В ФОКУСЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

Взрослые. Но не повзрослевшие...

Редкий взрослый не сетует на трудности общения с подростком, да что там, большинство просто дезориентированы, и всякий раз лихорадочно соображают, как быть: терпеть, игнорировать, идти на жесткие меры?
Простые ситуации: вам не нравится, что ребенок носит или как он разговаривает с друзьями, а вы гадаете, как правильно реагировать: высказать свое мнение или промолчать. Более того, вы начинаете сомневаться в себе: может быть, так и надо, как они, наверное, вы просто «не догоняете», отстали от жизни. А вдруг скажешь, как думаешь, и навредишь, навязывая устаревшие взгляды.
На самом деле для ребенка ничто не важно так, как определенность и предсказуемость позиции взрослого. Сама потребность возраста оттолкнуться предполагает наличие опоры, пригодной для толчка. Да и для нас самих лучшая помощь – твердая, отличная от нашей позиция по какому-то вопросу.
Подыгрывая, самоумаляясь, подстраиваясь, мы хитрим и всегда проигрываем, потому что вызываем у ребенка подозрения в манипуляции, теряем доверие. Как показали исследования, по результату выходит ровно то же, что при жестоком обращении: негативное отношение к родителям, неуважение, которое опасно тем, что впоследствии переносится на все социальные отношения, объекты, нормы.
Мы надеемся, что публикация материалов исследований, проведенных психологами в последнее время и представленных на научно-практической конференции «На пороге взросления», поможет самоопределению взрослых именно как взрослых в общении с подростками.

Почему наши дети не взрослеют?

Профессор Сергей Еникополов, заведующий отделом клинической психологии научного центра психического здоровья Российской академии медицинских наук, рассказывал об общем фоне, в котором функционирует современный подросток: «Еще поколение назад подростки были посетителями школ, потом заговорили о подростках в вузах, сейчас граница расплылась в интервале 10–40 лет: это все у нас мальчики. Оно бы ладно, но социальная дезадаптация ухудшает качество жизни общества на всех уровнях, в том числе личностном и семейном. Чувствительность к стрессам и любым трудностям, страх ответственности, инфантилизм, агрессивность».
Булинг и моббинг, рассказывал ученый, теперь наблюдаются не только в школе и вузе, но и в производственных коллективах, процветают не только среди социально неблагополучных, но все чаще – в элитных группах.
Среди других невротических расстройств по типу социофобии набирает обороты гелотофобия (др.-греч. гелос - «смех» и фобос - «страх»). Страх быть осмеянным, по данным исследований, испытывают более 7% людей, причем в небольших городах процент намного выше, потому что зависимость от общественного мнения очень влияет на поведение. Опять «ладно бы, боятся и боятся», но гелотофобия резко снижает социальную активность, лишает возможности развиваться, и дети, подверженные ей, попросту прячут свой потенциал. Вторая сторона – гелотофилы, шуты гороховые, которые добровольно потешают других своим унижением, но и свой нарциссизм тешат, лелеют демонстративность. И третье: целому ряду людей нравится публично унижать и оскорблять других, они тоже вне психической нормы. В России молодых людей с этими нездоровыми качествами больше, чем в Северной Европе, значительно больше, чем в Китае.
Разумеется, назвать причины социального нездоровья подрастающего поколения не возьмется никто. Но все-таки ученый не преминул назвать место, где особенно «искрит».
«Еще одно фоновое явление – ослаблений семейных связей. Уже по переписи 2002 года традиционная полная семья в Москве – это половина от общего числа семей. Однако исследования показывают, что в зоне риска теперь не дети из семей, где нет отца (17%), такие семьи как раз содержат для ребенка преимущества: больше приятия ценностей друг друга, интереса, одинаковые требования, доверительные отношения. А семьи, где есть отчимы, и конфликты по поводу неприятия нового родителя выталкивают ребенка из семьи. Между тем семей со «съемными» родителями, разводящимися и сводящимися многократно, становится все больше».
Слишком рано и очень нечестно родители начинают считать ребенка «уже большим» и «вон каким самостоятельным», слагая со своих плеч ответственность за его взросление. Личностью ребенку стать невозможно без опоры на культуру и окружение.

