ОТКРЫТЫЙ ДИАЛОГ

Когда «по правилам» означает – бесчеловечно

Среди острых проблем охраны детства есть непреходящая: дети с особенностями развития. И хотя тема у всех на слуху, определенности по части образовательных траекторий таких детей больше не становится. Об этом на слушаниях в Общественной палате, посвященных Концепции национальной стратегии и действий в интересах детей на ближайшие пять лет, говорила, в частности, Надежда БОЛСУНОВСКАЯ, психолог Центра диагностики и коррекции № 7 города Красноярска. По окончании мероприятия мы взяли у нее интервью.

– О чем вам самой хочется сказать в первую очередь?

– Конечно, о нарушении прав ребят на образование. Некоторым просто невозможно поступить ни в какое образовательное учреждение. Понятно, что в массовую школу он не годится, но в одну коррекционную его не берут по одним параметрам, в другую – по другим и так далее – да, у него букет нарушений, и остается только специнтернат, а это удаленность от семьи. И вот мама отказывается расставаться с ребенком, а пойти учиться им некуда. Ситуация дикая, но «все по правилам».

– То есть все действуют формально правильно, не придерешься, а получается нарушение Конституции. Абсурд какой-то.

– Он в головах людей. Недавно я совершенно случайно попала на передачу радиостанции «Маяк», стоял вопрос, надо ли помогать безнадежным детям, и люди в прямом эфире озвучивали именно эту позицию: нет, они не могут принести пользу, а заботы и денег требуют много, они, дескать, вообще не имеют права жить. Это 72% позвонивших. Сама я тоже часто слышу бредни вроде «работаешь с ними, сама такая станешь» или «дети у тебя будут ненормальные, вот увидишь».

– А вот в самом деле, как вы работаете, это же не может радовать: спастика, гримаса на лице, пустые глаза… Что вы чувствуете?

– Ровно то же, что рядом с любым ребенком: понять, подумать, что можно сделать. В профессиональном плане – открытие нового в себе каждый день. Понимаешь, стандартные формы не работают, и даже к типу никого нельзя отнести. Смотришь во все глаза, во всю силу соображаешь. То пробуешь, это. И вот когда появляется хоть какая-то динамика – о, это очень большая радость. Ведь результатов может и не быть или они отсрочены.

– Как назвать такую работу? Не обучение, не коррекция, не реабилитация – что?

– Я занимаюсь развитием того, что можно развить. Ресурсы ищешь, цепляешься за любую соломинку. Вот актуальное состояние ребенка, от него двигаемся дальше. Допустим, я организую лепку из теста, имея определенные задачи, но тут оказывается, что ребенок боится теста, его пугает вязкость, и что делать?

– Убрать это тесто поскорее!

– Ну нет, так сразу отступиться? Мы надеваем на руки целлофановые пакетики и берем тесто в руки, это, оказывается, очень интересно. И он лепит без сомнений. Конечно, бывает так, что ребенок категорически не хочет работать с предлагаемым материалом, и дальше ты из этого исходишь. Но все равно думаешь: почему? Что-то модифицируешь и опять смотришь. Надо понять, что за этим. Никакого формализма! А то пришла мама, рассказывает, что сыну где-то на занятиях дали задания, даже не вникнув в его возможности, мол, он должен это уметь, пусть делает.
А ведь даже когда начинается «не хочу – не буду», надо знать его природу. Очень часто – устал, истощение. Но может быть, ему позволено не слушаться взрослых, и любой инструкции взрослого он привык говорить «нет». Еще ребенку бывает трудно, у него не получается. Упростить можно, пошагово простроить действия.

– Вот, пожалуйста, «пошагово», а говорите, никакого формализма, заранее намеченного плана.

– Конечно, мы тоже хотим результата. Что-то планируем. Но это не формализм. Допустим, надо научить девочку с умственной отсталостью вытирать со стола, но ей непонятны ни пример, ни смысл действия. Нужна игра, где надо мусорить и тут же убирать за собой. Тазик с водой и тряпка наготове. Но как завяжется игра, подойдет ли она ей, что именно ее радует в процессе? По-любому она должна понять, «зачем», хотя, конечно, навык, навык, навык. В разных формах запечатлеть, и по картинкам, и сценками.

– Это элементарное самообслуживание или этика все же?

– Все взращивается, как у любого ребенка. Элементарная мораль им, конечно, доступна. Важно, что говорит мама про «хорошо и плохо». Если мама жутко опекает и не дает самостоятельности, он неуверенный; если чуть с ним поработать на эту тему – откуда что взялось. Способность этих детей отражать, даже считывать взрослых поразительная. Чутко реагируют не только на действия, но и на невыраженные посылы. Так что им нельзя находиться в изоляции и в «плохом» обществе нельзя. Доверчивость поразительная, хитрости и подозрений они не улавливают. И даже если плохо с контактами, они никогда не агрессивны.

– Серьезно. Ведь это сильно обязывает.

– Но ведь не только их родителей. Присутствие таких детей в обществе обогащает общество. Мы учимся видеть Другое, как оно есть. Понимать в том числе, из чего мы исходим, развивая обычных детей. Вот я с ними поняла про «тоннель»: как только ребенок стал мало-мальски осмысленным, его тут же начинают учить, готовить к школе, где готовят к ЕГЭ, к вузу, где готовят к профессии – и это нормальный путь? Нормальная педагогика – когда учитель идет с программой к детям невзирая ни на что? Нормальная жизнь: пришел – взялся – сделал, пришел – взялся – сделал? А других общественно одобряемых стратегий не видно. А здесь меня встречают жизнерадостные дети на колясках и с синдромами. Добрые, благодарные, хоть часто и страдающие. Оптимисты! Кто знает, о чем они думают? Как токи их состояния резонируют с мирозданием? Они, может, дают человечеству нечто более важное, чем «результат»…