Когда-нибудь дети будут просто счастьем

...Если у родителей не просто доброе отношение к ребенку, непросто любовь, а у них есть любовь к людям (часто путают, думают, что достаточно любить только своего ребенка, – но это дает плохие результаты) и ребенок живет в атмосфере любви к людям довольно долго, то он, как правило, становится другим, мягче становится. Ведь весь мир берет приемных детей, а случаев, когда наследственность оказалась такой дурной, что невозможно преодолеть, мало. В основном все удачно.
 Потом вот что еще надо помнить. Часто мы рассуждаем так: смотрите, какие хорошие родители и какой у них плохой ребенок! А если присмотреться, то оказывается, что эти прекрасные родители совсем не такие уж прекрасные люди. Мы судим по тому, что один стал крупным чиновником, а другая – очень хороший врач-стоматолог, но ведь это ничего не значит. Они могут быть людьми и бездуховными, и неинтересными, скучными ребенку. Часто бывает такая беда: родители ребенку неинтересны. И здесь дело не в поколениях, такие люди – они всем неинтересны. И когда ребенок, особенно подросток, приходит домой, то ему дома скучно, ему не о чем разговаривать. Его начинают ругать, круг вопросов, с которыми к нему обращаются, очень узкий, обычно это чисто домашние дела, школьные оценки. Или так еще иногда советуют: «А вы спросите у него, что он узнал в школе, а не – какие отметки». Но это ведь ничего не меняет. Все те удачные подростки, которых я видел, – удачные в том смысле, что из них получились хорошие люди – у них у всех были родители – или мама, или бабушка, или кто-нибудь, кто очень интересен.
...Я знал маму, которая, посмеиваясь, говорила: «Моего пока не отшлепаешь, он не заснет». Но я знал и другую маму, которая говорила: «Мне очень важно, чтобы он заснул в хорошем настроении». Потому что если ты отшлепаешь, он заснет, но затаив обиду; а утром, когда он проснется, он эту обиду будет помнить. В этом шлепанье главное – обида. Редко кто шлепает так, что очень больно, но… очень обидно. Мы не знаем, с какого возраста включается память, но даже если ребенку пять-шесть лет и его отшлепали, он это помнит всю жизнь. И какими бы теперь ни были отношения с мамой, какими бы добрыми они ни были, как бы он ни уважал свою маму, все равно он будет помнить, что когда ему было пять лет, она его побила или была очень злобной. И эта память остается как заноза. Вытащить ее невозможно. А уж кого часто бьют…
Ребенка бьет либо жестокий человек, либо неизобретательный – он не может изобрести способ, как справиться с ребенком, завлечь его, обхитрить… И он шлепает. Ему кажется, что эти шлепки, эти боль и обида запомнятся и ребенок станет лучше. Нет, он не становится лучше. Он становится хитрее, он начинает скрывать свои дурные поступки. Я не верю, что можно наказанием исправить ребенка. Уж не говорю о битье...
...Я не люблю психологов. Хотя люблю психологию... Пока речь о восприятии, о памяти, там, где можно поставить эксперимент... Что же касается воспитания детей, то есть какие-то вещи, которые психология знает, но очень отрывочно. Ну, например, что лучше всего запоминается нерешенная задача, или можно проследить вслед за Пиаже стадии умственного развития ребенка...
Но вот про эмоции ребенка психология почти ничего не знает, а про желания ребенка – совсем ничего. Нет ни одной книжки о воспитании желаний. А это основа человеческого «я» и человеческого духа. Психология личности очень слабо развита, а психология ребенка... Хотя вот недавно переиздана замечательная книга двадцать четвертого года – ну просто изумительная, умная – «Психология детства» В.Зеньковского. А все переводные книжки, «деловые», американские, французские и еще какие-то, эти книжки бывают полезны в отношениях с маленькими, очень маленькими детьми, пока там советы деловито-практические...
Но все исходят из того, что родители – идеальные люди. Очень часто правильный совет: отстаньте от ребенка. Но такого совета никакая книжка не даст – нас все время заставляют что-то делать.
Советчиков нет в воспитании. Конечно, всегда приятно поговорить с умным человеком о своем ребенке. Но чаще всего эти практические советы такие пустые, в чем-то нас уговаривают, уговаривают, и все зря.
Я очень много думал об этом, вел занятия с родителями, семинары, написал книгу «Педагогика для всех». Я стою на той точке зрения, что надо объяснять родителям психологию ребенка, а не давать рецепт поведения: что делать. К тому, что у нас в «Родительской газете» есть раздел «Что делать, если...», я отношусь насмешливо, хоть он и пользуется большим успехом. Это, может быть, полезно в том смысле, что открывает какой-то веер возможностей – вот не догадался, а оказывается, можно.
...Боюсь, что пока мы еще на такой стадии, когда для массы родителей – я говорю именно о массе, потому что для части людей дети всегда были на первом месте, – ребенок равен вещи. Если раньше ребенок был для многих совершеннейшей обузой и на него не обращали никакого внимания, пока из школы не позвонят, то теперь мы поднялись до такой стадии, когда ребенок равен вещи. Вот переехали в новую квартиру, купили мебель, и ребенок должен учиться в хорошей школе. Это равнозначно, это на одном уровне. И когда у ребенка неприятности в школе, то приходит разгневанный отец и бранит учительницу точно так же, как он бранил бы мальчишку, который поцарапал его шкаф. В этом смысле дети стали дороже для общества... Ну по каким признакам еще судить об изменениях? В нашей культуре принято, чтобы все вмешивались в воспитание. Все всегда были воспитателями в стране, все строго следили за тем, как ты воспитываешь ребенка, это всеобщее любимое занятие. Сейчас, возможно, какое-то послабление и есть... Но я не скажу, чтобы оно очень сильно чувствовалось.

Из интервью для своей газеты. Беседовала Ирина Христовая

№ 91, 1996