МАСТЕР-КЛАСС

Когда детдомовская культура побеждает… Что делать учителю?

– Сначала я хочу немного поразмышлять о том, что же это такое – детдомовская культура? Какие ассоциации возникают у вас со словами «детский дом»? У меня – несправедливость, страх. Ведь что такое ситуация наших детских домов – не всех, конечно, но очень многих? Это не теплая атмосфера жизни в дружном коллективе. Часто это мрачная атмосфера стаи. Жизнь жестко регламентирована, каждый шаг расписан. А еще масса «халявы», которой нет в обычных, неспециализированных учреждениях.
Когда сталкиваешься со всем этим, возникает острое желание отвернуться, не смотреть. И я понимаю, откуда это желание. В детдомовской культуре отражается что-то, что есть в нас и что мы не хотим в себе видеть. Для меня слова «ко мне пришел ребенок-сирота» – это встреча с самой собой в той части, где я чего-то боюсь, где я не уверена, где я чувствую бессилие, где пытаюсь уйти от принятия трудных решений...
И тогда на вопрос, что же делать учителю, когда к нему в класс приходят ребята из детского дома, я бы ответила так. Попытаться понять, что больше всего его задевает, вызывает дискомфорт. Где больно? Что не хочется принимать и понимать прежде всего в самом себе? Осознание этого позволит принять и понять детдомовского ребенка, выстроить дальнейшие шаги работы с ним не на том основании, что «я – учитель», а потому, что я хочу найти способы помочь человеку.
Статистика такова: лишь небольшая часть выходцев из детских домов может адаптироваться к реалиям взрослой жизни. Одна из главных причин – внутренняя позиция детей: я несчастный, от меня ничего не зависит. С такой установкой адаптироваться к миру за стенами спецучреждения практически невозможно.
Поэтому, помимо образовательных задач, в работе с детьми из детских домов чрезвычайно важно решать задачу становления и развития самостоятельности. А движение к ней начинается с осознания и прояснения жизненно значимых целей: ради чего я готов прилагать усилия, пре­одолевать трудности? Даже когда ребенок приходит к нам с определенным запросом, например получить общее образование, прояснение его собственных жизненных целей способствует укреплению мотивации достижения и помогает ему найти внутренние ресурсы.
Поэтому работа с ребенком в нашем фонде начинается с вопросов: «Что ты хочешь?» и «Зачем тебе это нужно?» Потом мы спрашиваем: «Как ты будешь это делать?», «Как поймешь, что получил результат, ради которого пришел сюда?»
На что мы выходим в результате таких разговоров? Приведу несколько примеров.
Одна из наших учениц на начальном этапе обучения сформулировала свою цель так: когда у меня будет ребенок, я хотела бы помогать ему делать домашние задания, учиться читать и писать. И нам стало понятно, что индивидуальная образовательная программа должна была быть направлена на то, чтобы помочь девушке стать хорошей матерью. Сейчас она уже закончила медицинский колледж, у нее муж и ребенок.
Вообще, когда человек хочет научиться хорошо читать вслух, чтобы затем суметь прочесть сказку собственному ребенку,– это очень мощный мотивирующий фактор.
Другая девочка – она пришла к нам из психоневрологического интерната – сформулировала свой запрос так: хочу стать иконописцем. Сейчас она учится на третьем курсе в колледже декоративно-прикладного искусства. К нам ходит на занятия по рисунку. Собирается совершить самостоятельное путешествие в Крым.
Иногда во время встречи на педагогических форумах учителя спрашивают меня, не страшно ли задавать детям вопрос: «Чего ты хочешь?» Они же могут захотеть тако-ое! Не страшно. Ребята из детских домов хотят те же вещи, что и мы с вами. Хотят растить детей, видеть и создавать красоту…

Вторая часть мастер-класса была посвящена практике. Опытом делились коллеги Ирины Рязановой, педагоги фонда «Большая перемена»

Татьяна ЛЕОНТЬЕВА,учитель русского языка 

Пожалуй, в работе педагога с детдомовскими детьми особенно чувствуется, что в каждом человеке есть свой неизведанный мир, в том числе неизведанный им самим. Наши дети сами себя довольно плохо знают и понимают, и поэтому здесь каждый шаг педагог делает, можно сказать, в ситуации неопределенности, когда никакие известные педагогические средства не помогают. Тогда помочь может интуиция.
Однажды ко мне пришла ученица и сразу заявила: «Я дура, я ничего не знаю и писать не буду». На первых занятиях она ничего не писала, не отвечала на вопросы и говорила только матом.
Вначале я просто не понимала, как на это реагировать. Потом интуитивно нашла такой ход – после очередного нецензурного высказывания я попросила ее: «Нина, пожалуйста, перейдите на литературный язык». Услышав такую просьбу, она удивленно посмотрела на меня и замолчала. На следующий раз повторилось то же самое. И тут я поняла, что она просто не понимает, о чем я прошу. Она не знает, что такое литературный язык. Я стала думать, как же ей это объяснить.
Дело в том, что в работе с такими детьми не должно быть ни одного лишнего слова. Если ты строишь разговор с ребенком осознанно, что называется, вкладывая частицу себя в каждое слово, он начинает по-другому к тебе относиться, начинает тебя слышать.
Что же я придумала? Я нашла упражнение, которое нам помогло – «Соловей и роза», – текст, где рассказывается, как соловей влюбился в прекрасную розу и запел для нее. И в каждое предложение надо было вставить одно нелитературное слово. Например, говорю: «Соловей прилетел, прихилял в сад». И спрашиваю, какое слово литературное: «прилетел» или «прихилял»?
– Конечно, прилетел!
– Соловей влюбился, втюрился в розу. А здесь какое слово литературное: «влюбился» или «втюрился»?
– Влюбился…
В результате такой работы Нина довольно быстро поняла, что я имею в виду под «переходом на литературный язык». И с тех пор проблем с нецензурной речью у нас не было.
Конечно, тут дело не только в интуиции. Есть универсальный принцип, который помогает в работе с нашими детьми – уважение. Ты уважаешь ребенка как личность. Как единственного, оригинального, неповторимого и талантливого. Я никогда ни в чем не упрекаю ребят, не ставлю оценок, я говорю только: хорошо, отлично, молодец!

