Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №7/2013
Четвертая тетрадь
Идеи. Судьбы. Времена

МЫ ОТКРЫВАЕМ МИР, ЧТОБЫ ПОНЯТЬ СЕБЯ


Лебедушкина Ольга

Синие минуты на зеленом циферблате

Образы, в которых человек воспринимает время, оказывается, у каждого свои. Но с чем это связано?

Время течет совершенно по-разному, если мы ждем очереди к врачу или если слушаем музыку. Чужие дети вырастают невероятно быстро. Эти и другие парадоксы мы воспринимаем как что-то само собой разумеющееся. Но от этого они не перестают быть парадоксами.  

Как исчезает время

В 1962 году французский спелеолог Мишель Сифр провел свой знаменитый эксперимент, который позже получил название «Вне времени». Два месяца, или 1500 часов, он провел в ледяной пещере Саркассон в Альпах. Все это время он не знал, день наверху или ночь. Роль часов для Сифра выполнял его собственный организм. «Ночь» наступала тогда, когда хотелось спать. «Днем» становилось время бодрствования. Исследователь вел дневник, читал, фиксировал показания приборов и передавал свои наблюдения наверх по телефону. По условиям эксперимента участники, находившиеся наверху, не говорили ему, какое сейчас время суток, какой день недели и месяца. Сифр должен был определять это сам, исходя из собственных ощущений. И вот здесь оказалось, что на второе утро эксперимента он запоздал на два часа. За неделю разрыв между его временем и реальным составил два дня. Через десять дней Сифр днем спал, а ночью бодрствовал; он даже записал в своем дневнике, что у откликнувшихся наверху голос был необычайно бодрым – можно подумать, на поверхности самый разгар дня. Хотя на деле он разбудил дежурных своим звонком посреди ночи. «Время для меня уже ничего не значило. Я отстранился от него, начал жить вне времени», – запишет он позже в своем дневнике. В результате, когда наступило 14 сентября, день окончания эксперимента, Сифр был потрясен: по его подсчетам оставалось еще двадцать пять дней, и это время казалось ему украденным, исчезнувшим бесследно.

Внутренний таймер

Эксперимент Мишеля Сифра, поставленный им почти на грани выживания, то есть самый настоящий подвиг, положил начало хронобиологии — науке, изучающей периодические процессы, протекающие в живых организмах. Именно тогда впервые заговорили о существовании «внутренних часов», которые способны действовать независимо от света и темноты. До экспериментов Мишеля Сифра никто не знал, как протекают физиологические ритмы; благодаря анализу его циклов сна и бодрствования стало ясно, что независимо от времени суток периоды сна и активности в сумме всегда дают 24 часа 31 минуту.
Как было обнаружено позже, «внутренние часы» у каждого из нас совершенно материальны. Это определенная часть гипоталамуса, которая отвечает за внутренние ритмы. При воздействии дневного света они синхронизируются с 24-часовым циклом «день–ночь». Поскольку в пещере дневного света не было, организм Сифра начал работать «в автономном режиме», каждый день рассинхронизируясь на 31 минуту.
Именно увеличившийся временной разрыв заставил Сифра перепутать день с ночью, но продолжительность цикла бодрствования–сна в сумме оставалась неизменной.
Правда, этот исправно тикающий физиологический таймер для самого исследователя ничего не значил. В его сознании время то ускорялось, то замедлялось, то исчезало вообще.

Что такое «цвет времени»

Именно этому личностному, исключительно человеческому времени посвятила свою книгу «Искаженное время» британская журналистка, радиоведущая и психолог Клодия Хэммонд (русский перевод – М.: LiveBook, 2013).
В том, что наше осознание времени нечто совершенно отличное от времени космического и физиологического, нет ничего нового. Философия Эдмунда Гуссерля и проза Марселя Пруста целиком и полностью – об этом. Правда, на бытовом уровне довольно сложно отделаться от ощущения, что и Гуссерль, и Пруст говорят с нами все-таки больше метафорами. Понятно же, что память, воображение и прочие человеческие особенности существуют у нас в голове и определяются нашим восприятием. И когда мы говорим о том, что время можно потерять, или искать утраченное время, или что время имеет цвет – все это снова и снова метафоры.
Но современная наука с ее знанием о гормонах, нейронных импульсах, зонах мозговой активности к метафорам относится более чем серьезно.

