УРОК МИРОВОЗЗРЕНИЯ

Социальная миссия невыполнима?

В рамках ежегодной конференции «Тенденции развития образования» прошло много дискуссий. Одна из тем – школа и общество. Почему школа сегодня устраняется от такой важной проблемы, как формирование человека и гражданина?

Обсуждать не хотим. Не умеем? Нельзя?

Круглый стол «Социальная миссия школы» вела декан факультета менеджмента в сфере образования РАНХиГС Елена Ленская.
Вначале был показан фильм, снятый специально для этого события: старшеклассники московской школы, дети разных национальностей, сидят в общем кругу со своим директором и разговаривают о межнациональных отношениях. Практически каждый нерусский юноша признавался, что ему угрожали ножом, или били, или оскорбляли. Девушкам не так страшно, но неуютно. «Аборигены» же заявляли свои права на территорию – «мы туда не едем, а зачем они приехали», на главенство – «их тут много, нам что – подчиняться?». Выражали неприязнь к чужим обычаям – «у них вера не такая» и «как нам уважать их, если они нас не уважают и вообще никто у нас никого не уважает». Девушка посреди этого разговора сообщила, что она мечтает выйти замуж за американца и уехать отсюда. А директор заговорил о «пропадании счастья», когда люди грызутся: давить своими традициями на чувства других – первый шаг к этой огромной потере, а вот если не препятствовать развитию другого, можно построить новое общество. Общество как тип социальной организации, основанной на интересах и солидарности разных людей.
В общем, поговорили мирно и откровенно. Но, как рассказали авторы, во-первых, фильму собирались устроить проверку – а то ли говорят дети, чего хотят взрослые («все у нас хорошо, мы живем дружно»)? Во-вторых, авторам не удалось найти другую школу, где бы не только дали добро на съемку, а и вели бы такие разговоры с подростками.
И выходит: социальная миссия у школы есть, как не быть, но открытое обсуждение актуальных проблем общественной жизни в ее стенах почему-то невозможно. И небезопасно, так как нет доверия, да и некому по большому счету ориентироваться на собственную компетенцию и активность – это не то, что приветствуется сегодня в школе.
Выступавшие на «круглом столе» учителя и директора подтверждали: ни в одной школе не говорили, например, о трагедии в отрадненской школе – ни с учителями, ни с детьми. Точно так же не обсуждаются любые негативно окрашенные события внутри своей школы. Все знают, что произошло, но все ведут себя так, словно ничего не было. Неприятные темы табуированы.
«Но почему? – вопрошала Елена Ленская. – Ведь школа – это единственная потенциальная переговорная площадка, где сходятся разные взрослые и дети по очень важному поводу: как и где дети будут жить дальше. Почему они относятся друг к другу формально?»
Из ответов педагогов – участников «круглого стола»: «Посеяно столько запретов, что говорить с детьми о чем-то, кроме уроков, – экстремизм. И даже друг с другом в учительской – опасно. Создана питательная среда для роста ксенофобии…» «У школы сегодня другая миссия: это учебный центр. А на гражданское воспитание нет заказа, это не то, что повышает зарплату педагога».

Что может школа?

Конечно, к государству много претензий. Взять хотя бы проблему детей мигрантов. Границы открыты, приезжайте, живите – но как хотите. Ведите не говорящих по-русски детей в сады и школы, но мы ничего вспомогательного для вас не откроем, у нас своих проблем хватает. И дальше: в нашей школе – наши культурные традиции, и в русской классике есть немало сюжетов, не толерантных к людям другой национальности – ваши дети беззащитны, а что вы хотели? Чтобы мы читали киргизскую или азербайджанскую литературу, учили Рудаки? Конечно, школа может повлиять на социальную ситуацию и без приказов, было бы желание. С другой стороны, без доверия государства и общества к школе у нее нет иных желаний, кроме еще большего ограничения своих задач и упрощения жизни.
Не случайно позитивный опыт преодоления вражды – это опыт, привезенный издалека. Например, в Северной Ирландии на протяжении нескольких лет сумели примирить враждующие общины католиков и протестантов, запустив общую школу. Цель – объяснить детям, что люди могут думать, верить, поступать по-разному, и это не повод их ненавидеть. Сначала была одна школа, и туда пришло мало детей, потом их стало 15, но две сожгли. Теперь их 58, и в них очередь. Главное – пример вдохновил и конфессиональные школы – там теперь тоже не боятся обсуждать открыто острые вопросы и проводить дебаты на разные темы – вплоть до обсуждения идей привлекательности массовых праздников на территории поселения. Разные дети могут и готовы жить вместе, если им есть что делать вместе. Это понятно, важно другое: не правительство Северной Ирландии разрешило конфликт, оно его как раз провоцировало, а люди, педагоги, которым не все равно, в каком окружении будут жить их дети дальше.

