Единственность встречи

Вспоминаю сцену из давнего студенческого спектакля. Полутьма и медленный снег, идущий от зеркальной мозаики на глобусе. Мелодия песни на стихи Евтушенко «Идут белые снеги…». Парень и девушка направляются из разных концов сцены друг другу навстречу. С протянутыми руками. Мгновение, и они сойдутся. Зритель заворожен банальной доступностью этого сюжета и пропускает (режиссерский замысел) тот факт, что парень идет к другой, а эта девушка так и остается в трагически-просительной позе. Несколько пар, момент невстречи повторяется. Музыка гасит слезами мозг, хотя в песне вовсе не о любви, а о смерти. Запомнилось, как выясняется, на всю жизнь. 

Конечно, можно видеть в этом сюжет о метаморфозах любви.
Так и задумал режиссер, вполне вероятно. Но меня тогда уже, я помню, пора­зило другое. Это если и была катастрофа любви, вернее, ее ожидания, то уж никак не разлука. Потому что не было встречи. Встреча не состоялась.
Мотив расставания и прощаний нам всегда был понятен, может быть, в силу минорности российского менталитета. А как же чудесное явление встречи? Не только влюбленных, но и друзей. Умонастроений, темпераментов, культур, предпочтений, мечтаний, стилей, высот, на которых человек по определению должен быть один.
Все это действительно удача из невероятных. Потому что человек так устроен, что долго вынашивает свое, свою уникальность, которой дорожит и утаивает, как может, от посторонних. Как же он вдруг бросается навстречу другому и распахивает перед ним душу? Еще важнее, как тот, другой, который ведь тоже лелеял свою особость, внезапно пускает ее в оборот разговора, да еще и чувствует себя при этом едва ли не в первый раз счастливым? Почему они друг друга понимают?
Находится общий язык, про который говорят «птичий», потому что людям другого культурного вида и иного душевного склада он непонятен.
Они не могут наговориться, шалея от сходности взглядов и переживаний. Почему так случается? Откуда такое чудо?

***

Это происходит не так уж часто. Великие примеры мы знаем наперечет, нет нужды их снова перечислять. В обиходном разговоре говорим про них: повезло. Ну да, конечно, это удача. Могли ведь и не встретиться, не совпасть в годах или в географии. Еще роль бытового случая, несомненно. Тут тоже пускаемся по проторенным философским дорожкам. Судьба, мол, прикидывается случаем, или случай выполняет заказ судьбы. Так или иначе получается, что это выпало на их долю нежданно-негаданно, а сами они были вполне пассивными существами и только ждали подарка небес.
Нет, все происходит не так. В человеке либо есть ожидание встречи и, главное, готовность к ней, либо нет. Это не то что «весь настежь распахнут», но жгучее желание диалога, контакта, открытия. Ведь надо смотреть трезво: полное совпадение душ и умов невозможно, да и противно это повадкам природы. Встреча происходит в однонаправленном устремлении, в общем интересе, в темпераменте мысли. И опять же в готовности к открытию, которое высекается в соприкосновении двух не затопленных в себе, но требующих какого-либо свершения душ.
Симон Львович Соловейчик любил философа Алексея Ухтомского и не раз повторял из него любимую фразу: «Плут и обманщик увидит плута и обманщика и тогда, когда перед ним пройдет Сократ или Христос: он не способен узнать Сократа или Христа и тогда, когда будет лицом к лицу с ними». Вот в чем она, готовность к Встрече: в правильной настройке души.
Сам Соловейчик был именно таким человеком. Так в его судьбе появилась Вера Августовна Лотар-Шевченко, пианистка, француженка, прошедшая лагеря. Молодой журналист встретил ее в Барнауле, где она работала в филармонии и играла в пустых залах, и был потрясен ее игрой, а затем и судьбой. В «Комсомолке» появилась статья «Пианистка», после которой для нее открылись лучшие залы страны. А в жизни Соловейчика появился дорогой ему человек.
Так он открыл для себя, а также для многих читателей и педагогов В.А.Сухомлинского. Случилось это тоже как будто случайно. Вот рассказ Симона Львовича: «Недавно произошло событие, которое придает имени Сухомлинского совершенно новое качество. Событие это вот какое: в Киеве, в издательстве «Радянська школа», вышла новая книга В.А.Сухомлинского «Сердце отдаю детям». Читатель поймет мое волнение: не каждый день бывает так: поднимаешься из метро, на всякий случай подходишь к книжному киоску и берешь в руки книгу – и вдруг чувствуешь, что ты держишь в руках нечто совершенно необычное, нечто такое, о чем позже, уверен, будут писать во всех учебниках педагогики...»
Читатель, быть может, и поймет автора, но далеко не всякий читатель поступит так, как Соловейчик. Он стал страстным пропагандистом опыта директора Павлышской школы, писал о нем, собрал избранные его тексты в книгу. Готовность почувствовать волнение при встрече с честным талантом – вот в чем дело.
 Также Соловейчик искал и находил учителей-новаторов – от Шаталова и Ильина до Амонашвили и Лысенковой. И все, как он сам утверждает, случайно. А уж знакомство с Фрунзенской коммуной в Ленинграде вовсе похоже на анекдот из жизни настырного журналиста. Симон Львович вспоминает: «Работая в «Пионере», я должен был ходить на всякие совещания по пионерским делам. На одном таком совещании в маленьком зале в перерыве я услышал, что люди впереди меня говорят о чем-то очень интересном. Что было делать? Подслушивать было нехорошо, но и не слушать я не мог. Я вмешался».
Вмешаться, пойти навстречу Встрече – таков характер Соловейчика. И он в очередной раз не ошибся. Знакомство с Игорем Петровичем Ивановым, Фаиной Яковлевной Шапиро, а потом и с коммунарами на всю жизнь осталось одним из важнейших и для него, и для них.

