ТРУДНАЯ ТЕМА

Развитие – это всегда риск...

Много пишут и говорят о способах решения проблем с детьми, дело доходит до пошаговых инструкций, но очень мало о том, откуда, из какого пространства вещает и действует человек, воспитывающий ребенка. То есть о нем самом. Понятно, терра инкогнита. Однако если в очередной конфликтной ситуации по поводу воспитания ребенка мы просто зададимся вопросом: «Откуда говорит и думает этот человек, из какой системы координат?» – жар противостояния спадет немедленно. Кстати, а сами мы – где? 

Рамка для большинства

На эти размышления навела лекция об экзистенциализме, прочитанная профессором психологии Дмитрием Леонтьевым в Институте психоанализа. Речь, разумеется, ни о какой педагогике в ней не шла, разве одна аллюзия: ну сдал человек ЕГЭ, а что дальше – не знает. Еще что-то будет сдавать. Есть ли в этом жизнь?
Жизнь была темой. Точнее, жизнь и жизнь. Жизнь по правилам, по прочерченным социумом силовым линиям поведения, которую в состоянии вести каждый человек, если он не девиант. И жизнь по личному усилию, то есть жизнь как постоянное самоопределение. Ею живет меньшинство.
Без осуждения: человеку свойственно экономить усилия, беречь энергию. Прямо скажем – лениться. Но существуют социальные регуляторы и правила религий, которые говорят нам, как жить правильно, чтобы общество тебя воспринимало адекватно, как нормального («нормальный» – это социальное понятие, а не медицинское). И эти рамки крепко держат большинство. И считается, что система долженствования как система ценностей первична. Поэтому в первую очередь мы обращаемся к правилам, а уж потом к индивидуально мыслящему человеку.
Если кто-то скажет, что это не про педагогику, ошибется. Противостояние «надо» и «хочу» – неиссякаемый источник детско-взрослых стычек. Разумеется, усвоение правил – один из мотивов детства, но если сознание воспитателя не удерживает второе поле (выбор, желание, самоопределение), воспитатель вредит. Нельзя, чтобы за правилами не было жизни. Время правил, кстати, быстро проходит: уже у младших подростков иные метанеобходимости.
«Сначала социализация развивает, потом томозит развитие», – говорил лектор.

Оказывается, мы все еще живем по Аристотелю

«Правильно ли я прожил жизнь, отче», – обращается старик к священнику и слышит ответ: «Правильно. Но зря».
Дмитрий Леонтьев приводит и другие притчи на тему «быть собой», «жить свою жизнь, а не в подражание». Как просто выживать, знают наши биологические программы. Вписываться в задаваемые обществом нормативы нас приучают. Но еще людям присуща высокая необходимость думать о смысле. Далеко не все идут у нее на поводу.
Движение по течению среды, в чужих силовых линиях – это не только экономия энергии, но и ощущение безопасности и стабильности. Правда, очень часто это оборачивается рабством у самого себя: у меня такие принципы, такое кредо. Хотя верность когда-то сконструированным принципам, выбор, сделанный давно, мешают выбирать и думать сейчас. Достоинства тут немного, разве предсказуемость.
Предсказуемость, кстати, одобряется. Когда действия человека вытекают из ожиданий и стимулов, управлять им легче. И мы твердим близким: чтоб я точно знала… чтоб не беспокоилась – хотя бы иллюзия контроля помогает нам удерживать определенность. Мало кто любит неясность.
Хотя жизнь соткана из фатальных не­определенностей, люди склонны воспринимать жизнь как заданное, а не как продукт выбора. Почему плюем против ветра? И вот третье объяснение профессора: так сформировано наше сознание. Кем? Еще Аристотелем.
Социальные механизмы, построенные на категоризации всего и вся, – его рук дело. Скажи «таджик» – и все про него ясно, присматриваться не надо. (О школьных и семейных ярлыках как тут не вспомнить.) Представление руководит существованием. И как ни объясняй про некорректность такого отношения, в том числе педагогического, человек только на минуту согласится.
Экзистенциальная философия полагает наоборот: существование впереди, выводы после. Но из существования нельзя предсказать поведение человека. А предсказуемость человека может быть нарушена в любой точке.
– Допустим, сейчас я соберу вещи, встану и выйду из аудитории. Это как? – вопрошал лектор.
Люди говорили, что так поступать нельзя никогда, ни в коем случае.
– Но я вышел. При каких обстоятельствах такое возможно?
Вариантов было очень много, но правильный не назвал никто, вот он: «Только в том случае, если мне это пришло в голову, не иначе».
Таков экзистенциальный взгляд: не по причине, не из-за последствий, а по личному выбору – могу встать и выйти.
Но мы-то боремся именно с «да мало ли что им (детям) взбредет в голову»!

Почему внутренняя неуверенность предпочтительнее стабильности

Мы любим планы, потому что они придают нам устойчивость, а жизни – предсказуемость. Еще мы любим прогнозы, пусть они и не сбываются. Многие готовы слушать предсказателей и экстрасенсов, даже оплачивать полученную от них определенность: враги погибнут, деньги придут, любовь вернется. Наша жизнь идет под влиянием причин и факторов, где единственный отсутствующий – это мы сами. И это, конечно, не смертельно.
Дмитрий Леонтьев много цитировал Мамардашвили, его формулировки «держать усилие», «жизнь бодрствующая», приводил размышления о двух регистрах жизни. Потом формулировал свое определение личности: тот человек, который может противопоставить себя внешнему давлению и внутренней слабости, при этом до конца не уверенный. (Дмитрий Леонтьев читает курс по психологии личности, пишет учебник.)
Исключительно важно добавление про неуверенность. Ведь если речь идет не про выбранную жизнь, а про постоянно выбираемую, кто же даст гарантии в правильности решения? Сомнения неизбежны. Но кто полюбит неуверенность?
Все знают о том, как яростно терзают сомнения новоиспеченных родителей, начинающих педагогов и воспитателей – они в точке неопределенности, «без опыта», как мы говорим. Решения вырабатываются прямо сейчас, порой они кажутся сомнительными, переживать такое трудно, рефлексия дается дорого. Потом, конечно, вырабатывается автоматизм, но ведь что мы ярче всего помним о своих детях и об учениках? Время, когда нам было непонятно и трудно, «первое время». Тогда-то мы и жили, оказывается.

