Первые в очереди на вычитание

Первая учебная четверть в разгаре, а стабильности в работе нет у многих и многих педагогов. Только и слышно: закрываются школы, расформировываются учреждения дополнительного образования, упраздняются кружки технического творчества и центры реабилитации для детей с особыми потребностями. Повсеместно сокращаются ставки и должности в школах, отделы и лаборатории методических служб, ИПКРО и управлений образования. Повод к тому – требование снижать неэффективные расходы в сфере образования. На сей счет в регионах составлены безапелляционные «планы и графики сокращений». Документы, безразличные к тому, что за работа, какие люди стоят за «бесполезными» ставками и должностями…

Общий план, короткие сюжеты

Пейзажи, которые рисует в этом сентябре оптимизация, написаны в технике «кто смел, тот и съел» – когда нанесенное на бумагу распоряжение при помощи специального воздействия специально назначенных людей стирает «все устаревшее», а заодно и самые выразительные сюжеты отечественного образования, колоритные портреты и множество уникальных деталей, каким-то чудом уцелевших после всех реформ-нашествий.
...Московский центр дифференцированного обучения «Наш дом» – для детей с очень тяжелой патологией центральной нервной системы: аутизмом, шизофренией, эпилепсией, детским церебральным параличом, тотальной слепотой. И педагоги, и воспитатели центра были командой специалистов, работавшей как единый организм. Но грянули перемены: во-первых, «платить надо по труду», то есть педагогам больше, чем воспитателям, а одним педагогам больше, чем другим. Опаснейший ход, ведь успехи в учебе таких тяжелых детей напрямую зависят от сопровождения ребенка вне занятий, и ценность любого работника здесь – мера его личной отдачи. Никто тут не дороже и не дешевле. Во-вторых, вдруг стали не нужны дипломированные врачи-неврологи и коррекционные педагоги. За лето уволены 18 человек. Ушли ответственные, опытные специалисты, много сил отдавшие работе с тяжелыми, душевно больными детьми и подростками. В штат зачислены новые сотрудники – на основании прохождения ими краткосрочных «программ психологических основ», созданных никому не известными авторами, на самом деле – навязывающих терапию, а не поддержку и развитие. Вчерашние студентки заявляют: «Этих игр мы не знаем и проводить не будем. Этих песен тоже. Эти материалы надо искать, вот еще… этого ребенка в изолятор и не давать колюще-режущих предметов, ничего ему не давать». По словам старожилов центра, «хорошо зарекомендовавшая себя школа превращается в собес с психоневрологическим уклоном».
Главное, люди уверены, что все это – произвол директора. Мол, не может такого быть, чтобы цинизм и бесчеловечность инициировались приказами сверху и составляли ядро образовательной политики страны.
…В подмосковном городе Красноармейске, где дети школы № 2 (500 человек) уже третий год учатся в мастерских, тогда как в здании школы гуляет пустота замороженного на неопределенный срок капитального ремонта, педагоги тоже сетуют на обстоятельства: «Все из-за кризиса. Губернатор Московской области выделил нам средства на капитальный ремонт из личного фонда, но получить и освоить мы успели только первый транш. Второго не последовало и, судя по обстановке в правительстве МО, не последует. Беда в том, что из-за губернаторского решения мы не стоим в плане на капитальный ремонт в образовательном ведомстве МО». Послушать – чистое недоразумение, и никто не виноват. Губернатор добрый, отдел образования ни при чем, в министерстве образования области все идет по плану. А посмотреть своими глазами – куда как логично: сначала на центральной дороге возникают яркие указатели: «Элитный детский сад», «Элитная гимназия», потом поворот и строительный забор, поиск дыры в заборе: «Вот тут проход в школу». – «Что, и директор так ходит?» – «Да, конечно». Раз согласны так ходить, значит, устраивает? Правда, за три ремонтных года численность школы уменьшилась на 300 человек. Но директор, он же автор реконструкции и фактически прораб строительства, и не помышляет о том, что школа прекратит существование: «Никто не заинтересован, чтобы школы не было. Все как раз наоборот».
Что такое «наоборот»? Старшеклассник школы № 2 написал на сайт президента анонимное письмо о положении дел в школе. В школу позвонили из президентской администрации и, удостоверившись, что так все и есть, посоветовали: организуйте такое же письмо за подписями детей, тогда, может быть, вашей проблемой займутся. Чистосердечный директор счел такое предложение неэтичным и непедагогичным, а свое дело – правым, не нуждающимся в спецэффектах. Однако уроки идут в мастерских уже не временно, а постоянно.
Порядочных людей (назови их хоть «наивными», хоть «странными») в педагогике еще много. Правда, они беззащитны перед натиском экономических подходов к образованию. Сюжетов, в которых они вынужденно сдают педагогические позиции и вчистую проигрывают мастерам бюрократических игр, становится все больше.

