Золотой орех и картонный красноармеец

Ближе к Новому году начинается время полезных советов: как правильно наряжать елку в этом году, должны ли шары быть однотонными или разноцветными, с «дождем» или без «дождя», с «инеем» или без «инея». Но наверное, стоит достать из коробок все елочные игрушки, которые в доме есть, – старинные и купленные недавно, дизайнерские и совершенный «ширпотреб», самодельные, дареные, привезенные издалека… Чтобы встретились кружевные ангелы и картонные красноармейцы, ватные зверушки и хрупкие немецкие шары, космонавты и рождественские колокольчики. Тогда елка приобретет еще один из главных своих смыслов: станет картой истории страны.

Книга историка Аллы Сальниковой «История ёлочной игрушки, или Как наряжали советскую ёлку» (М.: Новое литературное обозрение, 2012) рассказывает о непростой судьбе елочных украшений, которые на протяжении прошлого века пережили и репрессии, и реабилитацию. Их конфисковывали, прятали и хоронили (в самом прямом смысле!), ими дорожили и передавали их по наследству, им посвящали стихи и рассказы, за ними стояли в очередях.Такая судьба сложилась, потому что и сама елочная игрушка – непростая вещь, не вполне обыденная, в общем-то почти бесполезная, обретающая свое истинное значение и предназначение только раз в году.
По большому счету это вещица обрядовая, имеющая отношение к ежегодным ритуалам и обычаям, не случайно в 1920-е годы елочные игрушки попали «под раздачу» советской власти вместе с содержимым церковных лавок, то есть – с «предметами культа».Немецкий рождественский обычай наряжать елку, по легенде, придуманный еще Лютером в шестнадцатом веке, по-настоящему прижился в России в девятнадцатом. К началу прошлого столетия рождественские елки стали обязательной частью аристократического и буржуазного быта – развлечение было прекрасное, но недешевое. Даже в богатых семьях игрушки чаще всего были самодельными.
О том, как перед Рождеством мастерили кукол из каркасов-«скелеток» и разноцветных лоскутков, как обклеивали орехи вишневым клеем и золотой бумагой, вспоминает Татьяна Львовна Сухотина-Толстая. Под руководством мамы, Софьи Андреевны, дети графа Толстого каждый год трудились без устали – делали елочные украшения, чтобы в праздничные дни раздать их деревенским детям. Золоченый орех, о котором мечтает Ванька Жуков, скорее всего изготовлен руками барыни или ее детей. Впрочем, в столицах продают и «фабричные» елочные игрушки – собственного производства и иностранные, блестящие, хрупкие – почти драгоценности и по стоимости, и внешне. Но чем больше роскошных елок в богатых домах, тем больше елок благотворительных, да и рабочие в больших городах начинают потихоньку наряжать домашние елки для своих детей.

***

Большевики, пришедшие к власти, не сразу увидели в новогодней елке врага. Сначала даже устраивали рождественские праздники «для всех детей», независимо от классовой принадлежности, в первые послереволюционные годы в школах все еще учат по старым букварям и хрестоматиям, их какое-то время даже переиздают. В перепечатанной в 1922 году в Иваново-Вознесенске дореволюционной книге для чтения все еще остаются рождественские стихи, в них по-прежнему «так отрадна весть святая о рождении Христа». Пока еще в домах можно увидеть сборник «Ёлка» под редакцией Корнея Чуковского, на обложке – рисунок Александра Бенуа: на еловых лапах – ангелы и свечи, на самом верху – младенец Иисус в лучах рождественской звезды. Год издания – 1918-й, прежняя жизнь продолжается по инерции.
Но классовый террор уже дает себя знать. «Конфискованные елочные игрушки поступали в детские учреждения. Поступления эти были стихийны и неупорядоченны, однако в результате дети подчас получали шикарно наряженные елки, ничуть не уступавшие в своем убранстве дореволюционным елкам из «богатых» домов. В воспоминаниях елочные игрушки первых послереволюционных лет, украшавшие тогдашние елки «в детских садиках и на детских площадках», описываются как «прекрасные игрушки из недавнего прошлого», – пишет историк. И можно себе представить, что стало с прежними владельцами этих прекрасных игрушек.
Учительница одной из трудовых школ записывает в своем дневнике 28 декабря 1918 года, что «в школу поступило большое количество елочных украшений, большая часть — заграничное стекло очень тонкой работы. Дети любуются: “Ах, у буржуев взяли. Вот хорошо. А теперь нам”». Елку наряжали два дня — и дети, и учителя. Но легко обретенное столь же легко утрачивалось. Наступил праздник. «Человек двести детей водят вокруг елки каравай… И вдруг в один миг вся масса, все двести накидываются на елку. Накидываются с безумным криком, как разъяренные звери… Все на полу, все измято, разбито и уничтожено… “Как вы могли?” Они смущены: “…Что же тут жалеть, ведь это все реквизировано”».

