«Все у меня получилось. Ему нравится учиться!»

Студенты на педпрактике – что может быть интереснее? И если быстро, по горячим следам записать их впечатления,  можно увидеть совершенно новые горизонты профессии. Лиза и Саша, студенты-психологи, проработали месяц в детском доме «Незнайка» – там дети, время которых в основном проходит в больнице, они не учились или мало учились. Дети-инвалиды. И когда их начинают учить обычными методами – они плачут.  А правильно заниматься с ними – это выйти на индивидуальную программу, создать зону комфорта и радоваться уже тому, что ребенок смог сделать то, что вначале ему было недоступно. И вот сюжеты о том, как это бывает…

…Когда мы подъехали к школе и вышли, первый, кого увидела –  Илья. Он сам выскочил – и ко мне. Получилось, это он меня выбрал. Мы немного поговорили. Первое занятие – «я не люблю никакой предмет… не нравится учиться… нужно делать уроки».  Чувствовалось, что Илье не нравится разговаривать, ему это тяжело дается. Мы стали смотреть его фотоальбом, передвинулись в историю, и тут он начал что-то обсуждать. Но было видно: у него большое  желание угадать, сказать правильно. А «просто думать и говорить» он не умел. И элементарного жизненного опыта мало: что соль соленая, липкая, щиплет ранку – этого он не знает. Это было самое трудное – чего еще самого простого они не знают. Было так: я говорю Илье – через 20 минут приходи. А он не пришел. И уже не первый раз! Устанавливаем время, а его нет. Что приходит в голову? Невоспитанный ребенок. Или заигрался? Может, у него нет часов? И так далее – пока его самого не спросила, а он ответил: я не знаю часы. Странно, да? В 9 лет. А с другой стороны, зачем ему часы – образ жизни такой, что они не нужны: нянечка подняла, в столовую позвали, на занятие привели – взрослые сами знают, когда что.
Так что у нас были занятия-прогулки по комнатам, чтобы поговорить о предметах, о том, что это, какое оно, зачем. Постепенно и на занятии дуэт стал получаться, когда он делает, решает и говорит со мной вслух, – только после того, как я свой ресурс скрепила с его ресурсом.
Работа шла очень медленно: надо  додумываться, лезут сомнения, верно ли я делаю. Можно ли подсказывать? Как можно помогать, а как нельзя? Примерно через неделю приехали люди с кафедры, мы им рассказывали, задавали вопросы, сидели допоздна. Нам очень хотелось результата, но был страх сделать хуже. Мы движения не видели, а если видели – сомневались: это ли то, что надо? Постепенно пошла работа. 
Но вот приехали ко мне на урок – ошибок и недочетов пропасть. Замечания, главным образом о том, нужно ли ребенку то, что я делаю на занятии. Илья был несобранный, урок ужасный –  но я все равно шла по своему плану и не включалась в ребенка.
Психологический коллектив не педагогический – мы знаем, что у каждого своя позиция, я ее проговариваю, меня интерпретируют, я начинаю понимать, что ошибка моя тянется издалека, а я не знала. То есть я достигла своей цели, не зная цели ребенка,  у меня эйфория, я довольна, а детям ничего не дала.
А казалось бы, просто: что ты хочешь узнать сегодня, чем готов заняться? Ах,  сложение через десяток перепрыгнуть? Давай. То есть когда ребенок имеет представление о своей цели, он дорогу видит, тогда идет и собирает в движении то, что не знает, не понимает – и так себя обнаруживает. «Реши» – «я не могу», «попробуй» – «нет», «а как ты раньше  мог» – «а… да, мог». И мы столько всего выполнили, исходя из «ты же смог тогда».  Илья стал увереннее, перестал бросать начатое, а еще он начал спрашивать.

 ***

…У меня такая позиция в жизни: нужен максимальный результат. К тому же я спортсмен – превозмоги! Вот я пришел наставником, и сейчас все узнают, как надо. И это сыграло поначалу негативную роль, я пытался применить неприменимое. Но на практике я постепенно научился слышать себя.
Мне сразу объяснили, что Эдик больше 10 минут заниматься не может, а я подумал, что скорее всего это взрослым терпения не хватает. Так что в первый же день мы крупно поссорились, но столкнуться характерами надо было. Тогда я увидел, что мы одинаковые, упертые – я ведь тоже из детского дома, а он тоже футболист. Стал думать: мальчик с таким же характером, как у меня, значит, будет стоять на своем до конца – надо ему уступить. Я предложил перенести решение о нашем расставании на завтра, а сейчас полчаса позаниматься, Эдик согласился. Он неохотно меня слушал, а я пытался передать ему свое великое желание помогать. Он никак на него не откликался, но на следующий день заниматься со мной не отказался.
Для занятий русским языком мне удалось сразу найти метод: я быстро рассказывал правила и тут же записывал их кратко на карточки – это была игра: они переворачивались, и на «рубашке» была подсказка. Эдик мог открыть,  но старался не делать этого, только рукой тянулся к нужной. А потом я их убрал, и он находил нужный ответ, поворачивая голову к тому краю стола, где они были.
Удивительно, но хорошо научившись чему-то одному (склонению существительных), он стал легко восполнять недостающее, и мы много всего из этих склонений вытянули. По два часа он высиживал, делал, «давай еще». Особенно после отбоя под лампой ему нравилось учиться. Я понял, что Эдик не тот человек, который может заниматься по чуть-чуть, наоборот, ему нельзя дробить время занятия, потому что перерыв его полностью отключает от темы.
Так-то оно так, но что показать людям с кафедры, которые приедут на занятие? Что мы хотя бы контакт наладили? А ведь надо динамику показывать. Что мы с Эдиком совпали по психотипу? Но кого это волнует. Что я предлагаю себя как друга и смотрю, как идут дела, – но что это за метод? В общем, обсуждение моего занятия с Эдиком шло три с половиной часа, и я уверовал, что результата нет.
Но в конце практики он зашел в комнату, где я просто так сидел, и сказал: «Я пришел заниматься». – «С кем?» – «С тобой». Я был поражен: ничего на сегодня не назначалось! А во вторую минуту я был счастлив: все у меня получилось, ему нравится учиться!