Борис Кувшинский, учитель химии и биологии

Я бы хотел поговорить о специфических проблемах, возникающих в работе с детдомовскими детьми в процессе подготовки к экзаменам. Первые проблемы, с которыми сталкиваешься, это узкий кругозор и слабое речевое развитие.
Если проанализировать речевое развитие наших учеников, то выясняется, что наши ребята хорошо распознают только слова так называемого первого ранга или уровня. То есть слова, которые обычные дети начинают понимать примерно с 3–4 лет: «лес, поле, береза, корова»...
Понимание слов второго ранга, смысл которых дети, как правило, начинают воспринимать в 5–6 лет, у наших ребят уже вызывает затруднения. Это такие слова, как «поляна, тропинка, опушка»… Слова третьего ранга, которые знают некоторые дети дошкольного возраста, например, «груздь, рыжик, ясень» – для наших учеников настоящие научные термины.
Наши ребята с трудом называют качества предметов: шероховатый, влажный, глянцевый… Плохо знают оттенки цветов: лиловый, серый, сиреневый…
Целый спектр ощущений детям заменяет одно слово. Например, множество эмоциональных эпитетов им заменяет слово «круто». Вместо «тяжелый, огромный, мощный» говорят «большой». Чрезвычайная бедность глаголов. Скажем, многие глаголы заменяются словом «шел».
Это принципиально важный момент, поскольку возможность понимания смысла открывается только при наличии определенного опыта. Если нет опыта, если за словами не стоят образы, ты не можешь понять значения этих слов. И тогда возникает проблема приблизительного представления, туманного понимания. Тогда как образовательные тесты направлены именно на четкое различение ученика знающего и ученика понимающего, задания в тестах сформулированы так, что они помимо школьных знаний затрагивают все пласты внешкольного опыта обычного ученика. А так как у наших детей этот опыт беден, они при выполнении тестовых заданий, как правило, оказываются в положении «приблизительно представляющих».
И тут, конечно, возникает вопрос: как с этим быть? Как восполнять пустоты в детском опыте, в частности при подготовке к экзаменам детдомовских детей? С чего начинать такую подготовку? У меня пока нет такого ответа, который бы меня вполне удовлетворил. Но думать над этим надо.

Людмила НАУМОВА, учитель истории и обществознания

Когда педагог встречается с детдомовским ребенком, может возникнуть ощущение, что обучение невозможно. Сплошные проблемы: почти полное отсутствие учебных навыков, умения отвечать на вопросы… Что тут поделаешь?
Наш опыт говорит, что в этой ситуации очень важно быть внимательным к малейшим проблескам интереса ребенка к чему бы то ни было, особенно если этот интерес лежит в области твоего предмета. Конечно, прием использования личностных интересов в учебных целях хорошо знаком многим учителям. Но он применяется как вспомогательное средство, а в нашей работе он нередко становится основой образовательного процесса.
Скажем, девочка 15 лет на одном из занятий вдруг проявляет интерес к слову «добрый». Тут же завязывается разговор: что такое добро и зло? В чем их отличие? Как уживаются добро и зло в человеке? Беседа заканчивается моим предложением написать реферат на тему «Добро и зло» и затронуть вопрос о том, как эти противоположные черты проявляются в деятельности конкретных исторических личностей. Например, у Екатерины Второй. Дальше мы начали изучать эпоху ее царствования, и в процессе изучения девушка познакомилась с весьма непростым характером императрицы. Попутно выяснили смысл таких понятий, как «фаворитизм», «абсолютизм»… То есть знание начинает наращиваться подобно кругам, расходящимся по воде от брошенного камушка.
Еще пример. Юноша из психоневрологического интерната заявляет, что мужчине история не нужна. Начинаем разбираться, что такое мужчина, личность. По ходу в учебнике за 8 класс знакомимся с содержанием раздела «Человек – неразгаданная тайна». Потом – с личностями известных исторических деятелей. Одновременно происходит осмысление новых понятий: Средние века, лента времени, религиозные войны… А в конце обучения он огорошивает меня фразой:
– Хочу разобраться, что такое папство.
Спрашиваю:
– А как же быть с тем, что мужчине история не нужна?
– Да что мы будем вспоминать о таких глупостях…
...В финальной части встречи педагоги фонда «Большая перемена» отвечали на вопросы участников. Но не только. Под впечатлением от услышанного учителя делились своими переживаниями: «У нас в школе есть детдомовские дети – и я уверена, что это благо. Если отнестись к такому ребенку не как к проблемному, а иначе, он раскроет все лучшее, что у него есть. А у детдомовских детей, может быть, из-за беды, которая их постигла, этого лучшего – больше».

Подготовил Анатолий ВИТКОВСКИЙ