ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ ПРАКТИКУМ
Почему легкие задания оказываются самыми сложными?
Об опыте создания ситуаций, в которых у ученика возникает личная заинтересованность в учебе и саморазвитии
В сегодняшней школе, как и тридцать лет назад, у многих детей
вырабатываются черты ответственного, но безынициативного исполнителя. И
это понятно: развитию подобных качеств способствуют классно-урочная
система, заданное извне содержание образования, перенятые
от предыдущего поколения учителей методы работы. Взращивать
самостоятельность ученика в таких условиях непросто. И все же в
последнее время появляется все больше педагогов, которым это удается. О
своем опыте рассказывает учитель математики петербургской «Эпишколы»
Елена МОИСЕЕНКО.
Скажут – сделаю…
По многим меркам Саша (имя изменено. – Ред.) был вполне
успешным учеником. Его работу на уроках хвалили практически все
учителя. Его уважали ребята, причем не только сверстники, но и ученики
старших классов, со многими из которых у него установились добрые,
приятельские отношения. Он был в числе отмеченных в школьной номинации
«За уважительное отношение к людям» и неоднократно получал звание
«Магистра Эпишкольных наук».
К школьным делам Саша подходил ответственно, старался делать все, что
требовалось, но как-то без желания. Он просто подчинялся требованиям
учителей по принципу «скажут – сделаю», и ничего сверх того. Словом, он
был типичным добросовестным исполнителем.
Когда-то подобная позиция ученика могла вполне устроить учителей, но
теперь другое время. Современные стандарты ориентируют школу на
развитие учебной самостоятельности. И для педагогов «Эпишколы» этот
ориентир – один из главных. Ведь «эпи» происходит от греческого epi –
на, над, сверх, при, после, возле. То есть «Эпишкола», как сказано в
нашей концепции, – «это школа ДО-ПОСЛЕ-ВНЕ-ОКОЛО школы». «не
ограничивающая мир ребенка своими рамками, а открытая в мир». И
поскольку я в этой школе работаю учителем математики и куратором Саши,
то, конечно, практически полное отсутствие субъектности в
образовательной деятельности не могло не стать для меня проблемой.
Поначалу я на это обращала мало внимания: надо было решать другие,
базовые задачи. Я работаю с Сашей три года, и на первых порах главным
было – помочь ему стать более организованным и собранным, а также
развить некоторые надпредметные навыки. Примерно к 7 классу стало ясно,
что с базовыми навыками у Саши все в порядке: он вполне комфортно
чувствует себя в школе, хорошо справляется с учебными задачами. Однако
особого интереса к учебным делам у него не было. И постепенно, из-за
отсутствия личной заинтересованности, ответственное отношение к учебе
начало снижаться. Саша перестал хорошо делать домашние задания,
стремился улизнуть от «лишней» нагрузки. Конечно, все обязательные
задания он по-прежнему выполнял, но негативная тенденция прослеживалась
четко. И я задумалась: как сделать так, чтобы школьные образовательные
события стали Саше интересны? Каким образом у Саши могут взойти ростки
личной заинтересованности в учебе и саморазвитии?
Приглашение к партнерству
Пытаясь пробудить в Саше его собственный интерес, я
использовала разные формы и способы, но главным поворотным моментом
стала ситуация, о которой я и хочу рассказать.
Дело было так. В начале очередного полугодия в школе традиционно
проводилось определение тематики будущих проектов: кураторы встречались
со своими воспитанниками и обсуждали, чем бы каждый из них хотел
заниматься в ближайшие полгода. На вопрос: «Какой проект мог бы быть
тебе интересен?» – Саша отреагировал в своей обычной манере: «Все могу,
но ничего не хочу». Никаких идей у Саши не было. Зато идея возникла у
меня. Как раз в это время я готовила погружения по геометрии для 6-х,
7-х и 8-х классов. А у Саши, который уже начал изучать геометрию,
обнаружились явные математические способности. И я предложила ему стать
партнером в проекте, помочь мне в подготовке погружений: «Ты находишься
«внутри» ученического процесса, и тебе, наверное, будет лучше видно,
как сделать погружение в геометрию более интересным для всех». Саша
согласился.
В пространстве личной
ответственности…
Как только мы приступили к работе, стало ясно, что скрытым
мотивом согласия Саши было его стремление пойти более легким путем,
избежать решения геометрических задач, предлагаемых мной на
погружениях. У организатора же другие обязанности! Видимо, Саша
предполагал, что они более простые. Ну что сложного, например, в том,
чтобы распределить карточки с заданиями между ребятами?
Взяв на себя эту часть работы, Саша довольно быстро с ней справился, не
особо вникая в то, почему одна карточка должна достаться, скажем, Мише,
а другая – Кате. Хотя предварительно мы, конечно, обговорили, что более
сложные задания надо давать старшим ребятам, что желательно учитывать
индивидуальные особенности... Но как именно их учитывать? На мои
вопросы: решал ли ты сам задания? все ли тебе понятно? есть ли проблемы
с распределением карточек – Саша отвечал однозначно: все понятно,
проблем нет.
