ПРИМЕТЫ ВРЕМЕНИ

Синдром кондуктора

Кондуктор вышвыривает из автобуса ребенка, старика или инвалида вовсе не потому, что он такой бессердечный. Он так поступает потому, что его поведение копирует сложившуюся модель отношений между обществом и властью, «большими людьми» и «маленьким человеком»...

Сразу предупреждаю: я ничего не имею против кондукторов. Как и против вахтеров, контролеров, пожарных инспекторов, полицейских, чиновников и депутатов. Я вообще не питаю и тем более не возбуждаю вражды к какой бы то ни было профессии или социальной группе. И вовсе не потому, что так уж всех люблю. Просто само мышление группами и общностями через голову отдельного человека всегда казалось мне подозрительным и несправедливым.
Так что кондукторы здесь при чем только в том смысле, что в последние месяцы они стали такими же постоянными героями новостей, как те же чиновники и депутаты. Сообщают из Кирова: кондукторша вытолкнула из автобуса третьеклассника, потому что посчитала школьный рюкзак с учебниками «дополнительной кладью», у ребенка был только ученический электронный проездной, а денег, чтобы оплатить провоз багажа, не было. Из Барнаула сообщают вообще страшное: высадили из автобуса как безбилетника беспомощного парня-инвалида, 12 часов он простоял на остановке в 30-градусный мороз, потом от последствий обморожения умер. Это самые известные случаи, которые прогремели по федеральным телеканалам на всю страну. Но стоит запустить любой интернет-поисковик, и таких новостей отыщется множество. И все они будут так похожи друг на друга, что через какое-то время начнешь путаться в адресах и названиях городов: а где это вообще было – в Братске или Нижнем, Владивостоке или Москве. В общем, это то самое, что принято называть архетипической ситуацией, когда едва ли не каждый в ответ на такую историю откликается: «Вот-вот, и у меня был случай…»

***

Случай был и у меня, и он полностью укладывается в те же сюжетные рамки, хотя как раз это история про доброго кондуктора, который искренне хотел помочь.
Я ехала в электричке и работала на маленьком нетбуке – диагональ 9 дюймов, вес 600 граммов, в общем, дорожный компьютер-кроха размером с книгу.
Кондукторша доверительно подмигнула и шепнула мне на ухо: «Немедленно уберите».
Я не поняла, о чем речь: никаких вещей, кроме обычной женской сумки, куда влезал и нетбук, у меня с собой не было. «Оргтехнику уберите! Ревизор идет!» – «Ну и что?» – «Как что? За провоз оргтехники по новой инструкции взимается отдельная плата, да еще штраф будет, если у вас багажного билета нет…»
То есть она правда хотела помочь. Как женщина – женщине. Как представитель транспортной компании – постоянному пассажиру. Она ведь шла на подвиг ради меня – исключительно по доброте душевной и в нарушение должностных инструкций. И вообще я была избранной, для меня сделали исключение. Полвагона уткнулись в свои смартфоны, «читалки», планшеты, ноутбуки, и никто не подозревал о нависшей над всеми угрозе. Может быть, кондукторша просто вспомнила, сколько раз я покорно покупала у нее всякие дополнительные билеты – для трехмесячного котенка в контейнере, для пекинеса без контейнера, за чемодан на колесиках (на 10 см в длину превышает допустимые габариты), – вспомнила и решила пожалеть.
А я не поняла и не приняла доброты. И нетбук прятать не думала.
«Тогда придется платить», – скорбно сказала кондукторша.
Платить я отказалась и потребовала того самого ревизора, которого было предписано бояться.
Он появился через несколько минут – важный, в синем форменном кителе и фуражке, величественно выслушал всю историю и – внимание! – милостиво разрешил не платить.
«А за айфон тоже не платить разрешаете или все-таки платить?» – весело спросили от соседнего окна.
Настырный народ явно не выражал особой благодарности за то, что ему разрешаются вещи, которые в принципе не могут быть запрещены.
В конце концов где-то возле тамбура отыскалась та самая новая инструкция в рамочке. Она действительно отличалась от старой словом «оргтехника», но речь, разумеется, шла о том, что дополнительно оплачивать придется любую крупногабаритную кладь – в том числе коробку с большим телевизором, монитором, системным блоком, принтером…
И вдруг кондукторша заплакала. «Да где мне разобраться-то, – спрашивала она, – что тут портативное, что стационарное. У меня отродясь ничего такого не было и не будет. А пришло распоряжение – разбираться некогда. Пока будешь разбираться, можно и работу потерять. Это ведь так: что-то запретили – надо исполнять…»
Она повторила это свое «надо исполнять» несколько раз, прежде чем уйти.
Продвинутая публика в вагоне затихла. Как будто всем отчего-то вдруг стало стыдно. Но вряд ли кто-то знал, что поделать с этим стыдом.
Эта история вспоминается все чаще, и даже не потому, что каждый день сегодня у нас что-то запрещают или норовят запретить. Поражает рвение в исполнении какой-то смутной и самому исполнителю даже приблизительно неясной и невнятной воли. 

