КУЛЬТУРОЛОГИЯ ПОВСЕДНЕВНОСТИ

Главное блюдо эпохи

Изучение реальности, разнообразных практик повседневности, в том числе ретроспективных – это даже не мода, а потребность, особенность умонастроения современных людей. Другое дело – как, по каким источникам удовлетворяем мы огромный интерес к тому, «как это было», «как оно вообще бывает». Очень часто – по мифологизированным историям, артефактам, специально созданным для того, чтобы обмануть наблюдателя. «В частности, сталинская эпоха, симпатии к которой сегодня обнаруживает и молодое поколение, оставила потомкам немало внушительных обманок, мешающих честно думать о том времени», – говорила философ и культуролог Ирина Сохань на лекции «Тоталитарная власть и гастрономическая культура». В поле зрения она держала знаменитую «Книгу о вкусной и здоровой пище», первое издание которой вышло в 1939 году и которую (либо какое-то из последующих переизданий) каждый из нас хоть раз в жизни листал. В ней, по мнению ученого, заключены не только кулинарные секреты, но и главная тайна очарования тоталитаризма…

Гастрономический хоррор человечества

Люди едят – и кажется, что никакой идеологии тут быть не может. Но только кажется. Власть кормящего есть всегда. В еду обязательно вложено содержание, и в этом смысле человеческая еда сама себе не тождественна, в ней есть выразительный аспект, и он бесконечен – символизация, регламентация, эстетизация… Шестнадцать обязательных блюд подавалось на обед французскому королю, соответственно в регламент обеда входили процедуры искусственного освобождения желудка короля. Гастрономическая культура – та же система социокультурных норм. А пища, само ее наличие или отсутствие – мощное средство дисциплинирования. Это не всегда заметно, но всегда эффективно.
Современный человек, как правило, озабочен вопросом, что он ест (выбор блюд), для него пища – соблазн, но так было не всегда и не со всеми. Когда стоит вопрос о том, есть ли у него хоть какая-то еда, память человека апеллирует к голоду. Голод ли, соблазн ли – но власть кормящего неистребима.
Ровно в этих рамках сталинская эпоха осуществляла свой гастрономический проект. Отношение к пище формировалось официально, на идеологическом уровне. Во-первых, власть взяла на себя функцию кормления народа. И это не только распределение пищевых благ: карточки, талоны, спецстоловые; «научное» обоснование того, почему номенклатурщик должен питаться очень сытно и калорийно («он за весь народ думает, отвечает»), а иждивенец кое-как («он не приносит пользы»); такие факты, как этот – отлучение от партийной элиты, влекли в первую очередь изъятие продуктовых талонов, остальные блага забирали потом. Суть была в другом: в присвоении властью роли, которую в традиционной культуре изначально играла женщина. Агентом производства желания была она. Это ее сфера – приготовление пищи. Мелочь, казалось бы, – изменить гендерный порядок…

Освободим женщину от власти сковородок!

И тем самым присвоим себе функцию производства желаний – тоталитарная власть, в отличие от демократической, всегда имеет женскую природу. Именно способность производить желание легла в основу той державы, о которой сегодня тоскуют. Есть исследования, подтверждающие проективный замах этого изменения, буквально так: народ как мужское начало и власть как вечный притягательный объект желаний для народа. Отсюда те самые «особые отношения» народа к власти: обмороки, истерические припадки у трибуны съезда от одного только лицезрения товарища Сталина – они не были редкостью. В этом же ряду – активный поиск чувства вины в гражданах, столь характерный для того времени. Ведь само по себе желание существовать в частном виде было уже предательством власти. Есть свидетельства: заключенные в лагерях очень страдали оттого, что они постоянно думают о еде, а не о власти, которая одна должна быть объектом всех стремлений и желаний.
Но превратить власть в вечный и притягательный объект желаний было бы невозможно без отчуждения женщины от этой роли. С виду казалось, что женщину выводили за рамки повседневности ввиду нехватки рабочих рук, на словах – ее «освобождали из кухонной тюрьмы», по выражению Коллонтай, и картинка, на которой женщина сидит на койке общежития с газетой в руках после трудового дня, часто встречалась в печати того времени: «Теперь она счастлива».
На самом деле менялся гендерный порядок. Теперь власть кормит народ в столовых через анонимного повара. Присутствие портретов вождей в столовых обязательно, власть – невидимый сотрапезник. Важна коллективность приема пищи, единовременность, но «когда я ем, я глух и нем», об общении речь не идет, все едят одно и в одинаковом количестве, и каждый – соглядатай другому. Кулинарный регламент определялся «по науке» (сюда же – медикальность поварского белого халата). Пища должна быть полезной, но не более того. Категория вкуса, которая предполагает формирование собственной телесности, выбор, – активно вытеснялась. Ничего своего, кроме физического тела, у человека нет, а тело власть может в любой момент отобрать. Таким образом, она не просто дозирует питание, экономит время человека для труда, но и насыщает его своим содержанием. Содержание это незамысловато: полстраны в ГУЛАГе, жизнь, физическое существование каждого поставлено под вопрос, и только власть, только она санкционирует твое бытие, ты должен быть благодарен ей за пайку хлеба, за то, что все еще жив. Так что «путь от сохи до ракеты», как чаще всего характеризуют эту эпоху, и в самом деле был фантастическим: силы черпались не из материального ресурса (его и не было), а из ресурса желания, разработанного столь изощренно, чудовищно. В этом тайна и колоссальное очарование эпохи Сталина: яркие результаты и беспримерно жестокие механизмы достижения.

