ЗАДАЧА НА ПОНИМАНИЕ
Каждый урок – в точку, если это точка выбора!
Главный педагогический эффект в том, чтобы ученик оказался вынужден подумать сам за себя: «А что мне действительно нужно?»
Умение выбирать, отстаивать свою позицию не раз потребуется в
жизни от наших выпускников. И педагог, создавая для ребят пространство
самоопределения, как никто другой понимает, какой груз взваливает на
детские плечи. Поэтому готов мириться с трудностями, с неизбежными
оплошностями. Сложно сказать, страдает ли от этого уровень знаний
каждого отдельного ребенка, зато очевидно выигрывает уровень его личной
ответственности, его способность осознанно и самостоятельно совершать
какие-то действия. Разве не в этом настоящий смысл нашей работы?
Возможны варианты
Впервые за четверть века преподавания решился на отчаянный
шаг. Спросить у детей на уроке: «А сами чего хотите делать?»
И ведь решился только сейчас не потому, что раньше интеллектуально был
незрел, не мог разные темы вести. Не готов был к тому, что покрутят
дети пальцем у виска и скажут: «Совсем чудной стал учитель, не знает,
что ему преподавать, у нас спрашивает».
– Вот, – говорю, – разные есть темы. Курс мой – изучение
культуры, введение в гуманитарную науку. Чем будем заниматься? Можно, к
примеру, изучать семью в разные эпохи. Тема хорошая, полезная, вам же
всем, в конце концов, жениться или замуж выходить. Хотите?
– Интересно, – говорят. – А еще какие есть варианты?
– Второй вариант, – продолжаю. – Помните, в прошлом году мы
смотрели с вами фильм «Малыши» и изучали, как у разных народов детей
воспитывают? А на последнем уроке ходили с десантом к второклассникам,
и они хлопали в ладоши от радости. Хотите, будете учителями и пойдете к
ребятам уже не на один урок, а на целую четверть, занятий на десять?
Такой проект сделаем – вы будете руководить их работой, смотреть с ними
фильмы, книжки читать, газеты, они интервью будут у родителей брать и
вместе с вами записывать.
Оживление в классе.
– Хотим, – говорят. – А еще что есть у вас?
– Что ж, – говорю, – есть третий вариант. По истории вы
проходите XIX век. Я вам собрал тексты для политических дебатов или
даже для исторического суда. К примеру – Николай Первый. Есть тексты
противников, критиков царя. А есть – людей, которые высказывали точку
зрения власти. Устроим поединок? И в жизни вам пригодится: в политике
будете разбираться. Да и просто интересно, настоящий исторический
театр. Любите ли вы театр?
– Любим, – отвечают. – А еще?
– Ну ладно, – говорю. – Давайте философией займемся! Конечно,
страшно – философия... Но мы будем о простых вещах говорить. Каждый
предложит какую-нибудь тему. Кого из вас что интересует?
– Что означают наши сны?
– Почему взрослые не любят ту музыку, которую слушаем мы?
– Представляют ли какую-то опасность мигранты?
– Надо ли воспитывать детей в строгости?
И тут прозвенел звонок.
Через три дня Матвей говорит на перемене:
– Ну, вы определились с темой?
Три дня думал. Не определился.
Через неделю проголосовали. Голоса разделились примерно поровну. Даже
за исторический проект, казалось бы, самый серьезно-научный, кто-то
высказался. Причем в разных классах голосование прошло по-разному.
Интересно было послушать тех, кто голосовал за совместный проект с
начальной школой. Как они мотивируют свой выбор: вообще-то надоело
учиться. Пора уже рассказывать кому-то другому. Обращаю внимание: так
высказались ученики новенькие, которые только-только пришли в школу.
А теперь позволю себе некоторые наблюдения.
Первое. Все-таки дети не смотрели на меня как на сумасшедшего. Не
удивились, что ненормальный учитель не знает, что делать.
