Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №16/2013
Первая тетрадь
Политика образования

ШКОЛА И ВЛАСТЬ


Ирина Прохорова: «Набор дисциплин, изучаемых в школе, способен сказать о состоянии общества больше, чем все декларации политиков»

В погоне за быстрым эффектом мы почти перестали думать о ценностях: нам бы методику найти, которая поможет быстро научить всех детей и подготовить к ЕГЭ. Но найдя, как нам кажется, подходящую, в очередной раз разочаровываемся: что-то не очень она работает...
И дело не в том, что методика плоха. А в том, что каждая содержательная методика имеет ценностные основания. Попытка скопировать методику, игнорируя эти основания, в лучшем случае результатов не дает, в худшем – приводит к прямо противоположным. Это относится не только к работе учителя или школы, но и к функционированию всей системы образования.
Невозможно силой ввести школьное самоуправление, потому что оно имеет смысл только там, где высшей ценностью образования является свобода и осознанность выбора каждого ребенка. Невозможно по приказу заставить всех заниматься проектной деятельностью, потому что метод создавался людьми, для которых главная ценность образования – личность каждого ученика. Невозможно «развивать индивидуальность» и при этом сравнивать успехи детей по результатам единого экзамена, ратовать за создание единых учебников, освоение общих для всех программ. Эти позиции несовместимы: для сторонников различных классификаций высшей ценностью является унификация и единообразие.
Четкое понимание целей и ценностей – того, что первично, а что вторично, это первый и необходимый шаг к проведению любых образовательных реформ. В этом уверена Ирина ПРОХОРОВА – главный редактор издательства «Новое литературное обозрение», кандидат филологических наук, ведущая программы «Система ценностей» на телеканале «РБК».

Ольга Леонтьева. Ирина Дмитриевна, в передаче под названием «Наше в высшей степени среднее образование» вы просили гостей сказать, что они считают ценностями образования. Когда человек спрашивает, он имеет свою версию ответа…

Ирина Прохорова. В любом обществе – и демократическом, и тоталитарном – никто не может игнорировать качество образования. Все во все времена хотят, чтобы оно было прекрасным. Однако редко поясняют, что именно они имеют в виду. Не бывает «хорошего образования» для всех. Его качество зависит от задач, которые ставит перед собой общество. Кого мы хотим вырастить? Для каких целей? Для какого государства? Одни люди идеализируют советское образование, другие демонизируют, но, проводя реформы этой системы, мало кто ставит вопрос, зачем образование необходимо реформировать. Прежде чем делать этот шаг, нужно понять, в какой стране мы жили, как советское образование отвечало нуждам СССР, какой тип общества мы хотим построить и какая система образования для этого необходима. Только тогда можно начинать реформу. Образование в СССР хорошо подходило для нужд советского тоталитарного государства: растили узких специалистов для выполнения конкретных задач. Существовали плановое пятилетнее хозяйство, плановая наука и плановое образование. Да, набор знаний по отдельным дисциплинам был большим, но при этом не было установки на выращивание мыслящих людей – тех, кто был бы способен оперировать полученным знанием, ставить важные вопросы, искать на них оригинальные ответы. В советское время такие умения никому не были нужны. Поэтому, несмотря на то что на отдельных участках образовательной системы и достигались очень хорошие результаты, в целом она не открывала возможности для креативной деятельности.

О.Л. Вы имеете в виду, что послушание и повторение чужого знания были основными ценностями в образовании?

