ФАКТЫ. СОБЫТИЯ. ТЕНДЕНЦИИ

А как там с единым учебником?

Учительская общественность волнуется: как там с единой историей, что решают? Рассказываем: на днях шеф-редактор журнала «Отечественные записки» кандидат исторических наук Никита Павлович Соколов выступил на семинаре в Институте развития образования НИУ ВШЭ. Предлагаем некоторые фрагменты его выступления и краткий обзор дискуссии. 

История одной иллюзии

Прежде всего избавимся от иллюзий: с преподаванием отечественной истории у нас никогда не было все хорошо. Тот факт, что исторические аргументы, которые сегодня приводят с трибун и экранов, для историка звучат как мрачный бред, – это данность.
– За прошедшие двести лет мы только и делали, что усваивали несообразный образ прошлого, – говорит Никита Соколов. – Для сведущих людей исторический процесс представляется сложной ветвистой сетью, переплетением событий, а для обычного человека это в лучшем случае карта звездного неба. Отдельные вспышки дат, имен, событий, а связи между ними условны и даже не всегда заметны.
Отсюда общество, которое находится во власти идеологем: «Для России естественна сильная вертикаль власти», «Если ослабить хватку – все разваливается», «России нужен крепкий хозяин» и прочее. Откуда это?
Быть может, из 1811 года, когда Николай Карамзин опубликовал «Записку о древней и новой России». Там впервые была высказана мысль, что вертикаль власти – лучшее лекарство для России.
– Но тогда совершенно непонятно, куда девать вечевые традиции, опыт Псковщины и очень близкой нам по всем параметрам Литвы с ее постоянной децентрализацией.
Отдельная беда с жанром исторического повествования. В свое время каждый народ говорил о своем прошлом в жанре героического нарратива, но развитые страны давно от этого отказались. Всюду поборники критического, трезвого, глобального мышления, но не у нас.
Для своего времени мысль Карамзина вкупе с героико-эпическим жанром оказалась чрезвычайно полезна для власти, и учебники истории для гимназий ее транслировали. В результате к концу девятнадцатого века у россиян стало складываться видение, что Россия – уникальная страна с особым путем, со всех сторон окруженная более примитивными народами, ей враждебными. Хотя на деле – обычное европейское государство, если не считать крупных габаритов. И путь – как путь, улучшение качества жизни населения.
Но куда там – есть русская идея, и все иное считается чужеродным, отсюда избирательность фактов, рассмотрение становления власти на примере только Московского княжества и другие издержки. Историки возмущались всегда, но чтобы сдвинуть с места школьную систему, нужен общественный запрос.
Запрос созрел, но слишком поздно, ближе к 1905 году, когда было выпущено несколько разных учебников истории для гимназий, где высказывались самые разные взгляды, вплоть до марксистской интерпретации истории.
Не успели этим разнообразием насладиться, как произошла Октябрьская социалистическая революция. Как мы знаем, после революции какое-то время историю в школах вообще не преподавали, пока не стало ясно, чему теперь надо учить.
Преподавали социологию. И только когда в стране возникла потребность в пропаганде – чем скрепить людей, кипящих в новых социальных переделках, – возникла необходимость большой исторической идеи, новой истории.
– Товарищ Сталин взялся сам за редакцию учебника – того самого, «под общей редакцией Шестакова». Главная задача на тот момент – объединить народ, избежав идей марксизма и частной собственности. В учебник истории вернулась удобная идея Карамзина о естественности самодержавия для народов СССР, но с новыми акцентами.
Дальнейшее уже на нашей памяти: после 1986 года опять приостановили налаженный было курс школьной истории. Перестали даже сдавать экзамен по предмету. Снова растерянность: непонятно, как толковать правду жизни в своем Отечестве теперь? Школьный учебник выглядел настолько архаично на фоне телевидения и толстых журналов, что его просто перестали брать в руки.
Но историки-ученые и тогда стояли на своем: надо откапывать, архивировать, связывать – и больше ничего. Никакого «естественного процесса» в истории быть не может, никакого «общего закона» не вывести. Когда в 1993 году диссидентская периодика перестала справляться с задачей объяснения новейшей истории, группы авторов в спешке начали писать учебники – но по истории XX века. Более раннюю историю подавали в хрестоматийной форме как относительно объективную сводку документов.
Вскоре выяснилось, что научный плюрализм и противостояние точек зрения непригодны для воспитания патриотизма. Изобилие идей и традиций, высказываемых в учебниках, было пугающим. В конечном счете в 2003 году тогдашний председатель Правительства РФ Михаил Касьянов возопил: нужно спасать нацию, воспитывать у детей уважение к истории своей страны! На этот тезис отреагировала рабочая группа Николая Загладина – их учебник победил на министерском конкурсе. Стоит ли говорить, что он был основан на тезисе Карамзина, вплоть до того, что интересы государства всегда и во всем совпадали с интересами нации.
На этом воспитание патриотизма не остановилось. В 2007 году уже совсем не историки, а политологи во главе с Филипповым написали два учебника по новейшей истории, их лоббировала администрация президента, да не вылоббировала. По словам Никиты Соколова, российские учителя этот учебник просто органически не приняли.
– И вот теперь мы снова говорим о едином учебнике истории России! После всего, что было. Я злостный противник этой идеи уже потому, что я историк. Грамотный вопрос сегодня – как защитить детей от школьной истории. Я убежден, что единый учебник может быть полезен только в качестве стандарта, плинтуса, нижней границы нормы – это сегодня нужно, потому что наша школьная среда деморализована, без установленной нижней границы она не может. Ведь обращаются и к Фоменко, и к мистикам, и к церковникам. В этом смысле единый учебник способен минимизировать возможный вред таких опытов.
Известен опыт Франции и Японии – в преподавании истории уходить от политики, делать упор в сторону культуры ведения дел в стране. В Германии, наоборот, сохранен жанр героического нарратива, но осуществляется надзор за содержанием курса. Соглашение учителей Германии имеет всего три положения: не давить на ученика авторитетом, учитывать все научные точки зрения, связывать знания с интересами ученика.