«Не делайте из еды культа» – что это значит сегодня?

Правду сказать, практики общественного кормления народа плохо приживались. Аскетические рационы не всех вдохновляли, идеи минимизации пищи не приживались. В домах, спроектированных без кухонь, все равно имитировались кухонные уголки, а женщины рвались готовить. Однако тоталитарная власть без добровольного отчуждения не существует, ей нужна полная отдача. А это не может длиться долго и массово, держаться только на насилии человеческой природы. Но что любопытно: демократическая власть, которая не требует интенсификации, жертв и беззаветной преданности, поставляет сегодня примеры аналогичного отчуждения. Только теперь отчуждается от еды как объекта желания не насилием, а соблазнами. В современной культуре женщина перестает готовить, семейной трапезе предпочитается быстрое питание, что-то вроде заправки на АЗС, в одиночку и по необходимости. Что это значит? Человек, выходит, хочет, чтобы его кормили, кормили анонимно. В этом есть доля безразличия к собственной индивидуальности.
С психоаналитической точки зрения в тоталитарном обществе у человека формируется способность не к ассимиляции пищи – выбору, вниканию в качества, наслаждению, пережевыванию, усвоению, а к интроекции, бездумному проглатыванию. Специалисты установили аналогию: пищевые практики человека предуготавливают способ его работы с информацией. Привычка к интроекции, то есть нежелание выбирать, вникать, предвкушать, неумение готовить, ждать – вообще отношение к еде как к топливу – переносится на информационный дискурс: информацию поглощают не пережевывая, причем речь идет о «беззубости» как о неспособности к рефлексии и самозащите. Такой субъект идеален для любой власти, он будет исполнять все ее желания.
Монашеские, а еще раньше – эзотерические практики видели в гастрономических изысках препятствие для осуществления души, ее высветления; сталинский режим – для любви к власти; демократический режим как будто «за» пищевой выбор и многообразие вкусов. И все-таки «съешь меня», зовет реклама, а значит, инструментальное отношение к человеку никуда не ушло. Человек соблазнен – ведь все это едят, все туда ходят, всем нравится, что же ты? Он будто бы и сам рад отчуждаться. Но не похоже ли это на старую картинку: частное желание упразднено, кто-то другой уполномочен производить желания, тебя кормит некая анонимная социальная сила и передает тебе свое содержание. Как писал Олдос Хаксли, автор «Нового дивного мира», нынче власть не может быть такой репрессивной, как прежде, она избирает более мягкие механизмы дисциплинирования. Так что без иллюзий: мы присутствуем при рождении тоталитаризма нового типа, и последствия трудно даже представить.
Но неужели, неужели первопричина возвращения к тоталитарному мышлению столь ничтожна: женщина больше не хочет (сама не хочет!) готовить еду или готовит не так здорово, как в Макдоналдсе или пиццерии? Неужели это может так сильно срезать горизонт всему человечеству? Увы, свято место не бывает пусто. Те полубессознательные механизмы, которые составляют суть женской практики в традиционной культуре, та тайная власть, которой она обладает по природе и от которой она отказывается, так или иначе поступает в чье-то распоряжение. В чье? Тут либо анонимная социальная сила со своим содержанием, либо… как в странах Скандинавии, там мужчины все более активно и массово включаются в домашнюю повседневность.
…Итак, сегодня «Книга о вкусной и здоровой пище», изданная 70 с лишним лет назад (и ведь Микояну тогда пришлось побороться за слово «вкусная» в названии), переживает всплеск интереса: как хорошо люди жили, как ели, какие столы имели! Хотя так, как там нарисовано и описано, люди не ели, разве что советские номенклатурщики, да и то лишь в два предвоенных года. Это никак не гастрономическая культура эпохи, а ее репрезентация в розовом свете по-советски. Книга входит в число мифологем сталинской эпохи: все было хорошо, а плохо – еще докажите. Да, книга есть, а свидетелей той эпохи уже почти нет, и что значат их письменные свидетельства против такой красотищи? В общем-то, вот и вся модель добровольного отказа человека от собственных богатств и возможностей.

Записала Ирина ГРИНЬКОВА