Ретроспективная зарисовка для большого сюжета

Сегодня сотрудники Городского ин­формационно-диагностического центра (ГИДЦ) города Казани не знают, возобновлять им школьные семинары или подождать, включаться в новые проекты или нет: большинство из них в конце августа получили уведомления об увольнении и сообщение о том, что ГИДЦ упраздняется.
«Время не стоит на месте, все меняется, – говорят нам в управлении образования Казани. – Идет оптимизация муниципальной методической службы: сокращаются отделы, должности, расходы. Это решение исполкома. Нам переданы планы и графики».
...В конце 90-х в городе Казани были объединены две организации, компьютерный центр и методический, в городской информационно-диагностический центр (ГИДЦ). Компьютеров тогда было мало, об информатизации школ речь не шла, просто новый начальник управления образования увлекся идеей компьютерного тестирования и решил ее осуществить. Директором был назначен Мударис Каюмов, и хотя найти специалистов должного уровня было не так-то просто (никто не шел на мизерную зарплату методиста), энтузиастов он все-таки отыскал. Инженер Андрей Бахтин, например, в то время уже наладил сеть компьютерных кружков в Доме пионеров; Бейниш Ланда, преподаватель вуза, кандидат наук, уже тогда занимался мониторингами. В общем, команда сложилась, система заработала, и за 3–4 года образование Казани вышло в лидеры IT (еще в 2003-м все школы города были подключены к интернету). А из многочисленных примеров того, как «еще нигде не было, а у нас уже работало», оставим лишь один: «Мы создали свой портал, когда у министерства образования еще не было сайта».
Создавалось все, конечно, не «до кучи», а ради изначальной идеи: компьютеризация – средство адекватной диагностики работы всей системы образования в городе. Авторские методики диагностики знаний здесь разработали задолго до ЕГЭ, но были они фронтальными и комплексными. А в лаборатории мониторинга показателей здоровья ГИДЦ разработано уникальное тестирование показателей здоровья школьников (опубликовано в федеральных журналах, оценено грантом Минобрнауки РФ в 2009 году).
Все проекты ГИДЦ – реализованные и текущие, местные и всероссийские, сквозные и партнерские – перечислять тут не будем. Одна только справка: в городе четыре школы уже живут без бумажного журнала и еще двадцать две собираются переходить «на электронку» – реализуется программа «Сетевой город. Образование».
А что касается работы с учителями – в Казани давно стопроцентная компьютерная грамотность педагогов, причем обучение всегда идет одновременно с поставкой нового оборудования. Например, как только интерактивные доски разных типов пошли в школы, началось обучение учителей. Семинары бесплатные, продуманные настолько, что каждый обучившийся может учить коллег в своей школе. В программах есть методический блок.
Рассказывает преподаватель гимназии № 17 Ринат Идрисов: «Без этих высококлассных специалистов ИКТ были бы обузой для учителей. В школе как? Учителю что-то надо поставить, настроить (от кнопки у нас ничего не работает), что-то убрать. В то же время ставок (уж не говорю о достойных ставках) для специалистов в школе нет. Но всегда у нас был под рукой этот безотказный ресурс, ГИДЦ».