Понедельник – белый,  с оранжевыми прожилками…

Однажды Клодия Хэммонд спросила у слушателей своей научно-популярной передачи, как они представляют себе время. И неожиданно оказалось, что для значительного количества людей время – совершенно конкретный пространственный образ: свитки, отрезки, круги, костяшки домино. Кто-то окрашивал дни недели в определенные цвета, но при этом – каждый по-своему. У самой Хэммонд понедельник оказался красным, у других – белым, с оранжевыми прожилками, а пятница – коричневато-горчичной.
Способность видеть время пространственно, да еще и в цвете, в психологии относят к феномену синестезии, который уже доказан и признан научно. У так называемых синестетиков данные одних чувств переносятся на данные других. И для того чтобы окрашивать гласные или музыку в различные цвета, вовсе не обязательно быть Рембо или Скрябиным. Причем визуализация времени – один из самых распространенных видов синестезии, этой способностью обладают примерно 20 процентов всех людей на Земле.
Вообще в этом стремлении делать невидимое видимым угадывается что-то детское и, вероятно, не случайно. По одной из нейрофизиологических теорий синестезия – это напоминание о раннем детстве: «В мозгу новорожденного, – пишет Клодия Хэммонд, – существует множество связей между отделами. В первые месяцы на ребенка обрушивается огромный поток ощущений, которые не всегда правильно распределяются. Мозг в эту пору напоминает непролазные джунгли: зрительные, звуковые, обонятельные и вкусовые ощущения перемешаны и трудноотделимы. Месяца в четыре запускается процесс «обрезки» – «вырезаются» все «дички», остается лишь по одной «ветке» для каждого чувства восприятия. Путаница сменяется порядком. Однако согласно теории не всегда все проходит гладко – бывает, что некоторые перекрестные связи остаются. Эта теория подтверждается тем, что с возрастом связи у синестетиков слабеют». Нейронные «дички» «отсыхают» сами.
То есть среди людей, способных «видеть» время, гораздо больше детей, чем пожилых. Впрочем, можно и не быть синестетиком для того, чтобы воспринимать время в пространственных формах. Такие образы времени нам часто подсказывают язык, культура, в том числе и способ записи и чтения текстов.

Прочитать время, или Национальный вопрос

Если кого-то из нас, пишущих и читающих на кириллице, попросить схематически изобразить движение времени, расположив в определенном порядке пункты «прошлое», «настоящее» и «будущее», то «прошлое» на такой схеме окажется обязательно слева, а «будущее» – справа. Точно так же поведет себя и европеец, который пишет и читает на латинице. Но у человека, для которого родной язык – иврит или арабский, время потечет скорее всего в обратном направлении, справа налево, по направлению чтения.
Психолог из Стэнфордского университета Лера Бородицки сравнила, как говорящие на английском и китайском видят время в пространстве. Оказалось, что англоговорящие чаще употребляют «горизонтальные» метафоры – «назад» (behind) или «вперед» (forward). А в китайском чаще используются «вертикальные» метафоры: более ранние события обозначаются как «верхние», более поздние — как «нижние». По традиции китайские иероглифы располагаются сверху вниз и справа налево. И «китайское» время тоже течет сверху вниз, в отличие от горизонтального «англосаксонского». Остроты интриге добавляет то, что даже китайцы, живущие в США и полностью интегрированные в американскую культуру, все равно в 7 раз чаще рисовали «вчера» над точкой, обозначающей «сегодня», а «завтра» – под ней.
Значит ли это, что у времени есть национальность и культурная принадлежность? Конечно же она есть не у времени, а у человеческого восприятия, которое укоренено в культуре. В антропологии культурные варианты главных категорий, с помощью которых мы описываем мир, получили название паттернов, и паттерны времени действительно различаются в разных культурах, но вот что остается загадкой: что было раньше в таком случае – присущее тому или иному этносу представление о времени или тот тип письма, который в этом этносе существует? И как быть с бесписьменными культурами?

Почему с возрастом время ускоряется?

Еще одна загадка – соотношение ощущения времени и возраста. Почему день в детстве почти бесконечен, а пожилые люди жалуются, что день пролетает, едва успеваешь заметить? И дело вовсе не в блаженной детской праздности и не в занятости взрослых, которым вечно не хватает времени. Клодия Хэммонд объясняет этот феномен так называемым «парадоксом отпуска». Каждый работающий человек знает, что отпуск кончается катастрофически быстро. Но когда мы возвращаемся после отпуска домой, кажется, что нас не было целую вечность. Это потому, что за этот месяц отсутствия у нас было очень много новых впечатлений и, возвращась к привычному распорядку жизни, в котором ничего особенно нового нет, мы воспринимаем это привычное, не слишком богатое событиями время, как протекающее намного быстрее. Другими словами, несколько похожих друг на друга дней в памяти обязательно сольются в один день. Здесь есть, оказывается, даже определенная критическая норма. Если мы не можем вспомнить 6–9 новых событий за ближайшие две недели, значит, нужно быть готовыми к тому, что эти две недели промелькнули для нас почти бесследно. 
Нечто подобное «парадоксу отпуска» человек переживает в детстве и юности. Каждый день он получает столько новых впечатлений и ощущений, такое количество новой информации, что время для него становится безразмерным. На подростковый возраст приходится так называемый «пик воспоминаний» – именно в это время человек переживает свои главные опыты соприкосновения и столкновений с миром. Первая любовь, первое предательство, первый серьезный жизненный выбор – заполненность жизни заставляет время растягиваться и замедляться. Но после 25 лет наш мозг начинает экономить на монотонности и повторяемости. Поэтому остановить бег времени, начавшийся в нашем сознании, можно двумя способами: или постоянно гнаться за новыми впечатлениями и ощущениями (культ путешествий, моды и вообще всего нового, которым живет современная цивилизация, можно объяснить в том числе и желанием вернуть ту детскую, почти бесконечную протяженность времени), или играть с монотонными буднями в игру «найди десять отличий» (хотя на самом деле отличий здесь может быть и сто, и тысяча, потому что дни, похожие один на другой, – тоже обманка мозга). В любом случае этим внутренним, психическим временем вполне можно научиться управлять, не дожидаясь, пока изобретут машину, способную его ускорять или останавливать.

Рейтинг@Mail.ru