ТЕРРИТОРИЯ РИСКА
Ученик в черной рубашке
История одной учительской победы
Подросткам это свойственно: если не мир спасать, то хотя бы
глобальные проблемы решать. Ну а взрослым свойственно возвращать их в
реальность: куда, мол, тебе, зачем, история и без тебя
обойдется. Кажется, уже не осталось близких взрослых, не
отмахивающихся от политических исканий детей. Дома обычно некогда
«демагогию разводить», а в школе – сильно нежелательно. Но вот
история 15-летней давности, рассказанная учителем. Тогда тоже мало кто
из взрослых был готов участвовать в формировании убеждений детей...
История, о которой я хочу рассказать, происходила в конце
90-х, когда с Россией не особенно считались на мировой арене, когда
экономика внутри страны разваливалась, а коррупция и организованная
преступность расцвели пышным цветом. Тогда стали возникать
националистические группировки, привлекательные для активной молодежи.
В том числе – старших школьников.
И вот моя коллега попросила взять ее класс. Она вела там историю
несколько лет, а в 11 классе расхотела. Почему? Класс-то выпускной. Я
не вдавалась в причины – коллега просит, я не привыкла отказывать. Но
мне рассказали, что камнем преткновения стал некий Женька,
провоцировавший ее фашистскими высказываниями на уроке – ни остановить,
ни переубедить его было невозможно. Он посещал собрания РНЕ.
– Они славные ребята и добрые, правда, учатся слабо, но есть и
сообразительные – Женя, например, Наташа, Володя… – напутствовала меня
их классный руководитель, учитель математики.
***
Что ж, праздник очередной Встречи. Всегда радуюсь новым
знакомым! На первом уроке провожу традиционное экспресс-интервью: у
ребят пять минут на обдумывание и написание вопросов ко мне, и мои
ответы тут же, на уроке. Чтобы открыть все карты сразу и договориться о
чем-то в начале пути.
Как я и думала, большинство вопросов про то, за что я ставлю двойки,
много ли задаю на дом, считаю ли «за людей» плохо успевающих и зачем
согласилась взять их слабый класс. А вот и вопрос, «как я отношусь к
тем, кто открыто высказывает в классе симпатии к фашистам?». Написан
явно девчоночьим почерком.
– Думаю, что писал этот вопрос не тот, кто симпатии высказывает, а тот,
кто переживает за одноклассника. Это значит, вы не безразличны друг
другу. А о фашизме мы обязательно поговорим на уроках в теме Первая
мировая война.
– А при чем тут Первая мировая? Фашисты в 30-е годы заявили о себе в
Германии, – раздался вопрос.
– Ну! Так то в Германии! Ничего не появляется на пустом месте! –
подпустила я интриги.
***
Каждая последующая встреча с 11 «А» сближала меня с ребятами
все больше. Они были открыты и эмоциональны, с удовольствием
размышляли, радовались удачам друг друга. И сразу несколько пар
девчоночьих глаз наблюдали за Женей. Красивый парень. Рослый,
черноволосый, кареглазый, широкоплечий. Первое время я его никак не
задевала, он тоже никак не проявлял неприязни к тому, о чем мы говорим
на уроках, но слушал очень внимательно, молчаливо наблюдал.
Да точно ли – «везде рисует свастику, скандирует “Россия для русских”,
преследует приезжих, читает Гитлера» (тогда это продавалось на книжных
развалах)?
А то, что он всегда ходил в черной рубашке с закатанными до
локтей рукавами, и черных брюках – так что? И я уже лет двадцать, если
не больше, предпочитаю ходить в школу в юбках и кофтах того же цвета. И
рукава частенько закатываю – так удобнее работать у доски.