В новом ракурсе

Был, да сплыл. От ГИДЦ еще осталась печать, но уже потеряно имя. В планах на завтра стоит название ГМЦ (городской методический центр), фактически другая организация, и каюмовской команде в ней не место.
Мударис Каюмов, два года назад смещенный из директоров в заместители, а ныне свободный гражданин с увольнительным предписанием на руках, рассказывает: «Чтобы реализовать то, что было изначально заложено в идею информатизации образования, я собирал интересных людей, которые могут самостоятельно мыслить, умеют делать дело, а не планы и отчеты писать».
Роза Шаяхметова, директор ГИДЦ, будущий директор ГМЦ, оператор процессов оптимизации методической службы Казани, говорит: «Идет оптимизация. Сокращаются отделы, должности, единицы. А несогласные пишут письма, и к нам приходят проверки. Проверки очень серьезные. Я сопровождала проверяющих. С каждым сотрудником подолгу разговаривали, смотрели, соответствует ли его деятельность типовым инструкциям. И оказалось, что инженер занимается не тем, чем должен заниматься инженер, программист выполняет работу, несвойственную программисту. Не все наши сотрудники сумели показать, что они умеют исполнять свои обязанности».
Рушания Шамсутдинова, методист Центра по ИКТ, по ее словам, «первая в очереди на вычитание», уверена: «Оптимизация муниципальной методической службы фактически ликвидирует целое направление, информатизацию образования. Сегодня наших проектов нет в общих планах управления, из предложенных нами 67 пунктов осталось 7, и то не самых важных. Мы даже заявку на всероссийский конкурс «Город мастеров» по интерактивному оборудованию подавать не хотели, но организаторы удивились: как? У казанских учителей идеальные шансы на победу!»
Андрей Бахтин, инженер ГИДЦ: «Руководители не считают, что это конфликт. Там своя логика: все обучены, зачем структура? Обучены, но учителям надо идти дальше, нежели использование компьютера как технического средства обучения (ТСО). А изменения в подходе учителя к содержанию образования, вызванные применением IT, только-только наметились. Но это никому не интересно. Требуют четкости планирования – но откуда ей быть, если в режиме обновления семинары могут возникать стихийно, например, фирма предложила оборудование, и мы три дня занимаемся с учителями».
Роза Шаяхметова: «У нас есть документ, в котором названы направления деятельности ГМЦ, сказано, что и как делать. Это аналитическая деятельность, информационная, организационно-методическое обеспечение и информатизация образования. Никто от информатизации не отказывается, но это лишь одна составляющая работы ГМЦ».
…Не будем длить словопрения, поскольку и так ясно, что разница в словарях представителей чиновного и педагогического подходов к образованию огромная. Если «информатизация» – это поставка оборудования, то одно представление. А если это глубинные процессы, идущие в сфере образования, меняющие сознание людей, – другое. Если «аналитическая деятельность» – это сбор и составление отчетов, работа с калькулятором, аналитиками называются одни люди, а если это работа с базами данных, с результатами грамотно проведенных мониторингов, – то совершенно другие. И далее, далее… слово «специалист», например, в современном лексиконе все чаще означает должность госслужащего, все реже – человека, знающего свое дело досконально.

