Бабушкин урок ОБЖ

Доверие ребенка к миру. Эта тема вряд ли найдет отклик   в наши дни. Однако ждать какого-то благоприятного момента для своего развития дети не могут, и то, чем наполнен каждый час их жизни, имеет большое значение. Чем? Плохо, если только нашими страшилками. Об этом – записки молодой мамы.

В автобусе девочка по инициативе мамы протянула моему сыну конфетку – и он взял, сказав спасибо. Как-то я сама дала детскую книжку мальчику в метро, он ехал с мамой и капризничал. На, посмотри картинки!
Прямо скажем, что-то дать или сказать чужому ребенку – нетривиальная ситуация. «А можно?» – спросил тот мальчик у мамы. А мой вот и не спрашивает даже.
…В моем детстве, которое пришлось на «лихие 90-е», мне категорически запрещали брать у незнакомых что-либо: рассказывали истории об отравлении доверчивых детей жвачками, о том, как один мальчик поднял с земли конфетку, и она взорвалась, ему оторвало руку; о том, что все леденцы на палочке пропитаны ядовитой краской.
Хотя сама я была очень общительным ребенком и мне хотелось подружиться то с мужчиной, который гуляет с собакой, то с женщиной с коляской.
Однажды в углу сквера я заприметила молодую пару – юноша и девушка сидели на скамейке. Заметили меня, подмигнули, спросили что-то, я подошла и стала обстоятельно, красиво отвечать. И вдруг откуда ни возьмись за моей спиной вырастает бабушка, берет меня за шиворот, оттаскивает от скамейки и начинает трясти, крича: «Не смей, не смей… Никогда. Подходить. К незнакомым людям на улице! Тебя украдут! Задушат! Продадут в рабство в Узбекистан! Отдадут на органы!» – Она тащила меня так всю дорогу до дома, роняя слезы и угрозы. А я опешила и онемела: никак не могла представить, что та красивая, приветливая девушка могла бы меня задушить или продать.
Кто знает, если бы не этот случай, стала бы я прислушиваться к разговорам взрослых о том, что «где-то в соседнем дворе» ребенка усадили в машину и увезли? Обратила бы внимание на фильм о блокадном Ленинграде, который смотрели взрослые, точнее, на эпизод, как одного ребенка приманили конфеткой, а потом чуть не убили? После я не спала всю ночь и потом вообще отказывалась выходить на улицу.
Но вышла же. Теперь, если кто-нибудь заговаривал со мной, я молча поворачивалась к нему спиной. Или убегала. Или стояла, замерев, пережидая, пока человек потеряет ко мне интерес. Даже если малознакомая старушка указывала, что у меня развязан шнурок, я резко отворачивалась – не говоря уже о том, чтобы принять какую-то карамельку. Бабушка не могла на меня нарадоваться.
Но время шло, и в пятый класс, решили родители, я должна ходить сама, без провожатых. И вот я одна на улице, и меня бьет током: повсюду незнакомые люди. Они идут своей дорогой, но некоторые поглядывают на меня! (Очевидно, я стою посреди улицы, разинув рот от ужаса.) Только бы ко мне сейчас никто не подошел, не заговорил, не спросил о чем-нибудь! И конечно, нашлась сердобольная женщина, которая остановилась и спросила, не нужна ли мне помощь. В ту же секунду я помотала головой и умчалась прочь в сторону школы. Я бежала и рыдала – мне было стыдно перед той женщиной, что я такая дикая, а она такая добрая и вообще-вообще.
Тот урок, точнее, та истерика моей бабушки и через годы давала о себе знать. Мне, уже подростку, было почему-то трудно звонить по телефону туда, где меня не знают. Например, мама просит позвонить в кинотеатр, узнать, когда сеанс, – а я не могу. Она ругается, садится рядом и заставляет меня звонить всюду: спрашивать о часах работы выставок, товарах в магазинах, а я отказываюсь, бегаю от нее по всей квартире, а она не отстает: трусиха, нашла чего бояться – с людьми разговаривать!
Как-то я оказалась одна на выставке картин и вдруг заметила, что за мной увязался симпатичный молодой человек. Внутри все обрывается: маньяк! Я иду в другой зал, он за мной. На картины уже не смотрю, все думаю, как бы сбежать. Молодой человек меня окликает, что-то спрашивает, я не отвечаю и продолжаю прокладывать путь к выходу. Протискиваюсь в фойе, он – за мной, в гардероб – он за мной… что-то кричит – а я уже бегу к метро. У входа долго стою и думаю: а в чем, собственно, опасность? Меня уже так просто не украсть, не усадить в машину, не продать в рабство – да и можно ли было это сделать тогда, когда мне под страхом смерти запрещали первой здороваться с добродушным дяденькой у подъезда? Да и был ли у меня хоть один повод убедиться в злонамеренности чужих людей по отношению ко мне? Нет ведь. Я уже могла понимать, что бойкие и активные сверстники не тянут на роль жертв ни в чьих глазах и всякие девиантные личности на их пути не встают.
В общем, в 15 лет я решила, что теперь буду целенаправленно контактировать с незнакомцами. Это выглядело буквально так: сажусь в трамвай, проезжаю несколько остановок, выхожу и начинаю кого-нибудь спрашивать, как пройти в книжный магазин или стоматологическую клинику – что угодно. Но чтоб без дрожи в голосе.
Вам смешно? Вот то-то.

…Теперь у меня двое детей. Старший сын приходит на детскую площадку и уже через полчаса тащит ко мне пяток новых друзей. Младшая, как только видит собаку, тут же заводит с хозяином разговор о том о сем. Если ее угощают конфетой, она радостно благодарит и сама норовит что-нибудь отдать: камушек, старый календарик, мелкую фигурку – что есть в кармашке.
Иногда прохожие, да и знакомые делают мне замечания: зачем вы даете ребенку такую свободу – разговаривать с незнакомыми людьми? И эти дети с площадки – неизвестно, из каких семей… Время сейчас опасное, никому нельзя доверять!
Знаю, знаю: «время такое», «жизнь такая» – вечные оправдания собственным промахам, в том числе воспитательным. И сейчас, и двадцать лет назад, и сто двадцать.
Но я не хочу, чтобы мои дети, вдруг оказавшись одни посреди улицы, не смогли бы никого попросить о помощи. Пусть знают, что можно выйти в большой мир – и найти друзей. А о рисках надо всегда говорить спокойно.