Второе. Говорят, подросткам ничего не интересно, и ничего они не хотят.
Но вот же, после каждого предложения говорят: «хорошо» или «интересно,
а что у вас еще есть?» И ты понимаешь, как много в жизни и в школе
интересных вещей. И как много всего, чего они хотят: смотреть фильмы,
обсуждать, вести уроки для маленьких, играть в историческом театре,
заниматься философией.
И это обычные дети – у меня в основном мальчишки, 8–9 классы.
Третье. Сколько мы говорим о планировании. Понимаю, наша реальность
такова, что у учителя должна быть утвержденная программа, в журнале –
соответствующие записи… Но если говорить не о том, что сегодня, а по
большому счету: что такое образование, как не общение взрослого,
который хочет что-то рассказать, и маленького человека, которому что-то
интересно?
Точка выбора
Ввел свободное посещение уроков. Правда, не всех, а только
моего, отдельно взятого. В начале темы (в этой четверти «Культура
Древней Греции») список текстов, которые нужно прочитать, и фильмов,
которые нужно посмотреть. График семинаров. На каждый урок-семинар
приходят те, кто прочитал или посмотрел, остальные в библиотеке читают,
в компьютерном классе смотрят.
Минусов – длинный список.
Всего шесть человек из пятнадцати услышали об архитектуре Древней
Греции и узнали, чем отличается дорический ордер от ионического,
Пракситель от Поликлета. Обидно. Разумеется, не все стремятся работать
на самом высоком уровне. Из четырех уроков они приходят лишь на один, а
остальное время проводят в библиотеке. Что греха таить, некоторые не
доходят и до библиотеки. А возмущение родителей? «Для чего она, ваша
свобода?» И «сами виноваты», и «распустили», и «говорили же вам». И как
итог: «два года назад надо было в кадетское училище отдавать».
А плюс всего один.
Каждый ученик перед уроком оказывается в непривычном для себя
состоянии, интересном и полезном. Он должен думать и выбирать.
Принимать решение. Заранее, совершив усилие, подготовиться к семинару,
прочитать книгу, посмотреть фильм и прийти на урок с гордым и
счастливым видом – или никуда не ходить, а посидеть в библиотеке. В
этой ситуации развилки, кажется, и есть самое главное. Включается то,
что мы называем словом «сознание».
По большому счету все остальные состояния ученика неинтересны. Они
ничего не говорят о нем как о человеке. Во всем прочем ребенок, да и
взрослый, просто следует заведенному порядку вещей. Он нигде не может
проявить себя как самостоятельный человек или просто как человек. И
только когда мы говорим: ты сам можешь подумать за себя, сделать
выбор – идти на урок или не идти, знать о греческом искусстве или не
знать – вот это и есть точка включения сознания.
Быть может, большего педагогического эффекта я бы достиг, если бы все
пришли на урок и я всем рассказал об отличии композиций западного и
восточного фронтонов храма Афины Ахайи на острове Эгина. Конечно, это
было бы правильное и полезное решение для них, более того, всем было бы
интересно.
Но все же, думаю, главный педагогический эффект не в том, что ученик
знает о скульптуре раннегреческой классики, а в том, что я поместил
подростка в эту точку, точку выбора, где он оказался вынужден подумать
сам за себя: «А что мне действительно нужно? Чего я хочу в жизни? И
вообще, зачем я пришел сюда, в школу?»
Расширение контекста
С 11 классом мы просто смотрим фильмы. Понимаю реакцию
серьезных учителей: 11 класс, экзамены. Но когда по всем предметам
экзамены, хоть что-то можно сделать просто для себя, без всяких
причинных зависимостей. Кроме того, далеко не все подростки, став
взрослыми, будут читать классическую литературу. А смотреть фильмы
будут все. Привить хороший вкус и умение видеть, понимать и говорить –
дело полезное. Фильмы – в большей степени территория подростка, чем
классическая литература, и на этой территории учитель должен был бы
уметь работать.