И.П. Конечно. Государству был нужен послушный специалист, а не творческий человек, способный создавать нечто новое и отстаивать свои идеи. На словах, конечно, все кричали, что мы должны растить новых Пушкиных и Ломоносовых, но в реальности это было никому не нужно, даже невозможно, потому что личности были не ко двору. Более того, когда такие люди все же вырастали, их уничтожали. Те небольшие вольницы, которые существовали, были лишь исключениями, подтверждавшими общее правило. Вспомним, например, круг физиков-ядерщиков, куда входил Андрей Дмитриевич Сахаров, – ученых, работавших на военно-промышленный комплекс. Они читали больше, чем было позволено другим, знали больше, потому что перед ними была поставлена конкретная задача – создание водородной бомбы, и власть вынуждена была мириться с вольнодумными настроениями и доступом к закрытой информации. Но как только это вольнодумство выходило за пределы замк­нутой среды в публичное пространство, как только люди начинали проявлять гражданское мышление, отстаивать свою позицию, они сразу становились изгоями. Ценности образования в Советском Союзе были заточены под задачи тоталитарного общества. В начале 90-х, после распада СССР, стало понятно, что наше образование очень сильно отстало, особенно в гуманитарных сферах. Это было следствием информационной блокады, давления идеологии, которая губила все на свете. Тогда в России стали появляться школы, в которых преподаватели экспериментировали, искали способы обучения детей мыслить, а не только заучивать факты и цифры. Так школы пытались самостоятельно, стихийно перестроить образование под задачи рождающегося демократического общества.

О.Л. Насколько тесно связаны общественные ценности и ценности системы образования?

И.П. Одно без другого просто не существует. Образование – это лакмусовая бумажка ценностных ориентиров общества. Сам набор предметов и дисциплин, изучаемых в средней и высшей школе, способен сказать о состоянии социума и характере властных структур больше, чем все декларации политиков. Если мы снова вводим в школу идеологические и милитаристские дисциплины вроде перелицованных НВП и уроков «патриотизма», а в технические вузы кафедры теологии, то все разговоры о модернизации страны и включении ее в мировой глобализованный контекст – просто лицемерие.

О.Л. Есть декларируемые, а есть реальные ценности. Всегда ли они совпадают?

И.П. Глубокий разрыв между ними характерен прежде всего для авторитарного государства, которое всегда рядится в модные прогрессивные тренды. Не было в истории ни одного диктатора или правящей клики, которые бы честно признались, что жаждут абсолютной власти и ради этого готовы утопить страну в крови и прижать всех к ногтю. Деспотия всегда прикрывается декларацией национальных интересов, особым путем развития, стремлением перегнать всех на свете и даже развитием демократии. Тем не менее лозунги от реальности отличить очень просто – по тому, как работают социальные институты: насколько свободна и многопланова система информации, какова социальная мобильность, как устроена система свобод и ответственностей, как работает правосудие. На мой взгляд, половинчатость и противоречивость нынешней образовательной реформы свидетельствуют о том, что при ее подготовке столкнулись два принципиально противоположных тренда: вектор развития 90-х годов, направленный на расширение гражданских свобод и воспитание человека открытого демократического общества, и авторитарная вертикаль, нацеленная на ресоветизацию социума, на воспроизводство послушной, пассивной массы. Все нелепости реформаторского процесса, которые мы наблюдаем, проистекают именно из-за столкновения этих двух несовместимых систем ценностей.

О.Л. В тоталитарном государстве и школа должна быть авторитарной, плановой…

И.П. Она и сейчас пытается таковой быть, но традиционный утопизм нашей власти заключается в том, что она считает, что может сидеть на двух стульях. С одной стороны, власти нужны лакеи и верноподданные, а с другой – декларируется развитие творчества, свободы мышления и инициативы. Кончаются такие ситуации известно чем: тот, кто пытается сидеть на двух стульях, оказывается на полу…

О.Л. Многое из того, что было наработано в прогрессивных школах в 90-е годы, сегодня официально внедряется на государственном уровне. Однако все чаще и чаще эффект от этого прямо противоположный тому, который мы видели тогда.

И.П. Ничего удивительного. Потому что сейчас нововведения 90-х годов вводятся формально, без учета кардинально изменившейся ситуации в стране, игнорируя новый социальный контекст. Основы гражданского воспитания закладываются с младенчества. Помните старый анекдот: «Школа – это первая очная ставка с государством»? Если с детства, со школьной скамьи людей начинают «строить», они видят жестокий диктат и неуважение к личности, то на жизненную арену и на рынок труда впоследствии приходит поколение, не способное мыслить самостоятельно. Молодые люди быстро усваивают, что личный успех зависит не столько от их креативных способностей, сколько от умения угодить начальству и владения навыками конформизма.

