«Все, кто меня окружают – настоящие ангелы…»

Екатерина Афанасьевна Протасова:

1812-го года, 2 августа. Уехал наш добрый Жуковский. Да благословит Господь Бог путь и намерение его. В сборах своих он много мне показал истинной дружбы.

25-е <августа>. Получено письмо от Жуковского из деревни Перхуткиной. Он перешел пешком 28 верст, идет к Можайску. Он не поглядел ни на усталость, ни на все препятствия, написал ко мне.

Маша Протасова:

4 <августа> число. Маменька решилась послать к Жуковскому, написали, поплакали довольно и отправили Фатея Ивановича, коего имя вечно будет славиться в пределах Муратовских, за скорую готовность ехать к доброму нашему Жуковскому, за преданность и храбрость. Потом друг Маменька вдруг непременно решилась ехать в Орел… Мы поехали в 12 часов, длинным обозом из восьми штук составленным. Всякую минуту оглядывалась, не едут ли за нами мародеры, но по счастию кроме телег со всякой всячиной, линеек, колок, ничего не видала.

Маша Протасова:

6 августа. Нынешний день был очень богат приключениями… Приехала Смоленская губернаторша, которая в крайней нужде и даже долго была без квартиры. У нее три дочери, старшей 17 лет, при осаде Смоленска они были ранены, оттого что бомба влетела в дом их. Добрый наш Василий Иванович тотчас отправился оты­скивать эту семью, и мы все в ожидании его возвращения оставшись одни, вышли на балкон. Не успели мы показаться, как вдруг увидели в доме Солового множество мужчин, прибежавших смотреть на нас. Разумеется, что нам это не очень понравилось, мы с преклоненными главами возвратились, сели под окно. В утешение начала Маменька бранить Солового, называть его не патриотом, дураком и говорить, что он только и умеет, что conter fleurettes aux dames и что Отечество защищать не хочет.

Саша Протасова:

7 августа. Г-н Немич сказал нам, что неприятели взяли Москву, что нас всех несносно огорчило, а у бедной Маменьки сделалась головная боль и она во время обеда уснула… Петрушенька наш очень кашляет. Василий Иванович поехал в аптеку, весь этот день было несносно грустно, об Москве и оттого, что Маменька была нездорова и наконец после многих трудов день кончился.

8 сентября – воскресенье. Маменька и мы все поехали к обедне, после служили молебен… Василий Иванович ходил к Панину, выехавшему из Москвы в тот самый ужасный день, и слышал от него подробности. Потом бегал смотреть пойманных французских разбойников, которых мужики переловили в Рославле и сюда привезли 40 человек. День весь прошел для всех нас самым грустным манером…

Маша Протасова:

9 сентября. Мы все утро провели в ожидании Плещеевых. Маменька кашляет и слаба чрезвычайно. Со всех сторон приносят беспрестанно разные вести, которые не дают ни минуты покою и Бог знает, что с нами будет, если это беспокойство продолжится… Этот день только для того написан, чтобы Саша могла описать следующий счастливый и никогда не забудется.

Саша Протасова:

10 сентября. Гр<аф> Чернышев поутру сам стряпал кушанье, Соловой его ел, и было много людей, которых рассказы нас очень огорчили, после обеда приехал князь Трубецкой и между многими ужасными новостями сказал нам, что Московская Милиция вся истреблена, что ни одного офицера не осталось, мы были совсем в отчаянии.., но Бог <...> хотел Маменьку утешить и вдруг наш добрый Жуковский явился из Армии курьером к Губернатору в 7 вечера, этот бесподобный вечер никогда не забудется, и 10 сентября надо так же праздновать, как 17 июля. Было очень много гостей. Все приходили его смотреть, он нас успокоил много на счет дурных слухов, которые у нас носились… Добрый наш друг Жуковский всякую минуту умеет показать свою дружбу. Бог ему заплатит. Он приехал к Губернатору, чтобы ему сказать, что сюда в Орел привезут 5 тысяч человек раненых, 30 будет стоять у Плещеевых в доме, и мы готовим для них корпию (корпия — от лат. corpere – щипать. Выдернутые из старого чистого холста нити различной длины, употребляемые для перевязки ран. – Д.Ш.) и бандажи.

Маша Протасова:

12 сентября. Время наше проходит так же, как и прежде: мы теперь вместе с другом нашим Жуковским; худо однако то, что он очень был весь день печален…
После обеда были Гедеоновы: она мне очень понравилась и жалка чрезвычайно. Может быть, через несколько дней и мы будем искать угол и просить помощи у людей, которые беднее нас. Я ничего жалеть не стану, если здоровье маменькино снесет все беспокойства…
Трудно найти кого-либо, кто был более счастлив, чем я. Все, кто меня окружают, – настоящие ангелы, и я уверена, что я им дорога, чего можно желать еще?..
День кончился как обыкновенно; незнание будущего иногда мучительно, но теперь самое большое благо.

Саша Протасова:

13 сентября. После обеда маминька встала, и мы пришли в гостиную и сели делать корпию. Анна Ивановна, узнавши, что у бедного нашего друга Жуковского нету носовых платков, стала ему кроить из своего полотна.

