«А на уроке в классе выключился свет...»

Снова готовишься к урокам. Смотришь на белый лист, потом начинаешь писать, и получаются такие скупые тезисы, что самой стыдно. Это отравленные моменты – все унижения, связанные с образованием, вся неуверенность, иллюзорность, своя собственная неполноценность и ущербность.
Мне все время кажется, что женщина-проверяющая заглядывает через плечо, и я не могу писать. И почти физическое отвращение от слов «методика», «планирование», «работать учителем». Тоска, тоска, тоска, тоска... такая тоска, как в школе, где есть вздыбившийся линолеум, запах еды и туалета, толстые от слоев масляной краски парты, лампы дневного света. Бедность и какой-то канцелярский застой… это никому не нравится. Планы.

Восьмой класс – до урока: «А я книжку не достал... не знаю, где взять книжку». Я: «Магазин “Букинист”, третья полка слева, библиотеки, интернет». Они: «А я не записана... А я не умею... А у нас…» Только и смогла сказать: «Застрелиться! Чтобы книга была».
Я никак не могу к ним привыкнуть. А. теперь брюнетка (в прошлом была блондинкой и была рыжей), В. теперь с сиренево-розовыми волосами, а у Д. только ногти розовые, все остальное сейчас зеленое.
На уроке лучшим из всего была девочка, которая прочитала из «Слова о полку…»: «И понеслись они, разбрасывая шелка да половецких девушек, по полям, по тополям…» Пауза. «Ой, по топям!» Весь класс смеялся и я, вытирая глаза: «Они же бегут, точно – очень торопятся».
Спрашиваю сегодня: «Что значит “страсть князю ум охватила”?» Ответы: «подраться захотел… побить их, этих кобяков… наподдать всем решил». Эти ответы я засчитала, потому что это единственное, что они правильно трактовали. Они тоже меня спрашивали: «А чем прославился этот самый князь?» Говорю: «Он проиграл самое большое сражение». – «Продул вой­ну и стал знаменитым?» – «Но потом вырвался из плена, все начал сначала». – «А второй-то раз получилось?» Я покраснела: «Об этом литература умалчивает. Но не это главное!»
Нарисовали стрелочки к Игоревым детям, братьям и племянникам – обозначили главных героев грустной саги, которая никогда не закончится. Спрашиваю: «Знаете арию “О дайте, дайте мне свободу?” из оперы Римского-Корсакова?» – «Нет». – «Ладно, слушайте: “Спасу я честь свою и славу, я Русь от недругов спасу…”» Спела, Д. спрашивает: «А почему сперва честь, а потом Русь?» Я запнулась. Но меня спасли: «Потому что Игорь был честолюбивым!» Читаем «Плач Ярославны», и в целом выходит воодушевляюще.
В конце урока я благоразумно сфотографировала доску, чтобы дома прочитать все, что написала.

* * *
Я шла с литературы на английский и не смогла перестроиться: все связующие предложения говорила на русском языке. А если иду наоборот, сыплю «рэди, стэди, гоу», которые, конечно, как-то разбавляют нашу древнерусскую тоску на «Слове о полку…».
Мои установки на младшеклассников: 1) А. и З. пишут русскими буквами английские слова на слух – пресекать неуклонно, но не грубо; 2) у малышей нужно показывать движения руками, кистями и пальчиками – чтобы успокоить, а чтобы расшевелить, от пальчиков к рукомашествам; 3) домашнюю проверять, за руку держать, но за грязь в альбомах стыдить, песни петь, железной волей направлять.
Всех новеньких запомнила, полюбила, оценила, отметила. М. подарила мне простой и милый оранжевый букет – там было сломано лишь два цветка, подозреваю, что букетом она успела кого-то треснуть. Новость дня: К. ездит по школе на роликах. На английском он их тоже не снял, но зато теперь сидит спокойно весь урок! Только один раз подъезжал к столу, чтобы взять альбом. Золотой ребенок! Я успела две считалки выдать за рэп – учила их перед уроком, в быстром ритме и бодром духе. Это о времени года, когда яблоки особенно sweet, а скул-фрэндз мит! – на слово «встречаются» надо «дать пять» соседу по парте, но поскольку они это делали, глядя на меня, у нас много хлопков мимо – кто-то кому-то попал по носу, а кто-то кому-то заехал в щеку. Настроение отличное.
В. весь урок болтал сам с собой, а я была терпелива, хотя немного расстроилась: стараешься, заботишься, ночей не спишь, а они вечно нос воротят. К концу урока В. под бодрое ворчание вместо даблдэкера на обложке альбома нарисовал фургон для развозки молока на ферме. Мне он сказал: «Это развозка пиццы, в Биг Бэн везут». – «Соу найс», – согласилась я и сунула ему под нос свою тетрадку с Ландан Бридж, чтобы он не забывал о том, как выглядит мост, по которому надо ехать. Тут носик сунула К.: «А что это за небоскребы на зад­нем плане?» – «А там сидят дяденьки и ворочают цифрами». – «А с нашей стороны тогда что, откуда мы смотрим?» – «Вид из окна офиса, а также из окна самого министра, который оф эдьюкейшн!»

* * *
Вчера ночью читала Блока и поняла, что не понимаю, как его «проходить». Как я в школе – о том, что он пишет о ПД (Прекрасной Даме), которая означает ВЖ (Вечную Женственность) – так не хочется. А в идеале – чтобы я ничего не говорила. Все-таки надо любить говорить, если преподаешь литературу. Но у меня с детства неутоленная и неутолимая жажда диалога.
А на уроке, к которому я так мучительно готовилась (он был первым), в классе выключился свет. И мы занимались в темноте. С одной свечкой, которую я ставила на стол читающему. Я все надеялась, что вот-вот рассветет, но поскольку сегодня дождь, светлее даже в половине десятого не стало. Зато декаданс, кажется, все прочувствовали.
Блок – вот ужас – никуда не помещается. Его надо было сегодня, а в результате переносим на завтра. Футуристов покажем как «паблик промоушн» и на этом успокоимся. А фотоальбом надо у меня забрать. Я сегодня опять потрясала собранным мной фотоальбомом и восклицала: «А это Ахматова молодая! А тут уже замужем, да, это Николай Степанович Гумилев… а это...». Дети в тоске, и меня утешает только то, что за мной стоит целый клан и я хоть убейте не понимаю, как можно полюбить что-то «на раз».

…Еду домой в автобусе. Оказывается, что уже и плеер не нужен. Перематываю в памяти день, вспоминаю «по полям, по тополям»… и смеюсь.