Педагогика нетерпения: результаты, обратные ожидаемым

"Верните здравый смысл  в воспитание  ребенка" 

...Ни в одной области нетерпение поскорее вырастить из ребенка взрослого не проявляется отчетливее, нежели в отношении к учебе. Один школьный инспектор попро­сил учителей нескольких школ в своем округе задать уче­никам вопрос: «Что бы сделали твои родители, если бы могли как-то тебя изменить?» Подавляющее большинство ответили: «Сделали бы меня умнее». И лишь один ребенок сказал: «Я им нравлюсь таким, какой я есть».
Истерия вокруг высшего образования – болезнь, достигшая эпидемического масштаба. Каждую весну в семьях выпускников старших классов наступают тяжелые времена – родители отчаянно ждут известий из приемных комиссий, а когда получают отказ, можно подумать, что настал конец света.
Мы так стремимся научить своих детей всему и сразу! Одна экспериментальная школа в Вашингтоне ввела уже на уровне детского сада обучение чтению, литера­туре, композиции, риторике, орфографии, грамматике, чистописанию, основам геометрии, физики, географии и истории. Мартин Тольчин в статье «Дети под давлением» в The New York Times Magazine пишет: «Бешеная гонка за славой и успехом начи­нается задолго до детского сада. Специалисты, которые работают с детьми, начинают понимать, к чему приводит такая родительская озабоченность. Учителя и школьные психологи отмечают все большее психологическое напряжение у учащихся. По крайней мере в одном детском саду транквилизаторы уже стали привычной составляющей ежедневного меню».
Итак, на наших глазах развивается такой же подход к детству, росту и развитию, как и к современной науке. Мы живем в эпоху, когда наука и технология стали но­вой религией, путем к спасению.  
Стремясь познать все и понять собственную природу, мы использовали методы и процедуры, совершенно недопус­тимые в общении между людьми, а в результате отошли от собственной человечности.
Нам постоян­но твердят, что нашим детям предстоит жить в мире, где объем доступных и необходимых знаний и сведений будет нарастать в геометрической прогрессии, и если мы хотим, чтобы впоследствии дети смогли все эти знания усвоить, нам нужно научить их в детстве как можно лучше.
Джон Хольт в книге «Как дети терпят неудачу» расска­зывает, что все больше детей не могут освоить школьную программу.
Они терпят неудачу, потому что боятся... они боятся глав­ным образом самой неудачи, а еще – разочаровать, огорчить множество нервных взрослых вокруг, чьи беспредельные на­дежды и ожидания нависают над детскими головами грозо­вой тучей. <...> Школы всячески поощряют зубрилок, детей, которым нужно получить «правильный ответ» любой ценой. <. ..> А мыслителям в тех же школах приходится, как правило, несладко. <...> Ожидание и страх неудачи – если они доста­точно сильны – могут привести к тому, что дети начинают вести себя и думать особым образом... как животное, убега­ющее от опасности, – уноси ноги, не оборачивайся, запомни, откуда исходила опасность, и держись оттуда подальше.
Совершенно очевидно, что мы не поощряем любовь к знаниям, а делаем так, чтобы все больше наших детей боялись ходить в школу.
Ирония судьбы – и какая ирония! – заключается в том, что хотя морально-этическое воспитание ребенка становится все важнее – учим мы детей подобным материям все меньше и мень­ше
В наших крупных городах насчитываются буквально тысячи школ, где учатся по 3–5 тысяч старшеклассни­ков, каждый из которых отнюдь не понаслышке знаком с опытом гомосексуальных и лесбийских отношений, внебрачных беременностей, употреблением марихуаны и героина, преступностью и насилием, распадом семьи, расовыми предрассудками, школьной неуспеваемостью и исключением из школы, с прогулами и шпаргалками – и практически ни в одной из этих школ не было гибкой, сколько-нибудь осмысленной программы, которая по­могла бы ученикам справиться с такими проблемами повседневной жизни. Обсудить подобные вопросы им не с кем, не существует никаких курсов поддержки для уча­щихся, столкнувшихся с этими силами в своей жизни, нет никакой возможности изучить себя или научиться жить в мире, в котором человек сталкивается с неимоверны­ми социальными трудностями. Вместо этого мы озабо­чены сочинением академических программ, правил и установлений для борьбы с нарушениями дисциплины и изобретением всевозможных хитроумных способов затолкать побольше фактов в головы, невосприимчивые к теоретическим знаниям, потому что они заняты совсем другим. В таких чрез­вычайных обстоятельствах необходимо отмести большую часть школьной программы, реформировать методы обу­чения, создать небольшие дискуссионные группы и обу­чить персонал, который мог бы вести уроки человеческих взаимоотношений, – а мы ломимся вперед, словно ничего не происходит, и говорим о том, как научить детей усваивать факты еще быстрее.
Дегуманизированное общество должно быть готово к последствиям своих поступков.