Но столкновение все же произошло. Речь зашла о годах депрессии в
Германии, о настроениях населения в связи с поражением в войне, о
безработице и надеждах народа на перемены, о поджоге Рейхстага и
приходе фашистов к власти. И тут Женька обрушился с монологом: Гитлер
поступил совершенно правильно, захватив власть, потому что знал, как
вывести свой народ из кризиса, и что в этом смысле он Сталина тоже
уважает, потому что и тот хотел сделать свою страну сильной и сделал. А
теперь у нас этого нет. Снова встать с колен мы сможем только таким же
путем, через волю сильной личности, через борьбу со всем отжившим.
И началось: ты за фашистов, ты за войну… – как будто ребята давно
ждали выхода урока на эту колею. Когда прозвенел звонок с урока,
Женька, красный как рак, выбежал из класса.
– Видали? Это он еще про Ницше не упоминал, а то бы вы его не
остановили, – щебетали девочки.
– А может быть, его просто очень беспокоит то, что происходит вокруг?
Он пути ищет, может быть, ему в этом помощь нужна, а не затыкание рта?
***
Только на следующий урок он не пришел, хотя с утра мы
здоровались в коридоре. И потом не пришел, и еще. Когда классная
застала его прогуливающим на лестнице, он объяснил, что ему стыдно –
«теперь и Юлия Эдвардовна будет думать, какой я ужасный фашист, а она
как учитель очень хорошая». В общем, парень загнал себя в тупик еще и в
этой ситуации. Не ходит. Но каждое утро перед первым уроком он
появляется у кабинета истории, чтобы сказать «доброе утро». Я желаю ему
того же – и с концами. Хотя я и понимаю, что не стоит торопить события,
до разговора он должен дозреть сам, но переживаю: четверть-то уже
заканчивается!
В последний учебный день он просунул голову в дверь моего кабинета и
сказал:
– На целую неделю расстаемся! Я буду скучать…
– И я тоже. Только кто мешает нам встретиться на каникулах?
– Я завтра забегу еще в школу и точно договоримся, можно?
– Можно.
***
Был первый день каникул, я ушла сдавать отчет, а когда
вернулась в кабинет, то нашла на столе записку от него: «Я рад, что еще
кто-то хочет поспорить со мной, попытаться понять меня. Последние
несколько лет мало кто к этому стремится. Вы мне очень нравитесь как
учитель и как человек. До скорой встречи!»
Скажу честно, никакого плана предполагаемого разговора у меня не было.
Но я знала: должна сделать все, чтобы он захотел высказаться.
…Он живет в частном доме, там ремонт и огород, отец строитель, семья
экономит, не путешествует, он ни разу никуда не выезжал. Ницше сам не
читал, «просто знакомые рассказывали». Он не хочет, чтобы «черные»
ходили по его родной улице, а на мой иронический вопрос: «Сам-то ты,
конечно, голубоглазый блондин?» – промолчал.
Он любит рисовать. Карандашом. Знаки и символы в какой-то специальной
агрессивной технике. Говорю, что в детстве я тоже пыталась рисовать, но
мы жили в глухих военных городках, там не было художественных школ, да
и рисования часто не было.
– Я тебе сейчас книгу покажу с черно-белыми иллюстрациями, думаю, тебе
интересно будет. – Достаю со стеллажа старую книгу Данте Алигьери
«Божественная комедия» с иллюстрациями Гюстава Доре. Женя с интересом
разглядывает иллюстрации, картины ужасов Ада. Говорит, что его рисунки
чем-то на эти похожи: и манера, и сюжеты. Что-то знакомое такое.
Говорю, это графика. Доре отличный график был. Между прочим, первые
иллюстрации к «Божественной комедии» он уже в десять лет сделал. А
видели мы все детские книжки с его иллюстрациями – «Красная Шапочка»,
«Мальчик-с-пальчик», «Приключения барона Мюнхгаузена». Оказывается,
попала в точку. Он «Барона Мюнхгаузена» читал с такими картинками.
Говорю, что отец Доре тоже строителем был, мосты строил. А
художественного образования он не получил. Самоучка! Женя подхватывает:
вот, значит, исключительный был человек! Из сверхчеловеков! Сразу видно!