Портрет, уходящая натура

Александр Кайгородов – еще один сотрудник ГИДЦ, получивший уведомление об увольнении. При этом он хранитель уникальной коллекции медиаресурсов, которая начала создаваться еще в 60–70-е годы из учебных кино- и телефильмов к урокам – очень качественных с точки зрения содержания и методики предъявления материала – и постоянно пополнялась (видео- и аудиокассеты, позже диски) – счет на тысячи. Хранителем Кайгородов стал поневоле: сначала прокатные центры, где были сосредоточены предметно ориентированные ресурсы, закрыли – был ликвидирован республиканский видеоинформационный центр при министерстве образования, а с ним и его подразделения. Тогда коллектив Кайгородова – 12 человек, занимавшихся отбором, каталогизацией и оцифровкой продукции и съемкой нового материала, – передали в организацию, которую вскоре расформировали по причине незаконности ее существования. Заодно исчезли ставки. Но не исчезла уникальная коллекция. Кайгородов согласился на должность программиста в городском информационно-диагностическом центре, чтобы спасти ее – уже в одиночку. Создан сайт, представлены каталоги по темам, разделам, по предметам – название ресурса, номер, количество минут. Нет сомнения, материалы имеют как историческую, так и методическую ценность. Чего стоят только кассеты с записями уроков талантливых учителей 80-х и 90-х или записи образовательных телепередач того времени. И сотни документальных фильмов по истории отечества, записи авторского чтения произведений, уникальный краеведческий ресурс – самый дефицитный материал для проведения уроков, создания ученических проектов и презентаций, ведения исследовательской работы. Причем материал «чистый», для образования предназначенный, в отличие от зачастую сомнительных ресурсов интернета.
«Пока это есть, но скоро не будет, – говорит Александр Владимирович. – Нам предлагают раздать их в школы по профилю. Но прежде они должны быть все оцифрованы единым образом, нужна их глубокая обработка, иначе затеряются, пропадут. Однако эта работа не ведется, средства на нее не выделяются. На данный момент нас отнесли к методической службе, но мы служба ресурсов, понятно, что это другая специфика, и понятно, что мы и здесь не нужны».
Ненужным оказалось то, что 30 лет собиралось и хранилось, использовалось и развивалось. Не нужны ни технология хранения, ни культура пользования, ни экология информации – так тяжела и примитивна поступь оптимизации. Структуру упразднить, людей сократить, кассеты выкинуть. Когда ничего нет – нет и проблем. Одна незадача: есть Кайгородов, который упорно отстаивает существование городской фильмотеки и ее сопровождение: «Пусть по школам, но на переходном этапе надо сначала создать и профинансировать лабораторию, которая ничему существенному для образования не даст погибнуть. Надо создать электронную базу данных и систему пользования ресурсами. Я давал много предложений руководству, все они были отклонены».
Потому что главное в оптимизации – людей, ставок должно быть меньше. А дела пусть идут, как идут. Например, в прокатных центрах образования Казани десять лет назад работали 63 человека (в семи районах города). Много, да. Сократили. Остался один человек и ни одного центра. Да и человек этот, Кайгородов, он – зачем? Его на днях сокращают. Вместе с коллекцией: «Я бы передал, но куда передавать – никто не знает».
Сюрреалистическое
С экономической точки зрения идеально – чтобы вообще никаких служб вокруг школ не было… разумеется, кроме финансовой, считают финансисты. И контролирующей, добавляют управленцы. И те и другие взяли столько власти, что заявляют методической службе в глаза: «Вы нам вообще не нужны». О том, что методическая составляющая вытеснена административной, говорит Мударис Каюмов, заместитель директора ГИДЦ: «Специфика методической службы, то есть содержательная работа с учителями, никого не интересует. Новые представления такие: издавать много-много брошюр, проводить многочисленные мероприятия на уровне «прошло–забыли», а курсы поставить на платные рельсы. И кто не вписывается в эти представления, не нужен».
Фарида Апполонова, методист ГИДЦ, курирующая историю: «Парадокс: мы должны думать о конечном результате, то есть о повышении предметной компетенции педагогов, но в связи с оптимизацией наши ставки перекраиваются так, чтобы специалисты и думать забыли о содержании: вот тебе полставки дошкольного и полставки инноватики; а тебе полставки истории и полставки аттестации. Вводится методист по работе с одаренными. Он кто? Одаренных математиков будет курировать географ? Или вот: методист по молодым кадрам. Он откуда эту работу знает? От такого переворота, когда формы встали впереди, а содержание значения не имеет, голова идет кругом. Отличный способ обессмыслить любую деятельность».
Представим, каково учителю в такой системе: прежде он имел дело с куратором своего предмета, теперь – с целой группой товарищей: по инноватике, по аттестации и т.д. Кому это надо? Никому.
Оказывается, сделать так, чтобы хорошее дело стало никому не нужным, очень просто: стоит объявить приоритет формы. Школа, например, зачем, если показатель качества ее работы – ЕГЭ? Подготовиться к тестированию можно где угодно. Или повышение квалификации учителей. Зачем развитие – книги, институты и специалисты? Ты только собери все бумаги!
Бейниш Ланда, автор методики мониторинга здоровья школьников, созданной в ГИДЦ, разводит руками: «Диву даюсь: там придумали 300 показателей для оценки деятельности руководителей ОУ, а там сплоховали, у них только 275! Четыре страницы – перечень критериев. А у меня всего два параметра: знания и здоровье. Мониторинг диагностирует безошибочно. Но он никому не нужен, несмотря на свежие постановления Правительства РФ о внимании к здоровью школьников. Как влияет на здоровье интенсификация учебного процесса в связи с подготовкой к ЕГЭ? Все можно проверить и перепроверить. Дать открытую оценку качества образования, провести анализ. А не надо. Ясности – не надо». И поскольку Ланду тоже сокращают, я спрашиваю: «Кто теперь будет эту работу делать?» – «Никто. Эта работа им не нужна».

Последний штрих

…Большая Красная улица, в районе которой велись описанные здесь разговоры, упирается в казанский Кремль. На площади перед Кремлем памятник Мусе Джалилю: узник Моабита всем существом устремлен к небу, но его ноги обвиты колючей проволокой. В этом сентябре скульптурное изображение показалось мне поразительно актуальным.