Дуняша Киреевская:

14 сентября. Поутру у нашей Маменьки опять голова болела. Вот уже две недели начинаются этим все дни наши!

Маша Протасова:

15 сентября. Сегодня мы ездили в Собор к обедне… Мы видели в церкви многое множество интересных людей.., возвратившись домой нашли у себя бедного Bellac, который в прежалком состоянии и добрые наши Жуковский и Киреевский хотят об нем хлопотать.

Саша Протасова:

16 сентября. Маменькино здоровье все не лучше, и грустно до смерти, по утру мы учились по-английски, добрый наш Василий Иванович так снисходителен, что занимается нашим учением как бы ему самому было весело. Перед обедом вдруг явился Шереметев, которому мы все чрезвычайно обрадовались; сказывал нам, что они все тут, и если будут иметь дом, то долго побудут. Еще сказывал, что потерял в Москве библиотеку из 3 тысяч книг и славного forte-piano.

Дуняша Киреевская:

17 сентября. …Мы сели за английский урок, и скоро он прервался приносом любимого именинного пирога, который всем нам очень полюбился прекрасным и вкусным своим запахом… После обеда у Маменьки заболела голова, и она легла в постелю… Маменька проснулась здоровой, и мы весь вечер провели весело.

Маша Протасова:

18 сентября. …Привезли раненых солдат: эти несчастные гораздо жальче, чем вообразить возможно, они терпят всякую нужду и даже надежды мало, чтоб им было хорошо когда-нибудь. Из 180, которых привезли, в одну ночь умерло 20!

Саша Протасова:

19 сентября. У меня к вечеру разболелось горло и меня заставили его полоскать.

20 октября. Сегодня воскресение, мы обедню прогуляли и за то Маменька послала нас с калачами к больным солдатам… Поворотив к дому Сафроновых, мы увидели на трех телегах французов, которых переловили в Малоархангельске. Мы подошли к ним и долго разговаривали. Они, бедные, совсем перемерзли и жалки очень. Василий Иванович шел от обедни и нагнал нас, он пошел с ними разговаривать, а Маменька, которой мы о них сказали, послала им калачей и сбитень.

Дуняша Киреевская:

21 октября. Сегодня меня разбудили голоса сестер, они принесли афишку, что Москва опять занята нашими, что злодеи хотели подорвать все, но истинным чудом Божиим остались все соборы невредимы… Поутру приехал Барков и сказал, что Париж взяли Гишпанцы (испанцы. – Д.Ш.).

Саша Протасова:

24 октября. Поутру явился Текутьев и сказывает нам, что привезли 1175 человек пленных, и что все они в ужасном положении; 24 офицера, и что он, Текутьев, видел их, один офицер совсем без рубашки, а другой три месяца не переменял ее. Маменька послала им завтрак и рубашек… Весь город утверждает, что Наполеон ранен, мы без памяти обрадовались, и Маменька позволила мне кофею, которого я уже два года не пила.

26 октября. Поутру Маменька моя послала к жалким французам завтрак… В вечеру явился <пленный> Гутальс, он несносно как жалок, тем больше, что совсем на француза не похож ни крошки, не хвастает и деликатен чрезвычайно… Маша моя играла на фортепианах и бедный Гутальс был в восхищении и со слезами почти сказал, что он совершенно счастлив мною и что она прекрасно играет. Время было мерзкое и метель.., все ушли прежде ужина.

5 <ноября>. Пришел к нам г-н Немич и сказывал, что окаянный Бонапарте оставил Москву и пошел от нее прочь без сражения… После обеда Дуняша села рисовать подле окошка, я села подле нее...

Печатается в сокращении. Публикация Эммы Жиляковой

P.S. Что дальше стало с нашими героями?

Василий Иванович Киреевский заболел и скончался 1 ноября 1812 года. Дуняша осталась вдовой с тремя детьми на руках. Через пять лет она выйдет замуж за доброго человека Алексея Андреевича Елагина – тульского помещика, участника войны с Наполеоном. В 1818 году Дуняша родит своего третьего сына и назовет его в память о первом муже Василием.

Василий Андреевич Жуковский осенью 1812 года написал «Певца во стане русских воинов», прославился на всю Россию, вскоре был приближен ко двору и стал воспитателем наследника Александра, будущего царя-освободителя.

В 1813 году Екатерина Афанасьевна Протасова вернулась с дочками в Муратово. Маша Протасова любила Жуковского, и он давно отдал ей свое сердце, но из-за родственной близости союз их не мог состояться…

 Как и во всякую послевоенную пору женихов в округе было немного. Самые храбрые и самоотверженные юноши погибли на полях сражений. Одним из них – из тех, кто мог бы стать достойным избранником для Маши или Саши – был 19-летний поручик Лейб-гвардии Семеновского полка Александр Чичерин. Им не суждено было встретиться в жизни, так пусть они встретятся хотя бы на наших страницах.

Кстати: по странному стечению обстоятельств дневник Чичерина начинается с тех дат, на которых обрывается дневник Протасовых-Киреевских…

О судьбе героя войны 1812 года Александре Чичерине читайте в следующем номере «ПС».

---

*Авторское название дневника – придумано, очевидно, Сашей Протасовой.