Герои, шуты и вольные люди, или Какую судьбу мы выбираем

Герои и шуты

Монгольское нашествие, как родовая травма, предопределило окончательный образ русского человека. И дело не только в том, что в кровь нашу добавилась совершенно чуждая нам, оседлым земледельцам, кровь кочевых народов весьма далекого от нас происхождения, но и в деформации фундаментальных основ нашей жизни.
Столетия монгольского ига в конце концов воплотились в двух весьма свое­образных русских типах: во-первых, в людях, пытающихся противостоять унижению и грабежам баскаков прямым сопротивлением, во-вторых, в людях, пытающихся перехитрить чужую им власть напускной глупостью. Короче, противостоять поработителям можно было либо идя на смерть, либо придуриваясь. Так на столетия русские земли стали заповедным краем «дураков и героев», и эти чисто русские типы в преображенном виде преобладают в России и по сей день.
В конце концов, конечно, прежде всего благодаря усилиям «героев» монгольская империя, которая, кстати сказать, один к одному воспроизводит Российскую империю или доброй памяти Советский Союз, была побеждена, но не для того, чтобы воспроизвести прежнюю самодеятельную жизнь домонгольской Руси. Этому противодействовали как военно-стратегические условия жизни на переломе двух континентов, так и сложившееся еще в монгольские времена представление о том, каким должно быть государство. Государство было и осталось великой надчеловеческой силой, предназначенной собирать налоги со своих подданных для решения неких особых высоких задач. Для жизненных забот реального человека такое государство было в лучшем случае бесполезно, его оправдание состояло не в обыденной пользе, а в величии.
Советская власть потому и утвердилась на наших просторах, что вполне органично смогла опереться на эти традиционные русские типы вроде Нагульновых и дедов Щукарей. Союз этих двух типов, собственно, и сформировавшийся в ответ на перманентную внешнюю опасность, извне совершенно непобедим, но он и совершенно непродуктивен и может жить только вводя в оборот все новые и новые даровые ресурсы: то ли в виде прирастания новых земель и новых поборов, то ли в виде грабежа того, что накоплено другими, то ли в виде хищнического разбазаривания природных ископаемых. И рухнул этот союз вовсе не из-за чьих-то козней, а из-за начавшегося внутреннего перерождения и сомнений, воспоследовавших, в общем, из-за того, что в запасах нашего дарового и несметного богатства стало просматриваться дно.

Вольные люди

Однако для тех преобразований, которые мы с вами сейчас затеяли, оба эти типа, несмотря на начавшийся процесс их перерождения, совершенно не подходят. И наше начинание, по-видимому, можно было бы считать совсем безнадежным, если бы русский народ этими двумя типами и исчерпывался. К счастью, дело обстоит не так. Издревле, еще с домонгольских времен, на Руси был, а в некоторых местах превращался и в ведущий, тип самодеятельного упрямца, желающего до всего дойти своим умом и быть счастливым на свой манер. Тип этот оказывался необычайно жизнестойким, именно им во многом были заложены основы материальных и духовных богатств русского народа.
Монгольская и далее своя собственная империя безжалостно давили этих людей, желающих и, самое главное, умеющих быть счастливыми на свой лад, без благодеяний центра. Именно эти люди дали раскол и старообрядчество – своеобразный вариант православного протестантизма. Но когда выпадали послабления, из этой упрямой и трудолюбивой среды быстро прорастал русский капитализм, с какими-то странными рецидивами соборной справедливости, но вполне жизнеспособный, сколачивающий огромные состояния. Из этой среды в принципе происходит и наше русское земство, этакий интеллигентский вариант старообрядчества, который нешумно и весьма продуктивно укреплял нашу духовную и общественную жизнь в провинции. В этом же ряду стоит и русское кулачество, которое так ненавидели и «герои», и «дураки» и которое в краткий период нэповской оттепели завалило продуктами российские рынки без всякого импорта. Советская власть вырвала мироедов с корнем, и с тех пор мы при наших-то просторах так и не можем себя прокормить.
Так вот, если эта традиция, самая древняя и самая живучая, еще не вытоптана, мы не пропадем. По мере того как герои, поддерживаемые люмпенизированными «дураками», будут терпеть поражение за поражением в претенциозном устремлении возродить Великую Россию (в который-то раз и какой кровью!), на арену должны выходить другие люди, которые, избавившись от намерения дать счастье всему человечеству, смогут просто вовлечь в дело конкретных живых людей вокруг них.

№ 29, 1996