...И военные марши духового оркестра

9 Мая все мы становимся детьми и внуками тех, кто в тяжелейшей борьбе с фашистским нашествием, – хотя ни мы, ни наши родители той войны уже не знали.

В этот раз в День Победы мы поехали на Поклонную гору вместе с шестилетней дочкой. Просто погулять, как нам казалось. К тому же дочка в последнее время интересуется гусарами, а там обещали показательные выступления Президентского кавалерийского полка.
И поначалу все шло «просто». Лошадки выступили отлично, потом мы стали гулять. Площадь перед парком была еще не переполнена, мы свободно рассматривали фотохронику, читали подписи. Вот маршируют молоденькие бойцы. «Ой, они же как дети», – комментирует дочь. А вот сцена посещения школьниками военного госпиталя: старшеклассницы раздают перебинтованным бойцам открытки. «Разве это школьницы, они же совсем как тети». – Дочь никак не может попасть в эпоху.
В парке рядом с памятником узникам фашистских концлагерей продают мороженое, поэтому дети с родителями невольно задерживаются около мрачных безликих фигур. Но дети в подробности не вдаются. Доев свое мороженое, они взбираются на постамент и катятся по гладкому скату, как с горки. Скорбные фигуры за спиной их не волнуют. Правда, моя дочка поинтересовалась: «А что это за лысенькие человечки?» Не дождавшись ответа, тоже полезла на постамент, подошла вплотную к фигурам. Обойдя вокруг всей скульптурной группы, наткнулась на бронзовые горки башмаков и детских вещей, тут же прибежала ко мне:
– Ой, там валяются чьи-то вещи! Кажется, я знаю, чьи, это тех самых человечков… Пошли отсюда.
Мы идем дальше и видим сидящих на скамеечках ветеранов в окружении своих детей и внуков. У всех в руках охапки красных гвоздик и желтых тюльпанов, руки еле-еле сжимают букеты, прозрачные старческие глаза смотрят вдаль неизвестно на что.
В музее военной техники под открытым небом дочь начала вслух нараспев читать подписи к экспонатам – самолетам, зенитным установкам, танкам. «Как это – все сделали в Японии. А где же русские самолеты и танки?» – спрашивает. И тут же присоединяется к стайке ребят, которые вдохновенно карабкались на все доступные экспонаты – вскакивали на подножки, усаживались на пушки, осторожно трогали пальцами макеты снарядов. Но интереснее всего было мне – наблюдать, как дети в яркой разноцветной одежде ползают по военной технике.
Около модели подлодки стоял в окружении людей глубокий старик в матросской форме, весь в наградах. «Ой! Смотри! Смотри, какие бывают старые…» – Дочка смотрела во все глаза, но близко подойти не осмелилась.
Потом мы наткнулись на эстраду, с которой кто-то читал отрывки из военных повестей, письма бойцов, какие-то хроники. Мало кто сидел перед сценой, но дочь моя немедленно уселась на первом ряду и принялась слушать. Читали о судьбе девушки Зины, которая в двадцать четыре года потеряла на фронте руки и ноги, но не пала духом, научилась писать ртом, а потом ее нашел ее жених и не отказался жениться. В общем, через сорок минут, нервно поглядывая на часы, я уговорила ребенка двинуться на выход.
Не тут-то было. У выхода из парка выставили колонну буро-зеленых военных машин: кабриолеты, бронированные машины, грузовики. Дочь протянула руку через заграждение и погладила спинку оленя на старинной «Волге». А у памятника антигитлеровской коалиции она примкнула к компании танцующих под гармонь. Играли и пели «Катюшу», и она сразу решила: вот это и есть главная песня Победы!
Но тут на нас обрушились военные марши духового оркестра, на что моя отзывчивая дочь снова среагировала положительно: «Очень удобная музыка, чтобы ходить пешком. Это специально для нас, да? Чтобы было приятно гулять».
А дальше было то, что совершенно в мои планы не входило.
По дороге перед нами один за другим стали вырастать черно-белые портреты бойцов – транспаранты несли в руках родственники погибших. Над их головами плыли шинели, пилотки, чьи-то пронзительные глаза, очаровательные головки девушек, папахи, бескозырки, бритые головы… вот солдат с ребенком на руках… две подружки… а вон… Колонна Бессмертного полка была огромной.
Дочка устала носиться в толпе и ловить глазами портреты. «Знаешь, я одно стихотворение помню. На Земле безжалостно маленькой жил да был человек маленький. У него была служба маленькая. И маленький очень портфель…» – Она так тихонько говорила, будто для себя самой. Я даже сразу не поняла, что это стихи, мы с ней ничего подобного не читали. Она перевела дух: «Автомат ему выдали маленький. Сапоги ему выдали маленькие. Каску выдали маленькую и маленькую – по размерам – шинель». Боже мой, Рождественский, откуда? К концу она уже громко говорила, почти кричала: «…то на всей Земле не хватило мрамора, чтобы вырубить парня в полный рост!»
До самой маршрутки мы шли молча, сосредоточенно. В дороге она рассказала, что это стихотворение дали учить мальчику к утреннику. А она сама и не знала, что его запомнила: «Вот сейчас только узнала».
...В этом году было много разговоров о вырождении праздника, о превращении его в трагифарс, в парад триумфаторов и так далее. Но что неотменимо и безоговорочно, так это память о народном горе. О величайшем несчастье прошлого столетия. И до шестилетнего ребенка это естественным образом дошло. Человеческая история – есть.