РЕПОРТАЖ

«Чтобы дети знали, что за земля у них под ногами»,–

Школьный музей - он всем знаком, всем привычен; он для школы, для учеников, для учителей, иногда для родителей, для энтузиастов-краеведов. Но, оказывается, можно создать такой музей, который сможет и переменить весь уклад школы,
и спасти ее от закрытия, и привлекать туристов, и приносить деньги не ради прибыли, а все на те же школьные нужды: ремонт, к примеру. И для того, чтобы этот музей работал, не нужно ни большого штата, ни грантов. Нужен труд и нужно намерение сохранить прошлое своего края, сохранить его дух и тогда через усилие осмысления история предков становится и твоей историей.

 

Язык цокающий, окающий и мелодичный

Стоял березовый лес. Деревья подсекли, сожгли, выкорчевали. Сняли с земли, удобренной золой, несколько хороших урожаев. И поле осталось зарастать травой и мелколесьем. Подсечно-огневой метод из учебника истории.
Можно ли уместить всю судьбу этого места в одном слове? Северный русский язык может. Такое поле называется «лядины». Их много в Архангельской области.
Больше двухсот лет назад на таком вот поле, возле Пудожского тракта, построилось семь деревень. У каждой деревеньки свое название, а вместе они – село Лядины. Село было богатое – в начале прошлого века доходило до двух тысяч жителей. До сих пор в Лядинах стоят уникальные деревянные церкви восемнадцатого века – достопримечательность Каргопольского района, которая внесена во все путеводители. Говорят, такие же церкви остались только в Кижах. В советское время в «ансамбле памятников деревянного зодчества» хранили зерно.
Сегодня в Лядинах дай бог человек сто наберется. Кажется, что пройдет еще немного времени, и старинное село уйдет в историю, под обложку учебника краеведения.
Однако именно здесь живет Надежда Ворощук, учительница и директор начальной Лядинской школы. Создатель уникального школьного этнографического музея, благодаря которому сохранилась и сама школа.
Музей Надежда Ворощук начала создавать в 93-м году. Колхоз развалился, и люди поехали из деревни.
Надежда Федоровна собрала своих учеников, и они отправились в музейный поход по родному селу и соседним деревням – что, мол, там у вас на чердаках да поветях залежалось?
– Мне с детства было стыдно, что приезжие туристы о моем селе знают больше, чем я, – признается Надежда Федоровна. – Давно хотелось собрать старинные вещи, чтобы история не уходила.
Так и собрали 800 экспонатов. Нет, не экспонатов – вещей живых, подлинных и, самое главное, действующих. В лядинском музее с «единиц хранения» не просто вытирают пыль. Надежда Федоровна с учениками и ткет, и шьет, и красит, и прядет. Делает набойку по ткани, вяжет, вышивает.
– Что-то с детства умела, – признается она, – но многому приходилось учиться. У бабушек и дедушек, у мастеров в Каргополе.
Лядинцы даже лен выращивают: собирают (лен, кстати, руками рвут, а не серпом жнут), обрабатывают по старинной технологии… и в ткацкий станок.
– Из него девочки сарафаны шьют, – поясняет Ворощук. – Бывает, и мальчишки за станок садятся, но все же традиционно это женское занятие. Мальчики пояса делают.
Мелочь, конечно, но, проводя экскурсии, Надежда Федоровна и ее ученицы щеголяют в сарафанах собственной выделки. А в школе на полу – пестрядные половики, в доме – лоскутные одеяла «ляпачихи» («ляпачок» – лоскут по-каргопольски).
– Язык наш – особенный, цокающий, окающий и мелодичный, – смеется Надежда Федоровна. – Детей нашему говору приходится уже учить, а я с детства его впитала.
Понятно, что краеведение здесь преподавать – одно удовольствие, у всякой вещи своя жизнь, своя история. Все можно потрогать, попробовать в деле.
Такой музей уже не музей вовсе, а скорее «образовательная среда».
Казалось бы, какая польза современному ребенку от того, что он умеет ткать на станке начала прошлого века и обрабатывать лен? Но пестро ткут лядинские станки – где какая нитка выскочит, только мастерица знает.
К примеру, Надежда Федоровна выполняла с детьми исследовательский этнографический проект – «прозвища жителей села Лядины».
Оказывается, и по сей день у каждой семьи две фамилии – одна по паспорту, другая по жизни. Идет по улице Иван, и все его кличут – «вон Иван Землянка пошел». А прозвище от избы – низкая она у него, в землю вросла.
Прошедшее определяет нас, в силовых линиях прошлого возрастает человек. И нужен труд – осознанный труд узнавания и осмысления, чтобы история твоего края, села, семьи стала твоей историей.
А взять названия деталей того же ткацкого станка? «Нитненица», «бёрдо», «пришвица», «бабэшки», «подножки», а все вместе – «кросна».
Поэзия, а не речь, и разве плохо, что ее отзвук будет жить в детях?

