«А правда, что звездам нет конца?»
Деревенское лето рядом с мальчишками
Соседу Вовке семь лет. Мы частенько сидим поздними вечерами на
лавочке. В ночном небе то и дело проносятся падучие звездочки.
– А правда, что звездам нет конца? Вот если лететь, лететь и лететь, то
никогда до твердой стены не долетишь? – спрашивает Вовка.
Мне нравится его «лететь, лететь и лететь». Я просто ощущаю, как «лечу,
лечу и лечу» от Земли, унося в неизвестность ее образ, ее музыку. А он:
– Жалко: звездочка упала. Теперь и планеты вокруг нее погибнут. Вот
если вдруг наше солнышко упадет?
Я успокаиваю, говорю, что еще долго будет светить нам наше Солнце,
миллиарды лет, и это «долго» самое настоящее, космическое. «Долго» –
это как «лететь, лететь и лететь».
Темными вечерами в деревне шуршат шины велосипедов. По узким тропинкам
гоняют ребята, со стороны дискотеки в небо рвутся снопы света. А мы с
Вовкой сидим разговариваем. Он развивает тему «жизнь на Марсе». Там
«железные человечки» и «пауки, которые едят песок». Спорить с ним
бесполезно, сразу слезы подкатывают к глазам. «Вот прилечу я на Марс
или на другую обитаемую планету и что же я скажу марсианам? У нас на
Земле не прекратились войны, в Африке голод, в Европе кризис». – «А ты
о хорошем расскажи». – «Нет, врать нельзя! Особенно жителям другой
планеты. Почему люди не заботятся о том, что о них Там подумают?»?– Он
вскинул голову к небу.
Я пожимаю плечами. Когда Вовке будет лет двадцать, он, наверное,
по-иному заговорит. И присутствие на дискотеке какой-то
одной-единственной девчонки будет для него важнее проблемы, взойдет ли
утром «наше солнышко», или навсегда останется ночь. Не знаю, но сейчас
мне проще представить Вовку, прилетевшего на Марс: вот он опустился на
колени и, затаив дыхание, перебирает комочки красноватой почвы, так не
похожей на наш чернозем. Ищет жизнь…
В конце августа на велосипедах
С шестилетним внуком Димой катаемся на велосипедах, пока еще
позволяют теплые дни. Сторож детского сада пускает нас по вечерам
кататься на опустевшие асфальтированные дорожки. И вот я мчусь вслед за
Димой под уклон по ровной серой полосе, слушаю приятный журчащий звук
шин, а теплый ветер, отгоняя прочие звуки, бьет в лицо, ерошит нам
волосы, парусом надувает футболки.
Наши велосипеды новенькие, раскрашенные, будто попугайчики, в разные
цвета, с наклейками и иностранными буквами. Они легки на ходу, кататься
на них одно удовольствие. Я уже и не думал, что мне снова доведется
покататься на велосипеде вволю, как в детстве, «просто так», и опять
пережить миг полного растворения в движении – да еще рядом с внуком! Мы
летим, и стирается непомерная разница в возрасте. Я полностью попадаю в
состояние, когда вот так же мальчишкой гонял на велике, а Дима словно
взрослеет, старательно вцепившись ручонками в руль, накручивая педали
машины. Вот он оглянулся, по-дружески кивнул мне, подмигнул. Кто тут
внук, кто тут дед?
Я не спешу нажимать на педали, скорость и без того приличная. Я пытаюсь
сохранить внутри это ощущение счастливого ребенка. Но оно тут же
пропадает, стоит начать думать о нем. Быть ребенком «специально» не
получается даже на веселом новеньком велосипеде.
На ходу прилипла к щеке паутинка, ее трудно сразу отлепить, невидимую.
Она будто что-то хочет сказать. Что? Скоро осень, а все вокруг зеленое,
на обочинах яркие цветы; но все равно что-то с природой уже произошло,
она будто заранее омертвела. А от маленького короткого дождика, который
недавно прошел, земля задышала по-осеннему терпко и грустно.
Я еду за внуком по кругу, и мне кажется, что я всю жизнь ждал этого
растянувшегося лета, этих велосипедных гонок по опустевшим дорожкам
детского сада.
Послевкусие
Сегодня внука увезли в город. Я помаленьку навожу порядок
дома. И на огороде – бурьян. Остро ощутил, как мне его не хватает.
Всюду невозможная тишина. Сажусь у стола, достаю блокнот – там остались
некоторые заметки.
…Надо вскопать участок под чеснок:
– Дим, пойдем работать на огород.
– Иди сам, маленькие не работают.
– Но ты же постоянно твердишь, что ты?– большой.
– Нет, я побуду еще немного маленьким.
…Предлагаю Диме пропылесосить комнату:
– Я не умею! — вздыхает Дима.
– Я тебя научу!
– Все равно я не буду уметь...
…Играем в футбол, бегаем, пинаем мяч, вдруг Дима подходит ко мне и
протягивает что-то «понарошку»:
– Дедушка, я тебе плачу деньги, ты постой в воротах и
пропусти, пожалуйста, один гол!
Это, вспоминаю, меня не столько смешило, сколько озадачивало.
Ведь целое лето прожил у нас в доверии и понимании, а детсадовские
замашки так и не бросил. Чуть что – манипуляции. И как бы не прогадать.
Книги, стихи не очень идут, хотя мы регулярно ходили в библиотеку и ему
там было интересно. Поколение? Воспитание? Характер? Что бы ни было, в
деревне наш Дима похорошел: подрос, окреп и душой, и телом. Не все
сразу.
И вот еще из блокнота.
…Соседки, две старушки, обеим лет по восемьдесят, попросили
меня посмотреть, что случилось с их телевизором. Дима увязался за мной,
собрал в чехол игрушечные гаечные ключи, плоскогубцы, отвертки. Когда
пришли к соседкам, Дима на столике развернул весь свой инструментарий.
Старушки изумились, а он достал пилу-болгарку. Игрушка, конечно, а
вдруг чего отпилит?
– Ты будешь заниматься ремонтом? – спросила его хозяйка.
– Нет, я привел дедушку, он все умеет!
У телевизора просто отсоединилась антенна, и он через минуту
заработал. Нам дали пригоршню «сосульчатых»» конфет в липких бумажных
фантиках. Дима взял их с гордостью. На обратном пути говорит:
– Дедушка, ты дома не переодевайся – в этом костюме и поедешь
со мной на велосипеде.
– Почему не надо переодеваться?
– Чтоб оставаться таким же молодцом, как сейчас.