КУЛЬТУРНЫЙ КОНТЕКСТ

Альтруизм как загадка природы

Согласно этическим теориям, добра и зла в природе нет. Право быть «моральным животным» всегда оставалось за человеком. Тем самым он сразу переставал быть животным. Переходя из мира природы в мир культуры, обрывал все связи, сжигал мосты. Но с точки зрения эволюционной биологии эта разделяющая грань вовсе не столь непроницаема. Эволюция – не только борьба и конкуренция. В первую очередь это сотрудничество и вечный поиск компромисса. Значит ли это, что существуют некие объективные биологические основания добра и зла? Заложены ли в нас на генном уровне стремление к самопожертвованию или, наоборот, эгоизм? И если да, в какой фазе находится в нас биологическая эволюция этики?

Ничего человеческого?

До недавнего времени так и принято было считать: все до странности «человекоподобные» поступки животных вовсе таковыми не являются. Это всего лишь наши интерпретации, желание приписать существам инстинктивным нравственное сознание, которым обладаем сами. И все-таки вот всего лишь два примера из бесчисленного множества – один абсолютно дилетантский, из повседневной жизни, другой сделан в ходе научных исследований.
В доме живут пекинес-метис и два кота: девятилетний сибиряк и годовалый беспородный подкидыш, которого не удалось никуда пристроить. Младший кот доставляет старшему массу неприятностей – играет с его хвостом, мешает спать, ворует еду из миски. Старший, на правах абсолютного хозяина дома, его брезгливо игнорирует. Пес уважает старшего и однажды решает заняться воспитанием зарвавшегося малыша. Котенок, загнанный в угол, вопит диким голосом. И тогда огромный сибирский кот, распушившись, отчего становится еще огромнее, бросается защищать назойливого собрата, которого обычно с трудом выносит. Пса приходится спасать.
Что здесь сработало – кошачья солидарность или ответственность старшего поколения за молодняк, попробуй разберись. Это был дилетантский пример.
Другой пример – из книги профессионального эколога Марка Бекоффа «Дикая справедливость» (Wild Justice). В ходе научного эксперимента группу мартышек-диан научили «покупать» еду в автомате, бросая туда жетон. Каждой обезьяне было дано одинаковое количество жетонов. Сразу же в группе обнаружился «продвинутый» молодой самец, у которого справляться с автоматом получалось лучше, чем у других, поэтому свои жетоны он использовал быстрее и быстрее съедал свою порцию корма. В той же стае была старая самка, которая так и не смогла научиться пользоваться автоматом. Ее жетоны лежали на земле. «Продвинутый» забрал их, немедленно получил в автомате еду. Но дальше произошло наименее ожидаемое. Он положил еду перед этой старой глупой обезьяной, которая не приходилась ему ни сестрой, ни матерью, ни бабушкой, вряд ли могла быть ему интересна с точки зрения продолжения рода, так как не могла уже приносить потомство, и вообще, наверное, была самым бесполезным членом группы. Сам он никогда не получал поощрения за такие действия, а значит, не рассчитывал на награду.

Эволюция «с человеческим лицом» против «закона джунглей»

И тот и другой случай достаточно сложно объяснить, если исходить из старого понимания естественного отбора как борьбы всех против всех, выживания сильнейших, эгоистического права силы.
В свое время, явно в противовес Дарвину (или его примитивному пониманию), Владимир Набоков написал: «Из всех законов природы, возможно, самый замечательный – это выживание слабейших».
На самом деле эволюционная биология на современном уровне ее развития давно ушла от категорий «силы» и «слабости», которых в общем-то изначально и не было в ее словаре. Ими позднее стали оперировать социологи, пытавшиеся приложить эволюционные принципы к жизни человеческого общества.
Вот что пишет в своей книге «Рождение сложности» известный биолог и палеонтолог Александр Марков: «Конкуренция, конечно, играет весьма важную роль и в биологической, и в социальной революции. Однако в конечном счете, как правило, в выигрыше оказываются не те, кто сумел добиться безраздельного господства в той или иной сфере и уничтожить всех конкурентов, а те, кому удалось наладить взаимовыгодное сотрудничество с ними и превратить врагов в друзей».
«Если уж на то пошло, то для социальной эволюции «закон джунглей» характерен даже в большей степени, чем для эволюции биологической. История полна примеров безжалостного истребления и вытеснения одними народами других, и этническое разнообразие человечества скорее снижается, чем растет… Для биологической эволюции такие явления менее характерны. Новые «прогрессивные» группы обычно не вытесняют старые, а добавляются к ним. В результате низшие организмы и по сей день остаются жизненно необходимы для существования высших. Если сегодня на земле вдруг исчезнут все одноклеточные, биосфера испытает немедленный коллапс. Если же исчезнут многоклеточные, на процветании мира микробов это отразится в гораздо меньшей степени. Без сотрудничества, кооперации, симбиоза не может существовать (и тем более развиваться) ни одна живая система».

