ФАКТЫ. СОБЫТИЯ. ТЕНДЕНЦИИ

«Минусы ЕГЭ стали превышать плюсы»

Время острых переживаний: ГИА, ЕГЭ. Наша дорогая единственная объективная система оценки качества образования. И цель, и смысл, и содержание обучения в школе. Но крепитесь. То ли еще будет. Ведь искомый способ оценивания – чтобы на позитивную мотивацию работал, на образование как ресурс развития – пока не найден. Очередной семинар Института образования ГУ ВШЭ был посвящен системе оценки качества образования, с докладом «Как построить эффективную СОК» выступила специалист Всемирного банка по сравнительным международным исследованиям Мария Хосе Рамирес.

«Работая с разными странами, мы выяснили…»

– О том, как выглядит хорошая система оценки, сказать нельзя, потому что нет единственно хорошей. Лучшая та, что подходит контексту страны и соответствует глобальной экономике, – начала Мария Хосе Рамирес.
Очень важно доверие сообщества к институту оценки качества, людям надо постоянно объяснять, что и зачем исследуется, какие решения по улучшению потом принимаются. Важна автономия. Пусть центры оценки качества и подотчетны государству, но они вправе сообщать правительству в том числе неприятные новости. Ведь главная цель СОК – сделать обучение лучше.
Каждая страна делает упор на тот тип оценки, который соответствует ее социокультурному укладу:
– Мы выявили три типа оценки: аудиторная, экзаменационная и масштабная. Первая – формирующая, чтобы лучше учить, за нее отвечает учитель. Вторая – внешняя, она для отбора и для выдачи документов. Третья – с целью отчетности и для сравнения. На практике это не всегда разделяется, и в России это хорошо знают. Важно, что в одних странах упор делается на масштабные оценки, а в других – на формирующие. В Чили, например, масштабные исследования определяют финансирование и политику в отношении школ. Экзаменов там нет, их сдают по желанию, а уровень квалификации педагогов, чтобы им довериться, недостаточный. В Уганде все решают экзамены, она наследовала систему образования от британского режима: надо отобрать тех, кто может учиться, потому что всех учить страна не может. А вот в богатом австралийском штате Квинсленд важнейшей является оценка, полученная в классе, формирующая оценка, но там идет постоянная сертификация педагогов. Мы видим, что лучшее – это то, что учитывает контексты и традиции страны. Копировать нельзя.

«А в России контекст не важен»

По мнению Марии Хосе Рамирес, с таким грубым подходом мы далеко – в смысле повышения реального качества образования – не уедем. ГИА, ЕГЭ развивают что? А ведь любая оценка не изолирована, влияет на жизнь образовательного сообщества. А как, например, в такой тотальной «объективности» чувствует себя школа, где учатся дети из социально неблагополучных семей?
И тут Виктор Болотов, научный руководитель Центра мониторинга качества образования Института образования, вице-президент Российской академии образования, был вынужден объясниться:
– Россия начала задумываться об оценке качества образования еще в 1995 году, когда впервые приняла участие в международных исследованиях. Тогда результаты никого не волновали – ни школу, ни общество, а мы вдребезги проваливались по многим параметрам. А вот эксперимент по ЕГЭ вызвал большой интерес. Другое дело – экзамен с такими высокими ставками не может использоваться как мониторинг качества, однако отменить указ, по которому одним из критериев оценки эффективности губернатора являются результаты ЕГЭ, так и не удалось. В результате минусы ЕГЭ стали превышать плюсы. Однако в новом законе наряду с ГИА, ЕГЭ есть понятие мониторинга, оно есть в госпрограмме, и мы сейчас делаем все, чтобы масштабные исследования были грамотно сконструированы. Чтобы можно было учитывать не только учебные достижения, но и достижения социализации, и развитие способностей. Пока у нас нет картины по стране, что и почему происходит с детьми в школе и дальше.

«Дешевле обходится та система оценки, которая доверяет учителю»

Обсуждая вопрос внутришкольной и внутриклассной оценки, Мария Хосе Рамирес говорила об ответственности и квалификации учителя. По сути, он может быть тем «институтом оценивания», и легитимным, и вызывающим доверие, и поддерживаемым государством, о необходимости которого она говорила вначале. Если в подготовку учителя по оценочной деятельности вложить средства, это обойдется куда дешевле, чем содержание институтов. Так в Австралии: это ожидаемая работа преподавателя, она не оплачивается специально. СОК полагается на учителя.
Однако наши эксперты говорили: внутришкольное и внутриклассное оценивание у нас в ужасающем состоянии. Никто не умеет мерить рост, ничего формирующего в оценках наших учителей не содержится – всех гонят к нормативу. Фиксируют, а не индивидуальную траекторию продвигают. Стандартизируют, а не способствуют прогрессу. С другой стороны, как можно ждать от учителя грамотной интерпретации результатов ученика, если он ориентирован своим руководством исключительно на показатели? Если он уверен, что вопрос с вариантами ответа – это и есть тест... и во многом другом дезориентирован? Главное, чем дальше учителю не доверяют, тем больше оснований для этого появляется.
И вот что еще становится видно: была же у нас «австралия»: школьный аттестат, школьная медаль, высокий статус учителя и значимая роль школы. Да, не везде и не всегда оценки соответствовали реальности – и завышались, и занижались. Однако это не повод шарахаться в «уганду», где образованием управляет Экзаменационный совет: учитель ничто – внешняя оценка все. Теперь, похоже, нас ожидает «чили», масштабные мониторинги, как в стране, где учительская профессия непрестижна: мало значит, низко оплачивается. Но не будем спешить с выводами. Если учесть, что Россия – страна с богатейшим культурным багажом, все эти пробы и эксперименты рано или поздно закончатся установлением баланса между разными типами оценивания, неизбежно приведут к равному уважению как к статистике, так и к достоинству учителя. А это значит, что реагировать на виражи системы нам надо спокойно и, несмотря на обстоятельства, удерживать высокую профессиональную планку.