***

В первой четверти жизни юноша при удачном раскладе не только набирает скорость, но и примеривает на себя тысячи вариантов жизненного поведения. Потом жизнь выстраивается, вариантов да и возможностей становится меньше. Для того чтобы что-нибудь совершить, требуется целеустремленность и сосредоточенность на главном. Это нормально.
Однако человек творческий и в эту пору продолжает оглядываться по сторонам. Не рассеянно, а с ястребиной прицельностью, понимая, что, кроме профессионального самоопределения, существует бесконечный ряд предметов, переживаний, ситуаций и лиц, в котором сам он – только одна из возможностей. Для правильного ощущения себя, для непрерывного развития ему все время нужны другие. Плохо, если дорога превращается в тоннель, а простор обрастает крепостными стенами. О чем, как не об этом, говорит герой Чехова: «Человеку нужно не три аршина земли, не усадьба, а весь земной шар, вся природа, где на просторе он мог бы проявить все свойства и особенности своего свободного духа».
Вот, собственно, почему необходима открытость, состояние диалога и постоянная готовность к встрече. Разные варианты поведения и состояний мы проживаем сначала с помощью искусства. А ведь всякий музыкант, художник или писатель, с которым вступаем в диалог, – это тоже счастливая встреча. Здесь избирательность ничуть не меньше, чем в любви, а значит, и удача огромная.
Мы беседуем со своими мертвецами. Это тоже необходимо для нормального кровообращения памяти, которая питает совесть и обновляет душу.
Мы беседуем с самим собой, прошедшим. Пытаемся найти смысл своего пути и для этого снова и снова проходим его зигзагами. И этот диалог требует открытости и смелости, которых многим не хватает, слишком рано прекращают они разговаривать с собой. Встреча с собой в прошлом – это тоже Встреча, и она случается еще реже, чем прочие.
У раннего Иосифа Бродского есть потрясающее стихотворение «От окраины к центру». Он бродит по местам своей юности и любви и прямо говорит о встрече:

В ярко-красном кашне
и в плаще в подворотнях, в парадных
ты стоишь на виду
на мосту возле лет безвозвратных,
прижимая к лицу недопитый стакан
лимонада,
и ревет позади дорогая труба
комбината.
Добрый день. Ну и встреча у нас.

Здесь же: «Добрый день, моя юность. Боже мой, до чего ты прекрасна». В этом стихотворении к поэту приходит необычайная догадка не то что о встрече в раю, но о том, что сама память, открытая для восприятия и диалога, является местом постоянной, вечно продолжающейся встречи:

Значит, нету разлук.
Существует громадная встреча.
Значит, кто-то нас вдруг
в темноте обнимает за плечи,
и полны темноты,
и полны темноты и покоя,
мы все вместе стоим над холодной
блестящей рекою.

Да, это своеобразный вариант вечности, в которой разлука только условие пути и его поворотов, едва ли не мнимость: «Значит, нету разлук. Значит, зря мы просили прощенья у своих мертвецов». Так странным образом совесть не успокаивается, нет, а пребывает в состоянии нормального бодрствования.