Фильмы выбирались мной не просто так. «Город Зеро», «Тот самый
Мюнхгаузен», «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен»,
«Покровские ворота». Курс мог бы называться «История СССР через призму
кинематографа».
Ну а потом пошли фильмы зарубежные. «Долгая помолвка». Режиссер – Жан
Жане. В главной роли – Одри Тоту.
Последняя сцена фильма. После нескольких лет поисков Моника Матильда
узнает о том, что он жив, но потерял память и находится в клинике. И
вот он сидит в глубине сада, вырезая что-то на шкатулке. Матильда идет
по этому саду: явно затянутые кадры, удлиняющие наше ожидание. Она
подходит к Монику, он не узнает ее. Матильда сильно прихрамывает –
следствие церебрального паралича, и Моник спрашивает: «Тебе больно
ходить?» Этот вопрос он задавал ей много лет назад, еще в детстве, в
довоенное время. И он словно возвращает их в самое начало их любви.
Моник и Матильда находят друг друга в цветущем саду. Для меня,
взрослого человека, который прочел много книг, образ очевиден. Сад,
куда возвращаются двое влюбленных, – это Эдемский сад. Возвращение в
Эдем – известный сюжет европейского искусства.
Дети говорят: нет. Мы этого не видим, и ассоциации не возникает. Если
так, как вы говорите, были бы намеки и в первой части фильма.
Задумываюсь. Если для меня очевидно, что этот образ есть, а для детей
так же очевидно, что его нет – что же на самом деле? Спор невозможен.
Сколько бы аргументов я ни приводил, они говорят – этого нет, «это
просто красивая природа». И они абсолютно правы. Сложно согласиться с
мыслью, которую тебе навязывают.
А что, если и режиссер не имел этого в виду и не думал это показать, а
я увидел – имею ли я право на такое толкование? Я сдерживаюсь и не
говорю: я более образованный человек, в три раза старше вас, я читал
Ветхий Завет, а вы нет, я прав.
Когда встречаются люди с разным жизненным опытом и картинами мира и в
одном и том же произведении один человек видит одно, а другой – другое,
возможно ли настоящее понимание?
Первая сцена из этого фильма – оторванная деревянная рука Христа,
висящая на кресте, а на заднем плане – линия фронта, мертвые тела, поле
в рытвинах. И потом – даже не ужасы, а запредельность войны.
Разорванный на куски человек, солдат, который топит офицера в грязи. На
мой взгляд – так не войну можно показывать, а разве что только ад.
Подростки говорят – нет. Это нормально. Это реалистичная картина войны.
Моя картина мира и их. Они воспитаны на других фильмах. Где кровь и
внутренности. Для меня это с-лишком, через край. Есть две разные
системы координат. Казалось бы, довольно близкие люди, разница 30 лет –
в принципе не можем понять друг друга, потому что у нас разные
реальности в голове. Мы не можем – ни я, ни они – найти аргументы,
которые привели бы нас к общему решению.
Постмодернисты сказали бы: все нормально, мы имеем дело с различными
интерпретациями, каждое художественное произведение может быть понято и
так и так. Важно, что человек выносит оттуда какие-то свои смыслы, даже
если автор их туда не закладывал. Но мне как учителю трудно согласиться
с этим. Слишком много приходится слушать всяких «интерпретаций»: прямо
скажем, всяких глупостей, произнесенных уверенным тоном.
Однако будем помнить, что мы – разные люди и не можем сказать, чья
картина мира правильная.
И этот фильм, «Долгая помолвка», в моей картине мира и их – совершенно
разные фильмы.
И в этом есть смысл. Наверное, смысл образования заключается в
формировании общего контекста. Пусть ученик не согласится с моей
интерпретацией. Но он по крайней мере будет знать, что есть взрослые,
которые видят это так. И в результате его картина мира будет немного
шире. Я понял, что мы делаем на уроках – мы расширяем контекст.