Нам грозят серьезные неприятности, если мы вздумаем отделять интеллект от таких эмоциональных и социальных качеств, как душевная теплота и сострада­ние, воображение, способность к рефлексии, творчество, юмор и чувство общности с другими людьми. Непомерно высокий статус объективных оценок, переполненные классы в начальной школе, из-за чего делается упор на предмет, а не на отно­шения маленького человека с учителем, возвращение к идее сверхценности изучения отдельных предметов в про­тивоположность исследованию как таковому – все это отражает склонность к обезличиванию детей и, по всей видимости, безразличие ко многим важным аспектам лич­ностного роста и развития.
То, что в школах становится все больше неуспеваю­щих – не случайно. И не случайно, что некоторые из самых способных учеников разочаровываются в жизни.
Обезличенные сообщения, имеющие судьбоносный смысл, – это реалия повседневной жизни наших детей, и самое страшное – они быстро приучаются так жить! Одна мать рассказывала мне, что школьный дневник ее дочери-старшеклассницы теперь печатается на компьютере. В машину вкладывается всевозможная информация – в том числе результаты контрольных, оценки за неделю и прочее, – а потом, переварив все это, машина печатает в дневнике: «Продолжай стараться» или «Подтянись по математике». Моя знакомая наивно спросила дочку: что, все эти рекомендации вписывает в компьютер классный руководитель? С необыкновенным презрением и снисходительностью Бетти ответствовала: «Мама, иногда я тебе просто поражаюсь. Сама подумай – это же сообщение компьютера!»
Технология наводнила мир богатством и роскошью и навсегда изменила жизнь наших детей. Дети стали крупнейшим экономическим рынком. Детей бомбардируют предложениями, а значит, и нас бомбардируют предложе­ниями, и оказывается, что дети окружены всевозможными материальными благами, для приобретения которых им не нужно напрягать воображение, не нужно развлекать самих себя, и все их имущество до смерти им наскучило. Изобилие предоставляет детям удовольствия, к которым они не готовы, и вещи, которые им не нужны.
Мы хотим, чтобы дети нас любили каждый день и каждый час. Мы хотим, чтобы они были счастливы, легко учились, были усидчивы и при этом спортивны, незави­симы и почтительны, уравновешенны и интересны. И если, несмот­ря на все усилия, нам почему-то не удается превратить нормальных симпатичных маленьких разбойников в чело­векоподобных роботов, мы пугаемся, злимся и мучаемся от ощущения полного провала. Какими бы умными мы ни были, у детей всегда бывают сложности и отклонения, взрослеть всегда трудно – и всегда было трудно, и все­гда будет; дети неизбежно узнают, что такое неловкость, грусть, подавленность, раздражение, разочарование, доса­да, страхи и нервное напряжение.
Итак, по моим представлениям, мы пытаемся уничто­жить детство, и именно поэтому быть ребенком в наши дни так трудно. Какие бы страшные испытания ни выпа­дали на долю детей в прошлом, никогда главным врагом не становилось детство как таковое. И самое печальное – нынешняя склонность к истреблению детства и состоит в том, что все, кто каким бы то ни было образом был свя­зан с развитием детей в последние 50 лет, единодушно соглашаются: ни в коем случае нельзя упустить ни од­ного аспекта детства, дети не могут вырасти сильными и цельными, если на каждой стадии роста не удовлетворять их психологические, физические, интеллектуальные и социальные потребности. Антидетский социальный кли­мат лишает детей самого естественного и человечного в них самих и обрекает всех нас на страшную духовную нищету.
Я убеждена, что, пытаясь искоренить детство, мы по­губим и своих детей, и себя. Общество, которое с подо­зрением, нетерпением и враждебностью относится к дет­ству, носит в себе ужасную, смертельную заразу, которая поражает без разбора и детей, и взрослых. Невинность, восторг, любопытство, живость, открытость к миру – нам всем так нужны эти детские качества. Без них мы теряем связь со всем тем, что молодо, нежно и полно творческих сил в нас самих. Теряя терпение при столкновении с детством, лишив себя радостей детства, мы теряем связь со своим глубинным «я», с собственным ростом и становлением. Отчуждаясь от детства, мы отчуждаемся и от источников чувства в себе. Если мы и вправду утратили связь с дет­ством, если боимся его и презираем, значит, мы страшно измельчали и не живем, а существуем.
Конечно, я нарисовала мрачную картину. Но я бы не стала трудиться, если бы у меня не было фундамен­тального оптимизма, твердой веры в то, что мы способны что-то изменить.
Я прекрасно знаю о том, что тысячи педагогов и родите­лей преданно и мудро делают все возможное, чтобы дети нормально росли, я знаю, как чудовищно сложны наши проблемы и какая на нас лежит немыслимая ответствен­ность. Но все мы – сообща, со всеми нашими талантами и способностями – сумеем начать новые программы, выработать новые подходы, найти новые способы совладать с трудностями, которые встали перед нами.