О.Л. Так все же, нужна ли реформа образования?

И.П. Разумеется, нужна, причем это вовсе не внутренняя российская проблема, бои вокруг новой системы образования ведутся на всех континентах. Мир радикально меняется, и новые вызовы времени ставят перед образовательными институциями нелегкую задачу этим вызовам соответствовать. Новый тип образования должен давать возможность современному человеку не только получить профессиональную квалификацию, но и свободно адаптироваться в различных национальных культурах, поскольку в силу возросшей мобильности он может в течение жизни работать в разных странах. Современный специалист теперь не ограничен рамками своей профессии, он может и часто вынужден в течение жизни несколько раз менять профессию. Технологическая революция позволяет еще более демократизировать процесс обучения – мы наблюдаем бурное развитие дистанционного образования. Простите, что я перечисляю банальности, но иногда небесполезно повторить общеизвестные истины. Вот еще одна: конкурентоспособность страны в нынешнюю эпоху измеряется не количеством крылатых ракет, а количеством и качеством образованных людей. А что мы видим в нашей стране? В школе сократили основную образовательную линейку. Детям предлагают фактически церковно-приходское образование (обещают, что их научат читать и писать), к которому прибавлены невнятные предметы идеологического и милитаристского толка. Более широкое образование можно получить только через систему дополнительных услуг. Коррупционное сознание просчитало, что если сократить набор обязательных дисциплин, людям за качественное образование придется доплачивать. Но это коррупционное сознание не понимает, что огромное количество людей не в состоянии платить за дополнительный набор образовательных услуг, причем многим родителям даже в голову не придет, что детей нужно обучать чему-то дополнительно. В итоге через десять–пятнадцать лет мы можем получить целое поколение, которое едва умеет читать и писать. Это грозит настоящей социальной катастрофой. За бортом современной культуры может оказаться большинство населения страны, которое превратится в страшную, озлобленную и неуправляемую массу. Плохой системой образования мы закрываем молодым людям возможность качественной жизни.

О.Л. Как вы определили бы качественное образование?

И.П. Качественное образование в современном мире – это система навигации в информационном океане. В школе мы должны научить человека думать, находить качественную информацию и совершенствоваться в течение всей жизни. Причем обязательная образовательная линейка должна быть такой, чтобы у детей было достаточное экспертное знание, отталкиваясь от которого они смогут учиться дальше.

О.Л. Единая образовательная линейка и стремление дать всем качественное одинаковое знание – сказка, которая не может стать реальностью. Если главной ценностью образования принимать ребенка, а не знание, мы обязаны понимать, что все дети разные и они по-разному познают окружающий мир. Любая линейка разделит детей на умных и дураков, пропасть между ними не принесет блага ни тем, ни другим.

И.П. Проблема традиционного образования в том, что клеймо на ребенке ставят слишком рано: он сам себя еще не узнал, а его уже повязали по рукам и ногам отметками… Талантливые дети рождаются в любых семьях, а отсутствие у них культурного бэкграунда не позволяет им взять хороший старт в жизни. Обучать можно и нужно каждого. Если мы ценим людей, значит, мы придумаем, как на основе нашей культуры и традиций создать такую систему образования, которая даст шанс каждому. Во многих странах успешно разрабатываются модели более индивидуализированного образования; можно и нужно учитывать этот мировой опыт.

О.Л. Где же взять на это средства?

И.П. У нас деньги есть на все, кроме детей. Это и показывает реальную систему ценностей общества: человеческая жизнь и личное достоинство не стоят ничего, они не принимаются в расчет при разработке концепции развития страны. Индивидуализация образования потребует копейки по сравнению с расходами на военщину и Олимпиаду. Все возможно, если в обществе человек является приоритетом.

Беседовала Ольга ЛЕОНТЬЕВА

Рейтинг@Mail.ru