***

«Синдром кондуктора», он же «синдром вахтера», он же «синдром маленького начальника, гардеробщика, швейцара, модератора, начальника шлагбаума, суслика-агронома, генерала калитки» пародийная сетевая энциклопедия «Луркоморье» описывает так: «Выражается в стремлении «маленького человека» максимально воспользоваться своей маленькой властью, за счет чего самоутвердиться. То есть «закрыть и не пущать», намеренно создавать бюрократические преграды, заставлять людей собирать десятки справок, придираться к любой мелочи – вот то, на что идут ради подсознательной компенсации осознания собственной ничтожности и мелочности занимаемого рабочего места».
В этом шутовском определении многое верно, но, кажется, все-таки здесь первична не жажда самоутверждения и не маленькая власть «маленького человека» над теми, кто волей судьбы оказался в роли подчиненного. Первично здесь все то же отчаянное, со слезой «надо исполнять».
«Синдром кондуктора» массово поражает общество в условиях несвободы, когда «да все равно от нас ничего не зависит» становится исчерпывающей формулой убеждений большинства. Люди недальновидные принимают отчаяние за лояльность, но это именно отчаяние, которое в исполнении «маленького человека» может превратиться в злобу и произвол.

***

Не случайно предыдущая волна «автобусных историй» прокатилась несколько лет назад, во времена подзабывшейся сейчас «монетизации льгот». Только тогда из городского транспорта вышвыривали не детей, а стариков.
Такую историю я тоже помню. И она еще более показательна. Билетерша собралась высадить из автобуса старушку, которая растерянно вертела в руках пенсионное удостоверение и не могла понять, почему с этого дня прежние нормы не действуют. «Да! – орала билетерша на весь салон с каким-то особенным злорадством. – Вот так вот теперь! Теперь будете проездной оформлять и в очередях не один день постоите, пока справки соберете!» Автобус тем временем не трогался с места. И тут пассажиры восстали. Каждый готов был оплатить проезд старушки: кто из сочувствия, кто от усталости, лишь бы уже все это закончилось и рейс продолжился. Самое поразительное – билетерша долго отказывалась брать деньги: «Это неправильно! Я ее должна высадить!» В конце концов какой-то ловкий парень ухитрился сунуть мелочь в ее сумку, оторвал билет, всучил его оторопевшей бабушке и крикнул водителю: «Поехали!»
Финал оказался еще масштабнее. Билетерша посмотрела в окно и, погрозив кулаком куда-то вверх, сказала: «Гады! Какие же гады!»
Понятно, что обращалась она не к пассажирам, не к водителю и не к старушке. Это было «ужо тебе!». А в этом жесте «маленького человека» намешано много чего и многое можно увидеть, но только не любовное согласие с теми распоряжениями властей, которые ему «надо исполнять».
Просто «маленький человек» знает, что возможности как-то повлиять на то, чтобы распоряжения стали другими, для него более комфортными и приемлемыми, чтобы изменились условия его жизни, у него нет. И в этом смысле он так же беззащитен, как страдающая от его мелочного произвола жертва. Разница в социальной защищенности между билетершей и старушкой, которую билетерша пытается высадить из автобуса, микроскопическая. Возможно, пенсия старушки даже выше на пару тысяч, чем «минималка», которую билетерша получает за свой труд. Не исключено, что в каком-то из многочисленных вариантов этой истории старушка в прошлом сама была кондуктором.
«Маленький человек» оглядывается вокруг и понимает, что мир против него и поделать с этим он ничего не может.
Зато вдруг выясняется, что он может кое-какие вещи, в принципе ненужные и неважные для него, но именно в этих немногочисленных случаях ему разрешено себя проявить: например, взять да и запретить детскую книгу, изъять ее из продажи – достаточно назваться членом какого-нибудь родительского комитета, который для этого тоже придумал кто-то другой. Книгу конечно же можно и даже нужно не читать вообще.
Еще он может – правда, ночью, исподтишка, тогда за это ничего не будет – бросить камень в окно музея классика, который писал непонятные и сложные книги («маленькому человеку» очередной туманный кто-то обязательно объяснит, что книги эти вредные и безнравственные и их уж точно не надо читать, и вообще лучше бы, чтобы не читал никто и никогда).
И «Луркоморье», где потешаются над «синдромом суслика-агронома», тоже можно закрыть. Совсем ненадолго, правда, но можно.
Но и это тоже, если присмотреться, исполнение инструкций. Странных, не всегда понятных, но – инструкций. Так что единственное, в чем «маленькому человеку» позволено себя проявить, – это исполнение распоряжения сверху.
Труднее всего, когда распоряжение нечетко сформулировано или запаздывает. Тогда приходится угадывать таинственные желания начальства, а еще лучше – их опережать и старательностью исполнения доводить до абсурда.
В последнее время тренд становится все заметнее на всех этажах общества: еще не успели наверху что-нибудь запретить, а на местах уже запретили, сверху только выразили недовольство, а внизу уже осудили и приняли меры. Правда, это вовсе не слияние власти с обществом в порыве взаимной любви. Это – «синдром кондуктора».