Правда, ничего, кроме правды

Дети могут договориться между собой, а взрослые порой никак. Почему? Психолог Татьяна Юстус из Красноярска разъясняла: «Мы плохо думаем о человеке – а вслух сказать неудобно. Порой даже себе не можем признаться в ксенофобии. Когда мы учили толерантности педагогов на Кавказе – все соглашались: ни одна народная культура не лучше и не хуже другой, в основе общая этика… да-да-да, разные люди думают по-разному. Но вышли они за дверь – и опять в привычную позицию. По-простому, от души. Что с этим делать? Думаю, это вызов специалистам. Культуре совладания с негативными эмоциями надо учить. Говорят, это неестественно – применять техники, видеть себя со стороны, занимать рефлексивную позицию. Но позвольте, есть ложкой тоже неестественно, однако все осваивают и ложку, и вилку, и нож. Так же нужно учить продуктивным способам разрешения конфликта. Не ругаться, а вести себя прилично. Искусственно? Ну и что же, это культура. У многих взрослых этого и близко нет, а кто же будет прививать детям уважение к разнообразию?»
В дискуссии люди высказывались еще жестче: никто теперь уже и не стесняется ксенофобских настроений: мы их не любим, и нам не стыдно. Инфантилизм взрослых зашкаливает. Школа, например, несет ответственность за ребенка, пока он на ее территории. Вышел за ограду – всё. Группировки, драки, травля – это не наше дело. Во дворах что угодно, в школе – тишина. На эту «тишину» расходуются неимоверные усилия, нужны учителя определенного типа, извините – но даже в какой-то степени «ксенофобски» настроенные на детей.
То есть куда ни кинь – все криво. И естественность до добра не доводит, и искусственный порядок смердит. Куда деваться? Ответ – решать самому, брать на себя ответственность быть человеком, а не функцией. Ведь пока мы всего боимся, у детей не утолен голод на разговоры о смыслах и ценностях, их мучают невыраженные чувства и мысли. Им нужны содержательные разговоры со значимым взрослым, не только болтовня в соцсетях, где свои условности. Об этом говорили психологи. В огромном дефиците эмпатия, вчувствование в другого. А ведь даже простенькие плакаты, развешанные в школе по поводу проявившегося конфликта, сообщают ребенку, что взрослые думают о нем: «Что делать, когда тебя дразнят», «Кто тот, кто тебя обзывает» (английский опыт). Детям помогают контролировать проблемную ситуацию, они замечают, как их ошибки воздействуют на других. Но это опять вопрос инициативы (она часто наказуема) и мотивации (у нас демотивация на все, не укладывающееся в показатели и критерии).

Что стоит за практикой. Теория? Традиция? Авторство?

И все же есть школы, которые ставят перед собой социально ориентированные задачи и планируют соответствующую деятельность. «Образовательный статус игр, в которые играют в школе» – название доклада, который прозвучал на круглом столе «Эффективность преподавательской деятельности». Речь шла о подростковой школе, фактически – о попытке приблизить обучение в старшей школе к ведущей деятельности возраста, самоопределению и общению. Это тоже миссия, скорее педагогическая.
«Исходили из того, что интересы подростка строящиеся, тогда как школа – выстроена, готовая», – рассказывала Дарья Штрок из красноярского «Универса». И если урок как единица обучения – это то, что интересует подростка меньше всего, можно подобрать другую дидактическую единицу. Каким же может быть «неурок»?
В школе попробовали вести ролевую игру в течение всего учебного года – чтобы было как в жизни: и нормотворчество, и проба ответственности, и идентичность через причастность к сообществу – все то, чего на уроке не бывает, но в чем так нуждаются дети. Создали «факультеты», но не как в «Гарри Поттере», а другие. Их три, называются они «Настоящее», «Прошлое», «Будущее». Внутри факультета – добровольно собравшиеся старшеклассники, занятия которых соответствуют названию факультета. То есть где текущая событийность, где исторические реконструкции, а где интеллектуальные игры. Руководят факультетами молодые увлеченные учителя школы, деканы. Что же получилось? Дети играют охотно: пробуют разные роли, создают события, принимают решения. Но взрослым такой способ действия непривычен – как это: дети сами куда-то пойдут, кого-то назначат, и будет неизвестно что. Непредсказуемость результата, включение в игровую роль, доверие детскому разуму – это не умещается в представления учителя о «педагогическом». Поэтому урочное пространство пока не становится частью игры, это по-прежнему чужая для детей территория.
Заметим: даже в такой замечательной школе, как красноярская гимназия «Универс», люди, похоже, пока не готовы учить в свободной среде свободных детей. Хотя сегодня по закону урок можно именовать занятием и делать его местом, где дети сами организуют свою деятельность в рамках ими же поставленных целей. Никто не «против», все «за». Но в эффективность деятельности с неизвестным результатом никто не верит. И ценной такую деятельность не считают.
…Между тем никогда еще отечественная школа не была в столь беспомощном депрессивном состоянии. Тут лучший лекарь – интересная жизнь внутри школы, однако по ходу реформ как-то так вышло, что интересное стало школе неинтересно. И важнейшее предназначение школы – поддержка детей в их личностном и гражданском росте – полностью обнулилось. Школа больше не делает то, ради чего существует. А делает то, что можно сделать и без нее, – готовит к аттестации.
Мы пока мало думаем об этом. Судить можно по количеству людей, собравшихся на «круглые столы», о которых здесь рассказывалось, – 20–30 человек. Большие аудитории собирали совсем другие темы: зарплаты, мониторинги, оценка эффективности школы. Но примечательно: все иностранные участники конференции выбрали именно «Социальную миссию школы».