Педагогический риск. Когда он оправдан и когда опасен

Сколько раз я слышал эти истории! В соседнем районе учительница повела ребят в поход – двое утонули. В соседней школе мальчик выпал из окна третьего этажа. В соседнем классе… И каждый раз у меня по спине пробегали мурашки. Мгновенный укол совести, страха, жалости – и тайный вздох облегчения: «Какое счастье, что это случилось не в моем классе, не с моими детьми! Пусть будет что угодно, только не это».
Но ведь и я помню острые моменты в своей учительской биографии. Мои пятиклассники привели меня на «тарзанку» – это веревка, привязанная к дереву, на которой они раскачиваются над бездонным оврагом. Ребята демонстрируют мне свою удаль, а я стою и обмираю: вот сейчас разожмет руки… или веревка оборвется…
А на пляже! Они побежали в воду, и я бодро делаю вид, что все в порядке, хотя до последней секунды жду какой-нибудь беды...
Наконец, подростковое самоубийство – страх, знакомый многим учителям. Сколько раз, бывало, думаешь: скажи ему не то слово – а он пойдет и повесится. Но ведь может быть и наоборот: НЕ скажешь нужного слова, промолчишь – и человек погибнет.
И все-таки главный профессиональный риск учителя – это не травмы душевные или физические. Каждый день приходится рисковать по мелочам, действовать немедленно, почти не задумываясь, – общаться с детьми, улыбаться, ссориться, учить, хвалить, ругать, вдохновляться и вдохновлять, обижаться и обижать, немного подыгрывать и очень много, до усталости, до изнеможения работать душой. Тут и подстерегает нас самый большой риск, который никто не видит и не замечает: риск сделать немножко не то и немножко не так. Или еще хуже: не сделать то, что необходимо.
Да, никто или почти никто не поймет, что я ошибся или даже откровенно схалтурил, что нужно было действовать совсем по-другому, что нужно было хоть как-то действовать, когда я успокоился и пустил дела в классе на самотек. Никто не поймет, а может, и я сам не пойму, потому что нет немедленных катастрофических последствий и никто никогда не узнает, как изменились бы дела, если бы я работал как следует. Невидимый риск, недоказуемый, неявный – и оттого еще более опасный. Риск не научить ребенка. Не воспитать. Не помочь. В медицине за подобные действия могут и под суд отдать – «за неоказание помощи». Но в педагогике все гораздо сложнее. Всегда есть соблазн оправдаться, хотя бы перед собой: «Это не я, он сам виноват – тупица! бандит!»
В конце концов, педагогическое поражение, от которого никто не гарантирован, – не смертельно для ребенка, хотя его будущее может быть исковеркано, а настоящее – отравлено. Учитель тоже ничем серьезным, казалось бы, не рискует – поди докажи его вину, да и можно ли тут говорить о вине?
...Учительский риск многолик и вездесущ. Как же все-таки к нему относиться?

Благословлять или запрещать?