Однако в результате, как я и предполагала, задания были распределены
далеко не лучшим образом. Стало понятно: если оставить все как есть,
это осложнит работу на погружениях. Что же делать? С одной стороны, мне
хотелось исправить работу Саши, чтобы из-за нее не страдали другие
ученики. С другой – мы готовились к первому, вводному занятию. И
понятия, с которыми предстояло работать, были достаточно простыми. На
самом деле дети уже ими владели. По сути, это была актуализация,
припоминание пройденного. К тому же на этом этапе погружения помимо
решения задач были предусмотрены и другие формы работы.
Взвесив все «за» и «против», я пришла к выводу, что от неудачного
распределения карточек никакого существенного вреда детям не будет. А
вот для Саши мое невмешательство – момент важный. Это будет означать,
что у него действительно есть возможность самостоятельно определять то,
как будет сейчас организована работа. И значит, это не игра в
партнеров. Значит, все всерьез! А самое главное – последствия тоже
будут серьезными. Ведь по-настоящему человек может прочувствовать
значимость своих решений только столкнувшись с их последствиями. В
таких столкновениях и обретается опыт субъекта деятельности. Я думаю,
что у каждого ребенка в его школьной жизни должна быть территория
личной ответственности, где он сам принимает решение и сам разбирается
с тем, к чему это решение привело. По-взрослому.
Итак, я решила оставить все как есть. И вот последствия: когда ребята
начали работать с карточками, для одних задания оказались слишком
сложными, а для других слишком простыми. У одних работа застопорилась и
им была необходима помощь, а другие справлялись быстро и выпадали из
процесса. Пришлось срочно искать еще варианты и придумывать, как их
настроить на работу с дополнительными заданиями…
Почему «не удался» блок с
задачами?
После погружения мы с Сашей попытались отрефлексировать, что
у нас получилось, а что нет. И выяснилось, что для Саши очень важны
атмосфера занятий, эмоциональные реакции детей.
Саша выделил те моменты, когда все ребята были включены в работу,
отметил эпизоды, где у них появлялись явный интерес, азарт, веселое
настроение. По тому, как Саша говорил, чувствовалось, что его самого
глубоко затронуло все, что происходило на погружении. И это было
замечательно. Но видны ли Саше недостатки нашей организаторской работы?
Понял ли он, что нам не удалось и почему?
Когда настала пора задать эти ключевые вопросы, мое сердце замерло:
какой ответ я получу?
– По-моему, нам не удался блок с задачами (на погружении мы
распределяли нашу работу по разным блокам), – сказал Саша. – Кто-то все
решил за минуту, а кто-то и через пятнадцать минут все никак не мог
понять, как подойти к решению. Тем, кто решил быстро, стало
неинтересно. Они выключились, а мне в это время пришлось бегать по
классу и помогать другим. И все как-то скомкалось. Наверное, это
потому, что задания были неправильно распределены. Я думал, если
задание короткое – значит простое, а длинное – сложное, но оказалось,
что все наоборот.
Эффект «вспомогательных
целей»
К подготовке следующего погружения Саша отнесся совершенно
иначе. Это был уже не тот подход, когда «все ясно и нет проблем».
Появились сложности и сомнения. В некоторых случаях Саша советовался со
мной, и мы вместе продумывали, какое задание больше подходит
конкретному ученику. Саша начал сам решать задачи, и в конце концов
оказалось, что он прорешал намного больше задач, чем другие ребята. Это
сказалось и на изучении основного курса геометрии, к которому у Саши
сначала не было никакого интереса.
Здесь следует отметить, что геометрия имеет свою специфику. В ней
требуются аккуратный чертеж, полное оформление, четкое изложение
доказательства, анализ задачи с целью поиска других, более
рациональных, решений. Все это казалось Саше нудным и ненужным. Но на
погружениях это отношение стало меняться. Изменениям способствовало и
то, что мы использовали игровые формы проведения занятий, где участники
делились на несколько соперничающих команд. И когда Саша видел, что
команда недобирала баллы из-за того, что чертеж был неполным или
рассуждения недостаточно понятными для соперников, эти наблюдения,
конечно, подводили к определенным выводам. В том числе практическим:
Саша стал внимательнее относиться к доказательствам, иногда даже
представляя, что бы ему мог возразить соперник. А это уже признак
надситуативной, то есть избыточной по отношению к требованиям учебной
ситуации познавательной активности.
Конечно, первоначальный импульс к переменам у Саши был не
познавательный, а скорее социальный. Ему было важно организовать на
погружениях такую коммуникацию, чтобы занятие проходило интересно и
чтобы ребята похвалили его работу. Но потом сработал классический
эффект сдвига мотива на цель, когда вспомогательные действия, служившие
для достижения цели, приобретают самостоятельное значение. В нашем
случае работа с заданиями, которую надо было проделать для организации
погружений, стала для Саши значима сама по себе.
Материал подготовил Анатолий Витковский