О проблемах родителей современных подростков

Владимир Собкин, директор Института социологии образования РАО, доктор психологических наук, профессор, академик РАО, говорил о важности социокультурного контекста, в котором формируется подросток. Разумеется, эмоциональное состояние подростка зависит от взрослого мира. Как смотрят на мир взрослые? Согласно исследованиям ученого, ситуация ценностно-нормативной неопределенности взрослых создает особый контекст взрослению нынешних детей. Они как бы передают детям свою травму, которую пережили 20 лет назад, когда сами были подростками и ценностные ориентиры стремительно менялись.
Но самое интересное другое: в исследовании, которое проводилось 20 лет назад в Москве и в Амстердаме (опрашивали подростков, учителей и родителей), был вопрос оценки эмоциональных перспектив, так вот и там и здесь подростков, с уверенностью смотрящих в будущее, было примерно одинаковое количество, 34%. Зато по взрослым разница колоссальная: 8% у нас и 74% там. Почему? Все у детей из разных стран как будто разное, но подростки оказываются в одном кластере и по параметру «кого должна выпускать школа»: нормативность и стремление к самореализации. Молодежная склейка единая, тогда как представления взрослых расходятся. Ценности самореализации и стремление к достижению успеха поддерживали взрослые из Амстердама. Взрослые из Москвы вперед ставили гуманитарные ценности: «друзья», «семья» «общение», «верность», «родина».
«И вот с таким трендом, – замечает ученый, – мы двинулись в рынок, и никакого чуда не произошло. Мы не могли внушить детям, как важно брать на себя ответственность, отказаться от патернализма, потому что сами так не жили. И подросткам с нами было очень трудно: они уже шли по оси индивидуализма, критичности и ответственности, а в повседневной практике им задавали противоположные требования».
Таким образом, даже самые мощные ростки здоровых потребностей молодых людей могут быть заглушены влиянием ценностных представлений значимых взрослых. Кстати, влияние это растет. Обследование школьников в 2011 году показало, что они гораздо больше ориентируются на вкусы родителей, читая книги, просматривая фильмы, перенимают их эстетические суждения, чем это было 20 лет назад. Но драма взросления как раз в том, чтобы «выделать себя» самому, и эту возможность отнимать у подростка нельзя, это должно случиться. Ценностные межпоколенческие разрывы для того и существуют, чтобы с ними работали обе стороны.

Если у ребенка сложились негативные отношения с отцом или матерью...

Артур Реан, профессор Московского университета МВД России, доктор психологических наук, говорил о подростковых субкультурах как зонах риска. Вся приводимая ниже статистка – по сводкам МВД.
Итак, если у ребенка сложились негативные отношения хотя бы с одним родителем, если тенденции развития позитивности самооценки и Я-концепции не находят поддержки в оценках близких взрослых, мы получаем проблемного ребенка, ребенка зоны риска. «А вовсе не тогда, – считает Артур Реан, – когда подросток отстаивает свои права, максималистски судит взрослых или тяготеет к экстремальным поступкам. Тут что – попытка прощупать социум на границе допустимости, проверить, что на самом деле можно, а что нельзя».
В то же время всякое заигрывание взрослых или делание вида «ничего особенного» сильно мешает ему адаптироваться взаправду, дает неверные ориентиры.
Кто-то должен давать пример, называть черное черным, указывать, что справедливо, а что нет. И это не те разговоры, которые могут испортить отношения с ребенком. Не фальшь. А объяснять надо очень многое.
Объективной причиной, провоцирующей и даже стимулирующей к асоциальному поведению, является гигантское расслоение общества по имущественному признаку. Разрыв между самыми богатыми и беднейшими в стране – в 20 раз. В то время как безопасный для нормального функционирования общества – в 5–7 раз. Обостренное чувство справедливости подростков щекочут и средства информации: дети постоянно видят фильмы о роскошной жизни людей, которые никаким трудом не заняты, а их материальный успех крайне высокий. Видеоконтент перенасыщен сценами убийств, грабежей, насилия, секса. Психологии известно, что центральный механизм формирования асоциального поведения – механизм наблюдения, а не участия. Что дети видят – важнее, чем то, в чем непосредственно участвуют. Негатив легко перенимается подростками, и он активно формирует асоциальный образ жизни, а главный источник негатива, как удалось выяснить, – СМИ, особенно телевизор.
Но взрослых рядом как будто нет. Из миллиона беспризорных детей России основная масса – безнадзорные, кто имеет семью, но живет фактически на улице, и улица их воспитывает. И более того: из числа осужденных несовершеннолетних более 59% живут в полной семье. Многие – в благополучных. Дети не нужны? Дети разонравились? На детей обиделись?
Как бы то ни было, но непонимание в семье блокирует потребность в уважении, принятии, любви, и подросток находит группу, где эта потребность удовлетворяется и где ему психологически комфортно. Полиции известно более 42 тысяч неформальных групп, в которых сотни тысяч подростков. Группы разные по степени жесткости структур, но выход из них обычно проблематичен для подростка.
В то же время опросы показывают: потребность в неформальном нерегламентированном общении с родителями у подростков очень велика. Желание общаться с родителями в этом возрасте не вытесняется стремлением к автономизации личности и повышенным интересом к сверстникам, как принято считать.
Однако только 32% подростков удовлетворены общением с матерью, только 9% – с отцом...