Так называемое добро

Но означает ли это, что прав Жан Жак Руссо и природа – царство любви, альтруизма и справедливости, а зло состоит в том, что человечество оторвалось от истоков?
Великий этолог Конрад Лоренц назвал свою книгу об агрессии в животном мире «Так называемое зло». Александр Марков, исследуя эволюционные (и глубже – генетические) корни альтруизма, говорит о том, что и добро в этом случае – «так называемое». И тем не менее: «На уровне генов в основе эволюции лежит конкуренция разных вариантов, или аллелей, одного и того же гена за доминирование в генофонде популяции. И на этом генетическом уровне никакого альтруизма нет и в принципе быть не может. Ген всегда эгоистичен. Но если мы переведем взгляд с уровня генов на уровень организмов, то картина будет уже другая. Потому что интересы гена не всегда совпадают с интересами организма, в котором этот ген сидит. Потому что ген, или точнее аллель, вариант гена, – это не единичный объект. Он присутствует в генофонде в виде множества одинаковых копий. А организм – это единичный объект, и он несет в себе только одну или две копии этого аллеля. И иногда «эгоистичному» гену выгодно пожертвовать одной или двумя своими копиями, чтобы обеспечить преимущество другим своим копиям, которые заключены в других организмах».
Именно поэтому мир природы демонстрирует множество примеров удивительного самопожертвования. Первыми альтруистами на Земле стали микробы, которые до сих пор поражают своей радикальной «этикой». Так, бактерии Bacillus subtilis в «голодные» для популяции времена или «засыпают», превращаясь в споры, или включают химический механизм, который заставляет одну часть бактерий выделять особый токсин, а другую – умирать от этого токсина и превращаться в пищу для своих сородичей. «Самым интересным, – пишет Марков, – тут является даже не каннибализм бацилл-убийц, а альтруизм бацилл-жертв, которые отключают себе все что можно, лишь бы помочь своим сородичам себя съесть». Кроме того, если всех «альтруистов» съедают, не оставляя им шанса на размножение, каким образом передается «ген альтруизма»? Но генный химический «переключатель» остается настроенным так, чтобы включаться при голодовке только в 50% случаев. «Ведь если все особи в популяции захотят стать каннибалами, а жертвами – никто, то все мероприятие потеряет смысл, есть будет некого. Интересы сообщества оказываются выше личных, и каннибализм одних расцветает лишь благодаря альтруизму других».

От микроба до человека

Достаточно немного пофантазировать, и модель очередного тоталитарного общества или новой мировой религии будет готова. А если понаблюдать за жизнью муравьев, пчел, чаек в колониях – и тем более. Никто не спорит с тем, что человек – чрезвычайно сложное создание. Что он не пчела, и не чайка, и уж конечно не бацилла. Но, по мнению биологов-эволюционистов, все живое на Земле происходит от «последнего универсального общего предка» (Last Universal Common Ancecor – сокращенно LUCA). Соответственно возможно, что и генетический базис альтруизма есть у всех людей. Вопрос в том, в какой фазе находится эволюция альтруизма в современном человечестве. Закончился ли уже генетический этап, или эволюция альтруизма продолжается и на уровне гена?

Натура или культура?

Специальные исследования, основанные, в частности, на близнецовом анализе, показали, что такие признаки, как склонность к добрым поступкам, доверчивость, благодарность, подвержены у современных людей наследственной, то есть генетической, изменчивости. По мнению Александра Маркова, это означает, что биологическая эволюция альтруизма у людей, возможно, еще не закончена.
То есть получается, что одновременно в нас могут работать биологические и искусственные поведенческие схемы. Тогда самым интересным, наверное, станет вопрос о соотношении «натуры» и «культуры».
У животных, пишет Марков, альтруизм направлен обычно либо на родственников, либо может быть основан на принципе «ты – мне, я – тебе». Это явление называется реципрокным, или взаимным, альтруизмом. Идеал реципрокного альтруизма – это так называемое «золотое правило этики»: поступай с другими так же, как хочешь, чтобы поступали с тобой. А по-настоящему бескорыстная забота о не-родственниках в природе встречается редко, возможно, человек – чуть ли не единственный вид, у которого такое поведение получило некоторое развитие.
Как происходит это развитие – тоже одна из современных загадок. Экспериментальные данные, например, доказывают, что большинство трех- или четырехлетних детей ведут себя обычно как эгоисты, но к 7–8 годам у них уже четко выражена готовность помочь ближнему. И специальные тесты показали, что чаще всего альтруистическое поведение у детей основано не на бескорыстном желании помочь, а на стремлении к равенству и справедливости. Когда трехлетним малышам предлагают поделить конфеты – забрать себе или поделить «по-честному», большинство из них делают выбор в собственную пользу. Но уже через четыре года количество поборников справедливости и щедрости возрастает от 4 процентов до 30, а если учитывать еще и «умеренно добрых» детей, которые действуют по принципу «и себя не обижу, и с другими поделюсь», то прогресс от 21 процента до 60.
Остается выяснить, что это – результат социализации или работа генетической программы? Смущает в этих данных одно – проблема того, что социологи называют «выборкой». Если бы эксперимент оказался настолько грандиозным и охватил хотя бы больше половины существующих в настоящее время культур, можно было бы с большей определенностью говорить о соотношении биологического и культурного. А пока эти добрые и недобрые дети остаются такой же загадкой, как коты и мартышки из наших историй, рассказанных вначале.

В статье использованы фрагменты книги Александра Маркова «Рождение сложности. Эволюционная биология сегодня: неожиданные открытия и новые вопросы» (М.: Астрель, 2010) и его лекции в цикле «Полит. Ру. Публичные лекции» «Эволюционные корни добра и зла: бактерии, муравьи, человек» (http://www.polit.ru/lectures/2010/06/18/markov.html).