НЕЗАБВЕННЫЙ СЛЕД

Тихая пристань. Май.

«Храните, о друзья, храните…»

Нынешним летом, 10 августа, исполнится ровно 200 лет с тех пор, как Александр I начертал на проекте создания в Царском Селе первого в России Лицея: «Быть по сему. Александр». Назывался этот исторический для отечественного образования документ очень просто: «Постановление о Лицее».
В «Прощальной песне воспитанников Царскосельского Лицея», написанной восемнадцатилетним Антоном Дельвигом, первые строки были посвящены Отечеству. Сразу за ними следовали строки, обращенные к государю, и то была справедливая ему дань:
Тебе, наш царь, благодаренье!
Ты сам нас юных съединил
И в сем святом уединенье
На службу музам посвятил!
Прими ж теперь не тех веселых
Беспечной радости друзей,
Но в сердце чистых, в правде смелых,
Достойных благости твоей…
Послушайте, сколько в этих строчках чувства лицейского достоинства. Ни тени верноподданничества. Фактически лицеисты предлагают императору свою дружбу, свое сердце, а вовсе не усердие и покорность.
Александр I услышал «Прощальную песнь лицеистов» 9 июня 1817 года, когда в Царском Селе состоялся первый выпускной акт Лицея.
Через сто лет, весной 1917 года, гимн был последний раз исполнен лицеистами на выпуске 73-го курса. Через несколько недель история императорского Александровского Лицея, воспитавшего элиту страны, была насильственно пресечена. Одни лицеисты погибли в гражданскую войну, другие оказались в эмиграции. Оставшиеся в России пытались держаться вместе, даже возделывали общий огород, имели товарищескую кассу. 19 октября собирались близ церкви Святых Косьмы и Дамиана, заказывали в храме панихиду по умершим и погибшим товарищам. Вскоре и эти скромные встречи прекратились. На последних лицеистов обрушились гонения.
Вот что рассказала мне научный сотрудник Мемориального музея Лицея в Царском Селе Светлана Васильевна Павлова, всю жизнь посвятившая истории Лицея: «В 1925 году сфабриковали так называемое «дело лицеистов». Их обвинили в заговоре, во враждебном отношении к Советской власти, в шпионаже… В результате — расстрел одних, ссылка на Урал, на Соловки — других. Потом, уже в эмиграции, бывшие воспитанники Лицея подсчитают: 88 лицеистов замучены, расстреляны, погибли только между 1918 и 1922 годами... Судьбы некоторых лицеистов не известны до сих пор…»
В последние годы многие учебные заведения взяли себе благородное и звучное имя лицея. Время от времени возникают замечательные проекты, находятся большие средства и даже возводятся прекрасные здания, но что-то не складывается. И от высоких порывов («Возродим традиции!», «Воспитаем элиту!», «Применим инновации!») порой остается только помпезная табличка при входе.
Так почему же у нас не получается создать ничего сравнимого с Царскосельским Лицеем? Об этом я спросил недавно настоятеля Свято-Алексиевской пустыни иеромонаха Петра Василенко, создавшего уникальный духовно-образовательный комплекс в Ярославской области.
– А вот не надо объявлять, что «будем воспитывать будущую элиту России». Это же смешно. Как мы можем воспитать то, чем сами не являемся?..
Так что же теперь – опустить руки? Нет, конечно. Но лучше начинать не с шумных деклараций, а с малого. Почему бы, к примеру, не вернуть в наши выпускные классы забытый лицейский гимн?
…Друг на друге остановите
Вы взор с прощальною слезой!
Храните, о друзья, храните
Ту ж дружбу с тою же душой,
То ж к славе сильное стремленье,
То ж правде – да, неправде – нет.
В несчастье – гордое терпенье.
И в счастье – всем равно привет!

