Опасные рифы учительской профессии

Профессию учителя стерегут опасные рифы. Они-то и умеряют упование на радужные цвета. Присмотримся к подробностям.
Удивительны уже первые шаги: молниеносное перевоплощение рядовой студентки во всевластную хозяйку детских судеб сегодня и на годы вперед. У инженера или агронома вхождение в должность допускает некий временной разбег, возможность раздумчивых пауз. Иное – в школьном доме.
Уже на первом родительском собрании начинающий классный руководитель наставляет искусству воспитания. Не каждому дается деликатная интонация, раздумчивость. Кто-то, напротив, категоричен в рекомендациях: «почаще приходите в школу», «бить детей нельзя» и т. д. Так-то оно так... Но у молча внимающей бабушки есть опыт: ремень в знакомой семье применяется не без успеха. Есть у людей и еще вопросы – не все так просто. Можно дать дорожку сомнениям, самому вдруг призадуматься – таких учителей все больше. Много проще слушать и слышать только себя: сошло в первый раз, сойдет и в пятый или пятнадцатый. Подкупает, вводит в соблазн аудитория: пришли сегодня, никуда не денутся и через год. Волею случая именно этому все более в себе уверенному педагогу вверены наши дети – кому охота искушать судьбу? Учителя, известное дело, народ обидчивый: поучая других, не очень-то жалуют тех, кто и к ним с тем же...
Вчерашняя просто Вера обретает не только отчество. Ее новые права очень своеобразны. Оставаясь наедине с классом, она вынуждена, подвигаемая обстоятельствами, вершить безотлагательный суд: это хорошо, это плохо... Помедлить, взять в расчет нюансы? Когда как. Ибо рядом не кульман с ватманом или клавиши компьютера – клубится живая жизнь, с тебя не сводит глаз ехиднейшая в мире публика, сегодняшние наши дети. Скорость реакции, полагают многие, скрывает недобор квалификации, оберегает авторитет. И тут подкрадывается соблазн командирских интонаций, ощущение собственной непогрешимости.
Урок литературы, отрывок из «Тихого Дона». Григорий Мелехов, только что потеряв Аксинью, в отчаянии видит над головой... черное солнце.
– Черного солнца не бывает!
– Ты бы сначала научился выражаться как следует.
И бегом – дальше, дальше.
Догадываетесь? Обмен репликами: ученик и учитель. Младший эстетически не подготовлен к блестящей метафоре. Старшему недосуг: то ли боясь потери темпа, то ли опасаясь собственной осечки на зыбком пятачке, он мимоходом казнит оппонента колкой репликой. Замечу, тоже не из жемчужной россыпи.
Тракторист может «не расслышать» начинающего агронома, послать его прочь. А в классе найдется ли смельчак, готовый покуситься на сценарий, отважиться на полемику с режиссером? Знают, может аукнуться сбоем в отметке или сердитой строкой в дневнике: «Опять вертелся на литературе».
Такова специфика: стороны изначально в неравных весовых категориях. К тому же стены, камерный характер урока позволяют не беспокоиться касательно арбитра. Картина, сходная с медициной: пациент в кабинете врача. Тот же крен: доктор всегда и во всем прав.
Так-таки всегда?
Сгущаю краски? Но я не о правиле – о природе срывов. Вероятность их объективно заложена в характере профессии, в разноликом ее потенциале: вести детей от букваря к Резерфорду можно разными путями. В любом варианте дойдут-доберутся. Можно бережно, рука в руке. Сгодится и волоком – по той же руке линейкой... Повторюсь, до Резерфорда дотопают. А по части сердца, по ведомству духа – с какой оснасткой покинут школу питомцы той же Веры Петровны? Доберут потом?
Полноте!
Откуда в обществе столько нетерпимости, небрежения свободой? С какого неба пали тучи самодовольства начальников и покорно им внимающих? Есть тут доля вины и школы. Кому-то пришелся по вкусу пример В. П. и тех ее коллег, что уверовали в собственное всесилие: что хочу, то и ворочу. Никто и ничто мне не указ – всех больше знаю, всем и всему судья.
Холодно около них.
Впрочем, и их жалко: вспомним словесницу из фильма «Доживем до понедельника». Вакуум вокруг нее, безрадостны ей работа, люди рядом. Учителка – не учитель.

№ 82, 1994