Выбор, или То, что делает нас другими

Дмитрий Леонтьев пересказывал: когда Авраама Линкольна упрекали в том, что когда-то он говорил одно, а теперь совсем другое и надо быть последовательным, он отвечал, что никогда не давал зарок, что не будет становиться умнее.
Особенно в пограничных ситуациях неясно, как будет действовать человек (он и сам не может знать), но после он и правда становится другим. Именно препятствия приводят человека в его реальность (выводят из личной мифологии).
В любой точке жизни человека обнаруживаются неочевидные возможности, к которым ему надо как-то отнестись. Обычно мы их закрываем, покой дороже. Хотя в культуре немало сюжетов наподобие «Исповеди» Льва Толстого, историй о том, как человек решил просто жить и получать удовольствие от простой жизни, и все у него хорошо, но периодически ему хочется застрелиться.
Человеку свойственно развиваться, но это происходит, если таково само­определение человека. Если ему «больше всех надо», говоря обывательским языком. Дмитрий Леонтьев рассказал поразительную историю исканий великого психолога Маслоу (все знают его пирамиду потребностей). Так вот, человек всю жизнь считал, что есть врожденные и предзаданные источники развития, и беспрерывно двигался в сторону ведущей роли среды в развитии личности, постоянно создавал эти благоприятствующие среды. (Тут как не вспомнить образ Шаталова: ученик – огурец в банке с рассолом, хочет не хочет, а засолится.) Но незадолго до смерти Маслоу признал: создавать условия для самоактуализиции бесполезно. Всегда картина одна и та же, лишь небольшая часть расположена к сознательному выбору. И не бывает тех условий, которые бы автоматически порождали результат. Дело не в причине.

Управление целями

Разбираться в причинах – бессознательная жизнь. Сознательная – управление целями. Хотя, конечно, можно и к целям попасть в рабство. Но тут важен исходник, вопрос «зачем». Вопрос о смысле. Причем он должен быть поставлен не ребром, а мягко, без требования незамедлительного ответа.
– Ведь у кого сегодня самая осмысленная жизнь? – вопрошал лектор и сам же отвечал: – Конечно, у исламских террористов. Ясный неколебимый смысл, за который они готовы отдать собственную жизнь, это абсолютный смысл.
Фанатизм – крайний, конечно, случай избегания сложностей и противоречий жизни, однако многие из нас любуются «простыми и сильными» людьми, у которых нет вопросов, а только готовые ответы.
«Ошибка думать, что на вопросы о смысле жизни надо получить ответ, нам жизнь дана, чтобы на него отвечать. И не в виде ответа, а в виде новых вопросов», – говорит Дмитрий Леонтьев.
Самое сложное – принятие фундаментальной неопределенности жизни. Так устроен мир, а значит, не надо самообмана: под мантру о стабильности мы живем в стране, с которой неизвестно что будет через месяц.
Так что там о целях? Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что? К тому же поддерживай в себе чувство неуверенности в хорошем исходе события?
Все это говорит о совершенно других, непривычных для нас масштабах цели. О целях–смыслах, что ли. Целях не ради их достижения, а ради полноценного проживания жизни. Своей единственной, что важно.
И тут Дмитрий Леонтьев вводит концепт диалога. Того подлинного разговора двоих, когда надо проблему разрешить, свою неуверенность проверить, а то и разменять купюры на монеты. Если ты не считаешь, что всегда прав, тебе необходим другой. Диалог с ним дает обоснование твоему движению в развитии.

Три минуты практики

 Яхтсмен, например, умеет использовать для движения и встречный ветер – знает, как его поймать и направить. Просто надо потренироваться, а еще – любить ходить под парусом. Как в любом деле, тут точные расчеты невозможны.
«Компас всегда у клиента», – говорил Дмитрий Леонтьев, отвечая на вопросы о техниках экзистенциальной психологии. Мы можем разве расширить выбор человека, сделать его полноценнее, показав более подробно поле возможностей – но все это не техники, а разговор.
То есть вольно-невольно нам приходится возвращаться к началу: очень важно научиться понимать, кто говорит, откуда, из какой сетки координат.
Человек понимает жизнь как жизнедеятельность или как бытие?
Он командует жизнью как ресурсом или находится внутри нее?
Или он чередует то и другое, обеспечивая единство саморегуляции и присутствия в бытии – кажется, лучший вариант.
Наивно думать, что есть идеальный человек, или идеальный результат, или идеальный способ достижения результата. Что можно изменить человека, найти единственно правильный выход из ситуации.
Но обидно, когда все настройки саморегуляции у человека давно сбиты, и, попав в ситуацию неопределенности, он нешуточно болеет.
Все мы находимся в педагогическом процессе, это значит – несем ответственность за процесс, ищем лучшие способы воздействия на процесс.