От обмолвки до помолвки

23 мая 1828 года датировано одно из самых светлых стихотворений Пушкина:
Пустое вы сердечным ты
Она обмолвясь заменила
И все счастливые мечты
В душе влюбленной возбудила.
Пред ней задумчиво стою,
Свести очей с нее нет силы;
И говорю ей: как вы милы!
И мыслю: как тебя люблю!
Согласитесь, какая счастливая обмолвка! Если бы 19-летняя Анна Алексеевна Оленина не оговорилась в беседе с Пушкиным, если бы у нее не вырвалось «ты» вместо «вы», то и не было бы этого шедевра любви и нежности.
В ее обмолвке и его стихах – невольный урок и нам… Нет, не урок в строгом смысле, а подсказка: одно слово может сделать человека счастливым. И даже не столько само слово, а интонация, с которой оно произнесено.
А мы отчего-то экономим на добрых словах. Скупимся на благодарность, высказанную не вослед, посмертно, а здесь и сейчас. Об интонации и говорить нечего. В нежности, приветливости, ласке мы страшно сдержанны. Вот и простое «ты» – как редко сейчас люди вкладывают в него тепло и дружество. Бывает, вижу: обращаясь на «ты», человека хотят обидеть, уязвить, «поставить на место».
Но скорее вернемся туда, где даже досадная оговорка вызывала к жизни великую поэзию. Вернемся в 1828 год, в местечко, название которого будто указывало на то, что люди там живут в добре и любви, приютившись друг к другу. Приютино – дачное место в 17 верстах от Петербурга.
Пушкин приехал сюда к Олениным в воскресенье 20 мая. На даче уже были выставлены вторые рамы, и воздух сада, настоянный на свежести распустившейся зелени, весело гулял по дому…
День этот был столь отраден для влюбленного в Аннет Пушкина, что и в понедельник, и во вторник, и в среду поэт живет воскресными радостями. 23 мая он пишет вчерне послание Олениной (уже пятое за ту весну!), начиная его: «Холодный Вы сердечным Ты…»
27 мая он спешит в Приютино, чтобы вручить любимой свое признание – переписанные набело стихи «Ты и вы». Перечитывая это стихотворение, полное предощущения близкого счастья, трудно поверить, что накануне, 26 мая, в свой день рождения, Пушкин пишет мрачнейшее «Дар напрасный, дар случайный…».
За эту неделю, от воскресенья до воскресенья, Пушкин будто проживает какую-то отдельную жизнь, в которой были и счастье, и отчаяние, и радостные планы, и горькие разочарования. В какие-то несколько дней происходит полная ревизия и чувств, и мыслей.
Но предчувствуя разлуку,
Неизбежный, грозный час,
Сжать твою, мой ангел, руку
Я спешу в последний раз…
За обмолвкой вот-вот могла бы последовать и помолвка, но сватовство поэта было неудачным. Родители Анны не хотели видеть свою дочь женой неблагонадежного и легкомысленного, как им казалось, литератора.
Аннет не стала Анной Пушкиной, как о том грезилось поэту. Но остались пушкинские послания. Восторженное юное «Ты и вы». С грустью благословляющее «Я вас любил: любовь еще быть может…».
Остались грустные портреты веселой Аннет.

«Растворил я окно…»

13 мая 1885 года в немецком Мейнингене были написаны стихи, ставшие вскоре одним из самых популярных русских романсов. Автор скрывался под псевдонимом К.Р.
Растворил я окно – стало грустно
невмочь –
Опустился пред ним на колени,
И в лицо мне пахнула весенняя ночь
Благовонным дыханьем сирени…
Под этими таинственными инициалами К.Р. в русскую поэзию навсегда вошел Константин Романов – поэт романсовой задушевности, восторженный и одновременно трагический лирик. Последний лирик, нераздельно связанный с ХIХ веком.
Вехи судьбы Константина Романова кажутся причудливым смешением биографий разных выдающихся людей.
Мичман на фрегате «Светлана» в период Русско-турецкой войны. Командир Преображенского полка. Главный начальник военно-учебных заведений России, заботливый попечитель кадетов. Мальчишки так любили князя, что когда он приезжал с проверкой в то или иное училище, его порывались носить на руках.
Четверть века великий князь возглавлял Императорскую академию наук. При его поддержке были организованы легендарные арктические экспедиции, в их числе – для поисков Земли Санникова.
Именно Константин Романов стал учредителем в Академии наук разряда изящной словесности (упраздненного после смерти князя и до сих пор не восстановленного), Пушкинской премии (ныне, кажется, воскресшей, но уже без участия нашей академической науки), а также Пушкинского Дома (известного ныне всем славистам мира Института русской литературы РАН). По инициативе Константина Романова приобретено в казну Михайловское, имение Пушкиных.
Был князь и литературным критиком, драматургом, актером (играл Гамлета на сцене Эрмитажного театра), талантливым музыкантом – написал романсы на стихи В.Гюго, А.К.Толстого, А.Майкова…
В молодости Константин Константинович хотел уйти в монастырь и пытался испросить на это разрешения у отца, императора Александра III. Ответ был: «Костя, если мы все уйдем в монастырь, кто будет служить России?»
Подписываясь «К.Р.», Константин Константинович хотел предстать перед читателем не августейшим сочинителем, а поэтом-послушником. Но ему, увы, не удалось избежать ни верноподданнического «изъявления чувств», ни хамства. После революции лирика К.Р. оказалась под безоговорочным запретом. Прочитать К.Р. было негде, его можно было разве что услышать в романсах Чайковского. И пожалуй, самый известный из них – «Растворил я окно…».
Впервые я услышал этот романс в детстве, в больнице. Не слова, но интонация, печальный голос заворожили меня и, помнится, довели до слез. И вот сейчас это стихотворение уводит меня к тем дням первого одиночества, первой разлуки, пусть и кратковременной, но ощущаемой трагически. Наверное, блажен, кто не пережил, не перестрадал в детстве такую разлуку или просто забыл ее. Но тот, кто не забыл, вспомнит и ожидание у больничного или детсадовского окна, и первые теплые дни, и облако цветущей сирени, и непрошеные слезы свои…