«...А на уроке они превращаются в роботов»

Порой мы находим объяснение своим смутным чувствам там, где не ждали. Например, говорим: дети стали другими. В чем? Когда? Трудно сказать. А работать надо.
Но вот читаем записки студентов с педпрактики и в подтексте обнаруживаем искомое.
Во-первых, у нынешних подростков пропало горячее стремление к накоплению «всех тех богатств, которые выработало человечество». Учителя говорят? – мало ли что говорят, а что это дает мне? Писатели пишут – у них свои мысли, а у меня свои. И тут один из источников педагогической паники: а как влиять, как воспитывать – подчинить культуре их невозможно!
Вторая проблема – прохладца. Та готовность детей к поверхностным отношениям, которая педагога-энтузиаста может бесить. Словно от них исходит требование безразличия: «Дистанцируемся, люди, размежевываемся». И если педагог в этом идет на поводу – нехорошо. Может статься, кроме него и некому предъявить и поддержать человечность в глазах детей, дать им почувствовать радость быть хорошим человеком. Никому это не заказано, а уж ребенку…

Анастасия Свиридова 

«Мне ближе Уж, а прав, конечно, Сокол»

«Безумство храбрых — вот мудрость жизни! Безумству храбрых поем мы славу», – отчеканиваю я с выражением. Урок литературы в 8 классе, Горький. Это я еще со времен моего восьмого класса помню: «Для Сокола жить – значит храбро биться, видеть небо. Счастье он видит в борьбе и каждую минуту жизни хотел бы сделать яркой, насыщенной активным действием победы над врагом».
Согласно методическим разработкам на вопрос: «Чья позиция вам ближе – Ужа или Сокола?» – прилежные ученики ответят: «Конечно, позиция Сокола. Герои остаются в памяти людей, а мещане и обыватели – нет».

Но в классе мысль заработала в другую сторону:

– Лично я по жизни Уж. Героев-то, может, и помнят, но у мещан жизнь поспокойнее, да и подольше.
– Прав тот, кто выжил.
– Мне ближе Уж. А прав, конечно, Сокол. Уж – обыватель, мещанин. Но так жить легче и проще.

Их учительница литературы, мой руководитель практики, с задней парты начинает делать знаки руками, давая понять, что я должна направить разговор в нужное русло. И я честно пытаюсь:

– Ребята, но ведь горьковский Сокол – символ свободолюбия, бесстрашия, беззаветного служения высоким идеалам, а Уж – символ приземленности, бескрылости, самодовольства, общественной пассивности!

Но в ответ слышу:

– Ну и что? Уж – символ стабильности, символ спокойной жизни. Разве не это главное в жизни?

Я сдаюсь. Я теряю надежду. Видимо, я тоже Уж…

Татьяна Григорьева
Люди с последней парты

Когда я узнала, что мне достались пятиклашки, вспомнила, как десять лет назад нас, пятиклассников, познакомили с нашим классным руководителем и как мы с подругой с визгом побежали к ней и обняли. Так потом и получилось: учительница стала родным человеком для нашего класса на целых шесть лет.
А теперь первый день моей педагогической практики. Надеваю строгую юбку и закрытую блузку, кладу в сумку новый ежедневник – иду знакомиться с моим пятым «б».

Вместе с завучем подходим к кабинету, в коридоре меня представляют учителю N.N. Завуч уходит, учительница возвращается в класс, продолжает что-то записывать на доске. Я стою у двери и не понимаю: мне надо войти в класс? А может, подождать до звонка? А почему меня не пригласили и не представили классу? Звонок. Учительница закрывает перед моим носом дверь, я остаюсь в коридоре.

На третий день практики мне наконец указали место за последней партой, но классу так и не представили. Присматриваюсь к ученикам.

Рядом сидит Даня. Одет хуже других и вечно не знает, куда деть руки. Дневник и учебники из портфеля достает только со звонком на урок. Я спросила, почему.

– А это чтоб они не кидались моими вещами. Они злые здесь.

– Тебя обижают?

– Да обзываются. Вот как я пришел сюда, так они и обзываются. Сейчас я привык, стараюсь не обращать внимания.

Даню перевели в гимназию три года назад. Он рассказывал, что там, где учился раньше, люди были добрее. Я думала, что он приехал из другого города, а оказалось, что просто перевелся из другой школы, потому что «там не так хорошо учат, как в этой».

Когда Даня тянет руку на уроке, он почти стонет, что-то типа «ум-м-м», и старается другой рукой вытянуть выше ту, которую поднимает. Это чтобы его увидели с последней парты. Но N.N. его никогда не спрашивает. Как будто специально. Мальчик опускает руку, скукоживается и снова врастает в стул.

В соседнем ряду сидят два друга – Богдан и Егор. У обоих модные стрижки и дорогая одежда. Вчера Богдан приносил в школу планшетник и на перемене играл в компьютерные игры. Весь класс облепил их парту и наблюдал за игрой Богдана. При этом мальчик важно развалился на стуле нога на ногу – хозяин жизни. Даня, засунув руки в карманы, тоже крутился возле толпы одноклассников, но никак не решался подойти. А если подходил, то только искоса заглядывал за спины мальчишек, тут же отворачивался и шел дальше.
Мне хотелось вмешаться, одернуть Богдана. Но что тут вообще надо делать? Что педагогично, а что – нет?
…К своим первым в жизни урокам я готовилась с энтузиазмом. Несколько интересных вступлений придумала, пыталась разнообразить задания. После урока N.N. не сделала мне никаких замечаний, но и не похвалила. Не могу понять – у меня получилось?
А если судить по детям – такое ощущение, что они на уроке превращаются в роботов. Как бы я ни старалась – никакого интереса. Они послушно выполняют задания, но им все равно. Не получать удовольствия от уроков – мне это к концу практики показалось сущим адом.
Удивительно, но в бланке отчетности N.N. поставила мне четверки. Не зря говорили, что мне повезло с руководителем – успешный педагог, в школе на хорошем счету. Мы попрощались. А дети, наверное, даже и не вспомнят, как меня зовут.