***

Потом – краткая передышка НЭПа. Всевозможные «артели имени Парижской Коммуны» штампуют к праздникам ангелочков, звездочки и мишуру. Школьников все еще отпускают на рождественские каникулы. Но время уже изменилось окончательно. Уже празднуются «комсомольское рождество» и «безбожные елки». В школах пока рекомендовано проводить елки, но педагоги рапортуют: детям это неинтересно, они не понимают, зачем на дерево вешать игрушки. Сцена из детского рассказа 20-х годов: дети видят торговца елочными украшениями, их заинтересовала толстая кукла с крыльями. «Это летчик?» – «Нет, это ангел». В ответ – разочарованное «а-а…»
С елочными игрушками уже ведется война на двух фронтах – антицерковном и антимещанском. Буржуазный быт и церковные праздники предписано похоронить в одной могиле. И хоронят – в самом буквальном смысле – елки вместе с украшениями. Игрушки демонстративно уничтожают – как символ того же мещанства. В школах на уроках рисования детям предлагается нарисовать елку, а затем перечеркнуть ее жирной чертой.
Жирная черта вычеркнет елку из быта советских граждан до 1935 года. С конца 20-х годов елки и елочные игрушки – под официальным запретом. Несознательные граждане и внутренние враги празднуют Рождество подпольно, а чтобы елку не заметили бдительные соседи и не донесли, украшают своей елочной дребеденью другой символ мещанства – фикус.
Когда партийное руководство «вернет советским детям елку», она вернется совсем иной – не рождественской, а новогодней. Под портретами Сталина и в гирляндах красных флажков. Вместо ангелов, звездочек и мишуры – пограничник Карацупа с верным псом Ингусом, красноармейцы и медсестрички с сумками. Страна живет в ожидании – «если завтра война». За воспитательной функцией елки власть следит бдительно. Советский чиновник, увидевший на школьной елке привычное украшение – цепи из цветной бумаги, приходит в неистовство: «Как, на советской елке – и символ рабства?!» Эпизод относится к 1937 году, машина ГУЛАГа работает вовсю, но чиновник другой такой страны не знает, где так вольно дышит человек.
Впрочем, госидеология закрепилась на елке только отчасти. Шары с портретами вождей ВКП(б) были выпущены лишь однажды.
Зато история по-прежнему оставляла свои метки на зеленом фоне. Потом были военные елки, увешанные игрушечными танками и самолетиками. Была одна особенная – ее нарисовали на стене в блокадном Ленинграде, в нарисованные ветки вбили гвозди, повесили на них украшения, и самым замечательным оказалась настоящая конфета.
1950–1960-е годы украсили свои елки спутниками и космонавтами.
70–80-е – стеклянными шишками, шарами и сосульками.
«Перестроечные» кооперативы производили игрушки из толстенного стекла, оно просвечивало сквозь облупившуюся краску, далеко не каждая елочная ветка могла их выдержать.
Потом наступило время гламура и китайских небьющихся шариков в супермаркетах. Никакой истории, никакой идеологии, кроме сверкающих мыльных пузырей эпохи потребления.
Впрочем, сегодня что-то, кажется, снова происходит. На днях мне случилось заглянуть в магазинчик с отечественными елочными игрушками. Мне хотелось домик ручной работы. Как-то так вышло, что моя любимая елочная игрушка – дом, один из старинных новогодне-рождественских знаков того, что начинаются самые домашние и прекрасные праздники. Куплена была целая куча домиков – и дизайнерских, и попроще, но самый блестящий, синий, при ближайшем рассмотрении оказался церковкой, храмом. На дореволюционные елки точно вешали домики вместе с ангелами, шарами и звездами. А вот про храмы не знаю. В книге Аллы Сальниковой о таких украшениях тоже ничего не сказано, так что, возможно, в истории елочной игрушки уже пишется новая глава…