Я не соглашаюсь: по этой логике многих художников можно считать
исключительными людьми. Он возражает: как же, посмотрите на эти сюжеты,
кругом смерть, гибель, а смерть уничтожает старое, привычное.
Десятилетний ребенок разве готов это понимать?
***
Я спрашиваю, помнит ли он себя в десять лет. Обычным был. Но
вдруг вспоминает, что тогда ему очень нравилась девочка-дачница, она
была старше его на четыре года. А он скрывал свой возраст, так как
выглядел старше, она и не догадывалась, а он этот обман страшно
переживал. Тут мне кстати припомнился исторический роман Язовицкого
«Иван Третий – Государь Всея Руси». Иван тоже выглядел старше своих
лет, в десять лет влюбился в девчонку постарше, но впоследствии
жениться на ней не смог, хотя и вспоминал ее долго. Ивана женили на
тверской княжне, которая умерла, потом Иван женился на Софье Палеолог
из Византии, от которой и появился следующий царь... И дальше… Никакой «чистой крови» и в помине нет. И вся
наша история – завоевание новых земель, смешанные браки. Столько веков!
Это его не очень убеждает: «В стране бардак!» – как будто читает
листовку. За Россию! За освобождение от тирании!
Говорю: не пойму, ты и за сильную власть, и за освобождение от тирании
одновременно? Но ведь сильная власть предполагает тиранию. Оказывается,
в его голове все просто: сильная власть будет диктовать только хорошие
правила.
– А кто определяет, что это хорошие правила? Та сила, которая пришла к
власти? Но ведь наверняка найдутся и те, кто будет с ними не согласен?
Если их мало, то сильная власть от них быстро избавится, найдет
способы, а вот если их много, большинство? Куда их?
– Да, от несогласных с хорошими правилами надо избавляться. И будет
чистый дух нации. Это все уже обосновали… но вот почему у русских нет
национальной гордости, зачем они с чужими смешивались?
–Так, может, в этом наше преимущество и есть? Мы легко приживаемся в
новых местах, быстро учимся понимать людей разных культур, мы
достаточно любознательны. Думаю, что достоинств у нас немало.
– Но ведь проблемы, проблемы-то есть?
***
Нет, он все-таки молодец: задумывается над важными моментами
истории, обдумывает ту политическую мысль, на которую его навели
фанатики, но ищет диалога, потому что не вполне уверен. Даже знает: по
Конституции запрещаются любые ограничения прав граждан по признакам
расовой, национальной, социальной, языковой, религиозной
принадлежности. Но и другое он знает: «Ой, ну кто у нас законы
соблюдает?» Притом готов согласиться с моей репликой: «Пока не научимся
соблюдать, порядка не будет».
Он обещает в следующий раз (ого, кажется, у меня успех!) принести мне
свои рисунки и брошюры, которые им раздают в РНЕ. Я говорю в ответ
банальное «не забудь!».
***
Потом между нами была переписка. Утром письмо на столе. И там
более смелые высказывания, чем в разговоре, там его пересказы «новых
идей», которыми снабжают на собраниях. Я исправно отвечала. Это при том
что мы каждый день виделись в школе, он снова ходил на мои уроки. В его
письмах встречались и признания, например: «Общаясь с вами, я
по-другому стал воспринимать то, что мне говорят. Это же неправильно –
подчеркивать в окружающем только плохое».
К концу учебного года эта «детская болезнь левизны» прошла. Был май,
все они перевлюблялись, потом у нас получились чудесный Последний
звонок и счастливый выпускной.
…Так о чем я? О том, что не потерять человека в трудную для него минуту
жизни – это во власти учителя. Не так уж трудно вникнуть, вызвать
доверие, подключить к культурным и общечеловеческим источникам жизни и
так попытаться укрепить личность. У меня эта история не единственная.