Музейная арифметика

В Лядинах школа всегда была девятилетней, а сейчас осталось только начальное звено – филиал соседней Печниковской школы. В «началке» – два ребенка. И два учителя.
Наталья Федоровна, директор и учитель, и ее коллега Татьяна Кузякова – учитель дополнительного образования.
История по нынешним временам невероятная. Чтобы в дотационном районе дотационной области сохранили начальную школу с двумя детьми (среднее звено, 20 детей, между прочим, уже не первый год возят в соседнюю Печниковскую школу)?..
А здесь переселили в большое бревенчатое здание школы почту и медпункт, создали центр дополнительного образования и целое методическое объединение музейной педагогики.
Возглавляет его, как вы, наверное, догадались, Надежда Федоровна.
Но кажется, что одной доброй воли управления образования, желавшего сохранить уникальный музей, было бы недостаточно.
– Очень хочется, чтобы село и школа жили, – говорит Надежда Ворощук. – Чтобы дети знали, откуда они и что за земля у них под ногами.
В начале 2000-х в Архангельской области был запущен проект по созданию территориальных общественных самоуправлений. ТОСы, по задумке авторов проекта, должны были заниматься развитием и обустройством своих деревень. Для членов ТОС проводили семинары, обучающие тренинги, курсы.
В лядинский ТОС вошла и Надежда Федоровна.
– Чему учили? – пожимает она плечами. – Грамотно оформлять проекты по развитию деревни, писать сметы, искать гранты.
Если ехать на запад от Каргополя по Пудожскому тракту, нигде не увидишь ни ручейка, ни речки, одни поля да леса. Места эти так и называются – «каргопольская сушь», вода глубоко, на поверхность не выходит. А в деревнях – старинные колодцы с огромными воротными колесами («вороты»). Сохранились они и в Печникове, и в Лядинах. И больше нигде.
Жители ими давно не пользуются – в селе колонки с артезианской водой. Цепи с воротов давно сняли, и как всякая вещь без присмотра, колодцы потихоньку ветшали.
Деньги на их реставрацию пришли из Швеции, а заявку на грант написала Надежда Ворощук.
А уж сколько труда вложено в школу – ухоженную и покрашенную руками Василия Ворощука, мужа Надежды Федоровны. В огромную, чуть ли не двухэтажную горку. В детские качели в школьном дворе, куда может прийти любой ребенок.
Но все же больше всего удивителен школьный «ворощуковский» музей. Тем, что «сам» зарабатывает на содержание школьного здания.
Сегодня музей начальной школы – обязательный пункт туристической программы в Лядинах. Всех туристов после осмотра церквей ведут на экскурсию – к прялкам и станкам, а после – на обед к Ворощукам.
Туристические деньги делятся просто: все, что заработано в школе – идет во внебюджетный фонд школы, все, что в доме  – остается в доме Ворощуков.
В прошлом году муниципалитет на ремонт Лядинской школы потратил… 40% от необходимой суммы. А остальные 60% – заработал музей.
Такая вот арифметика.

Воронье поле

Сейчас в Каргополе двенадцать тысяч жителей. Еще двенадцать в районе – чем молодых удержишь? Все здесь неясно – и жизнь, и перспективы этой жизни, даже происхождение названия города и то не установлено до конца.
От финского Karhupeldo – «медвежье поле» (финское karhu – «медведь», peldo – «поле»), говорят одни. В русской передаче – Каргополе.
Воронье это поле, а не медвежье, возражают другие. Еще Гаврила Романович Державин, будучи губернатором Олонецкого края, в 1785 году посетил Каргополь и обнаружил в одном из монастырей рукопись. А в ней было сказано, что в 1146 году белозерский князь Вячеслав, разбив «чудь белоглазую», «...нашед поле для отдохновения... назвал князь оное каргиным полем и учредил на оном свой стол...». 1146 год и считается датой основания Каргополя.
А «карга» – местное название вороны.
Может, потому и стоят возле каждого дома в Лядинах трещотки из пластиковых бутылок. Ветер дует, трещотка вертится, а вороны не улетают.
Остаются. Привыкли.
И люди привыкли.
Нет водопровода в половине города, и надо ходить на реку Онегу, стирать белье в «полоскальнях» – крытых домиках, стоящих на выходах подземных ключей.
Местный аэропорт есть, но нет ни денег, ни самолетов.
Автобусы ходят в села по два раза в неделю.
И мостовых, скрипучих, деревянных, о которых столько сказано в очерках путешественников прошлых времен, тоже в городе нет. Вместо них – бетонные плиты.
Зато герб есть. «В голубом поле лежащий в огне на дровах баран натурального цвета». Утвержден в 1781 году, за четыре года до визита великого русского поэта-губернатора.
Впрочем, я пристрастен. Наговариваю на Каргополь. Жители его любят, и историю родного города ценят, и праздники проводят, и ремесла возрождают – одна знаменитая каргопольская игрушка чего стоит.
Но все же, отчего такое чувство, что наши малые города (и не о Каргополе уже речь) существуют будто вполсилы? Каждая архитектура соразмерна ее времени, запечатлевает его дух, ритм, биение. А у нас выходит, что стены остались, а люди, их построившие, ушли. И везде сквозит разлад, который еще пронзительнее, когда видишь на здании XIX века аляповатую вывеску круглосуточного магазина.
...В Японии, на острове Хонсю, в префектуре Осака стоит храм Хорюдзи (храм Процветания Закона). Он был построен в 607 году и считался бы старей­шим в мире деревянным зданием. Если бы не перестраивался до сих пор. Постоянно. Год за годом, век за веком.
Если огонь не поддерживать, он угасает. Дом рушится.
И остается поле. «Лядины». И выбор на самом деле всего один – распахивать эти «лядины». Вести свою упрямую борозду в жизни, свой, ни на что не похожий, но настоящий узор. Узор открытия, вдохновения, подлинности бытия.