Свои мысли – на стол!

Слушатели Никиты Соколова соизмеряли его слова с собственными педагогическими правилами. Порой по залу пробегал шепоток. Были возражающие:
– Как учитель истории говорю: такая толерантность невозможна – интересы ученика учитывать и все возможные точки зрения, и не давить!
Тогда Никита Соколов рассказывал о британском опыте. Никакой хронологии, никакого корпуса дат и цифр, обязательных к заучиванию. Ученики выбирают какое-либо историческое событие и изучают его, применяя точный исторический метод. Их учат не истории, их учат быть историками. Правда, в последние годы британцы разочаровались в этом ­подходе: по итогам такого курса мало кто хорошо знает историю своей страны.
Были споры и вокруг курса «Россия в мире». Мол, он не только не спасает ситуацию, но и усугубляет: идея равноправной России вызывает у людей, воспитанных на карамзинской идее особого пути и чудесного предназначения, шок или неприязнь.
Дискуссия коснулась и объективности в преподавании истории.
– Даже хрестоматии составляются людьми, выбор текстов – тоже манипуляция. К тому же некоторые документы сложны для восприятия – школьники не потянут, – говорила Ирина Савельева, профессор кафедры истории идей и методологии исторической науки ВШЭ.
– Мне слышится в этой беседе тоска по либеральной версии истории, – продолжала она. – Сама по себе идея Карамзина ничем не плоха, плохо то, что она одна. Плюрализма версий, а не замены одной на другую надо добиваться.
Также Ирина Савельева отметила: не надо путать версии и книги. Может быть сколько угодно учебников с одинаковыми идеями, и никакой единый учебник тогда не потребуется.
А Лев Любимов, заведующий кафедрой макроэкономического анализа НИУ ВШЭ, сыронизировал по поводу происходящего:
– Экономика в стране встала, и похоже, навсегда. Но история движется каким-то чудом! У нас по мановению чьей-то руки меняется не только настоящее, но и прошлое. Когда людям работать? Нужно ­думать, что написать в учебнике по поводу Сталина, это главная проблема в государстве!
Были высказаны и другие предположения. Что учебники, какие они сегодня, вообще не нужны – исследования показывают, что школьники свой учебник истории не читают. Хороший учитель справляется сам. Что информацию об истории страны дети черпают из фильмов, книг, телевидения, прессы, а ценностные ориентиры – в семейных разговорах. А если и нужен учебник, то такой, который смог бы стать каркасом знаний, на который нанижутся данные из всех других источников.
Вскрылась и коммерческая сторона вопроса: а что станут делать издательства, если учебник опять будет один на всех? Любопытно, что на обсуждение были приглашены авторы всех современных школьных учебников истории, но ни один из них не пришел.
Такая вот страна: коренная переоценка ценностей за двести с лишним лет про­изошла у нас три раза, но всякий раз возвращались к тому, что правда – это то, что разрешено считать правдой. Как разрешат – так и будет.
Так есть ли смысл договариваться о новом учебнике? Никита Соколов уверен:
– Да. Но для этого должны сесть за стол переговоров три стороны: государство, общество и историческая наука. Пока за столом сидит только государство. От общества запроса нет, а наука задвинута так далеко, что ее не слышно...