошибок. И получил большой-большой плюс.
Как же его, такого нерасторопного и ранимого, в третий класс? Там-то
сплошь закаленные годами школьной жизни бойцы, сорвиголовы, не
упускающие случая поддразнить тех, кто послабее.
– Может быть, нужна лишь индивидуальная работа, щадящая и эффективная?
– С этим вопросом я обратилась к Людмиле Шаргородской,
учителю-дефектологу, руководителю психологической службы средней
общеобразовательной школы № 169 Московского института открытого
образования.
– Нашим детям обязательно нужны помимо индивидуальных занятий общие
уроки. Они дожны видеть, как выполняет задание другой ребенок. Часто
бывает, что ребенок на индивидуальных занятиях и в коррекционном классе
ведет себя совершенно по-разному. Эти дети постепенно учатся принимать
во внимание мнение одноклассников. С возрастом, как у любого подростка,
ориентация на взрослого снижается. И если не научить особого ребенка
видеть окружающих, может, например, снизиться учебная мотивация:
взрослый уже не указ, а что делают сверстники – не важно. Мы видим, что
группа становится развивающей средой, детям важно дружеское общение,
эмоциональный контакт со сверстниками. Это важно даже для детей с
ранним детским аутизмом, хотя некоторые специалисты считают, что они
могут обучаться только индивидуально, с опорой на собственные интересы
ребенка. Если, например, ему нравятся паровозики, на них нужно учиться
считать, читать, писать. Конечно, с этого можно начать, но потом
сверстники и взрослые должны помочь ему эти интересы расширить.
– Как выбирают уроки для постепенного вхождения?
– В зависимости от интересов ребенка. Например, одному лучше пойти на
изучение окружающего мира, где не так много дидактической работы.
Другому, если у него интерес к математике и проблемы с развитием речи,
– на математику. Третьему – на физкультуру. Можно сказать, что начинать
лучше с предметов попроще, но каждый проходит этот путь по-разному. И
решать надо в каждом случае индивидуально.
– Это задача для целой команды. Какие специалисты должны объединить
свои усилия, чтобы подобная модель заработала?
– Команда – действительно принципиально. Видение узких проблем должно
объединяться в общую картину, а действия – согласовываться. Все учителя
специальных классов имеют дополнительное дефектологическое образование.
У нас работают нейропсихологи, логопед, учителя-дефектологи,
игротерапевт и семейный психолог – семьи особых детей остро нуждаются в
поддержке. Важную роль играет дополнительное образование: театральная
студия, студия «Учимся общаться».
И урок выстроился
Без сомнения, кадровая проблема самая острая для тех школ,
которые вольно или невольно начинают работать по программе инклюзии.
Кто-то – потому что неподалеку закрыли специализированный интернат,
кто-то – из соображений подушевого финансирования. В некоторых классах
особые дети оказываются из-за того, что родители не хотят отрывать
ребенка от семьи и отправлять в интернат. А ресурсы оставляют желать
лучшего.
Подобрать такую команду специалистов, как в школе № 169, может
позволить себе далеко не каждая столичная школа. Что же говорить о
небольшой районной? Какой минимум условий и ресурсов должен быть у
школы, чтобы инклюзивное образование стало возможным? И как лучше всего
организовать работу? Об этом я допытываюсь и у Людмилы Вячеславовны
Шаргородской, и у Валентины Викторовны Алексеевой, исполнительного
директора Центра лечебной педагогики, которая работает координатором
инклюзии в школе № 169.
Л.Ш. Совсем
без привлечения специалистов это невозможно. Но если педагоги очень
захотят и поставят себе целью вписать особого ребенка (за исключением,
пожалуй, детей с серьезными поведенческими нарушениями, которые могут
быть опасными для других детей) в образовательный процесс, то можно
работать, привлекая ресурсы со стороны. Я сталкивалась с такой
ситуацией: ребенок с ДЦП и задержкой умственного развития учится в
классе, его сопровождают психолог и тьютор. Это минимальный вариант.
Тьютором, кстати, не должна быть мама, которая всегда должна оставаться
доброй, все понимающей и принимающей мамой, а тот, кто хоть немного
отстранен и что-то понимает в области специальной педагогики. В таком
случае можно пользоваться услугами специалистов, работающих вне школы,
получать консультации дефектолога, логопеда.
В.А. В
некоторых регионах, например в Карелии, Татарстане, Архангельской
области, Красноярске, создают при Центре психолого-педагогического
сопровождения специальные мобильные бригады, курирующие отдельные
школы. То есть специалисты приезжают, дают консультации, оказывают
помощь учителям и тьюторам, проводят мониторинг.
– А что делать тем, кто живет за пределами этих регионов, а проблема
стоит очень остро?
В.А. Можно,
например, обратиться в Центр лечебной педагогики (http://www.ccp.org.ru/),
который выиграл грант, позволяющий помогать в том числе и сельским
школам. В проекте больше пятидесяти областей. Обратившись к
специалистам через сайт, можно надеяться, что они приедут и окажут
профессиональную помощь на уровне района.
– Теперь о том, что можно
организовать на месте. Кто может стать тьютором для особого ребенка и в
чем заключаются его функции?
Л.Ш.
Эффективность работы тьютора будет значительно выше, если у него есть
психологическое образование. Он подсказывает учителю, как можно
адаптировать задания именно для этого ребенка, помогает наладить
отношения с классом. Кстати, по опыту можно сказать, что один особый
ребенок может чувствовать себя в классе не очень уютно. В принципе
остальные дети относятся к одноклассникам с ОВЗ хорошо и даже опекают
их. Но дружба может не возникнуть. И особенно в период раннего
пубертата, когда дети склонны делиться на группы, особый ребенок может
остаться один. Лучше, если их хотя бы двое, они дружат между собой, и
это важно. Рекомендации тьютора могут существенно повлиять на ход
урока. У нас был случай, когда учитель физкультуры из самых лучших
побуждений давал поблажку особому ребенку, а остальной класс
воспринимал это как несправедливость. Тьютор, видя ситуацию со стороны,
подсказал коллеге, как можно дозировать нагрузку, не провоцируя
конфликтных ситуаций. И урок выстроился.