Раньше мне казалось: рисковать собой учитель может и должен, рисковать детьми – не имеет права. Хорошая позиция, красивая, но профессионально беспомощная. Что значит «не рисковать детьми»? Рискует учитель физкультуры (канаты, турники, акробатика). Учитель труда (станки, пилы, рубанки). Учитель химии (кислоты, щелочи, реактивы). Всегда остается хоть малая вероятность несчастного случая. Чтобы свести ее к нулю, надо… надо, наверно, свести к нулю сами предметы: отказаться от инструментов и станков, от химических опытов, от физических упражнений и соревнований.
То же самое относится к жизни ребенка в целом. Чтобы гарантированно не попасть под машину, он должен не выходить на улицу. Чтобы ни в коем случае не подраться со сверстниками, он должен их избегать. Чтобы застраховать его от несчастной любви, надежнее всего отучить его любить совсем. Но эта мнимая безопасность – смертельно опасна для детей! Она уродует их души и тела, ограничивая свободное и естественное развитие.
А в чем же тогда задача учителя? Почему даже такой гуманист и защитник детей, как Корчак – врач, опытнейший педагог, – отстаивает право ребенка на смерть и среди других прав называет его первым? Дальше он приводит объяснение: «Из страха, как бы смерть не отняла у нас ребенка, мы отнимаем ребенка у жизни; не желая, чтобы он умер, не даем ему жить». Необходимость и благотворность риска замечена и отражена в пословицах и поговорках многих народов. «Не ошибается тот, кто ничего не делает», «Волков бояться – в лес не ходить», «Риск – благородное дело». Но если вся эта житейская мудрость справедлива для человеческой жизни в целом, то для педагогики она справедлива вдвойне. В жизни – кто не рискует, тот не выигрывает. В педагогике – кто не рискует, тот заведомо проигрывает. Значит, риск развития против риска не-развития. Второе – опаснее, первое – неизбежно и необходимо.
Я заметил: больше всех рискуют именно хорошие, добросовестные учителя. Кто ведет свой класс в поход с ночевкой и ездит с ним на экскурсии? Кто устраивает со своими детьми вечера и спектакли, устанавливает грандиозные декорации и шьет костюмы? Кто превращает свой кабинет в настоящую лабораторию и проводит захватывающие эксперименты? А кого без конца теребят всевозможные проверки? У кого вечно портятся отношения с начальством, потому что ему «больше всех надо»? Кто сильнее всех беспокоится о детях и одновременно нарушает ветхие запретительные инструкции? Все тот же учитель.
Дело осложняется еще и тем, что дети – самый отчаянный и рискованный народ. Им обязательно надо залезть на дерево, на крышу, выпрыгнуть из окна, пройти по карнизу.
Обычно родители в этом случае безрезультатно ругают и наказывают своих детей или бессильно закрывают глаза на ВСЕ. Учителю еще труднее: он должен быть другом, в каком-то смысле – товарищем своих учеников, а это несовместимо с мелочными запретами. Учитель, который не боится, который рискует ради детей – и они это знают или чувствуют, – такой учитель вызывает их восхищение и одним уже этим воспитывает. Как бы так сделать, чтобы и рисковать – и без последствий. Спускаться по веревке – но не падать. Устраивать педагогический фейерверк – но не взрываться самому.

Служба безопасности

Прежде всего учителю надо помнить о риске работы с детьми, осознавать его неизбежность и предвидеть опасность.
В первую очередь – что делать с незаметным, чисто педагогическим, учебным риском? При этом никто вроде бы не гибнет, никаких несчастных случаев. И в то же время в детях гибнет любо­знательность, разрушается уверенность в себе, прорастает раковая опухоль цинизма и бессилия.
Как предотвратить эту незаметную и часто незамеченную трагедию? Ответ несложный: подстилать соломку. Разве не это делают все настоящие педагоги, предупреждая учебные трудности и ошибки ребенка? Просто они видят педагогический риск заранее и заранее решают каждую проблему, не дожидаясь, когда ученик вместе с учителем попадается в закономерную ловушку неудачи.
По сути, вся наша методика, да и любая методика, – это попытка обезопасить педагогический риск и увеличить вероятность педагогического успеха. Одно из первых правил здесь – работать над типичными ошибками до того, как ребенок их совершил. Общаясь с детьми, трудно всегда полагаться только на удачу и вдохновение, опасно пренебрегать опытом и методикой. В общем, береженого Бог бережет, семь раз отмерь – один раз отрежь.
Мера риска – вот на чем держится и врачебная профессия, и учительская. У каждого из нас должна быть внутри своя «служба безопасности», чтобы оценивать наш профессиональный риск, взвешивать все «за» и «против», искать оптимальное решение. И уж хуже всего – это прятать голову в песок, притворяться, что никакого риска нет и быть не может. Нет, давайте смотреть опасности прямо в лицо, давайте идти навстречу любому риску и брать его под свой контроль.

№ 57, 1993