ИМЯ И СЛОВО
«Истинный мудрец равняется по вечности»
О человеке, избравшем своей стезей служение памяти Максимилиана Волошина
В последнем номере прошлого года мы опубликовали очерк Дмитрия
Шеварова «Часы доктора Волянского». Завершался очерк словами: «Эта
публикация не могла бы состояться без трудов Владимира Петровича
Купченко…» Читатели попросили нас подробнее рассказать об этом
человеке.
Взяв в руки свежеотпечатанный том из собрания сочинений
Максимилиана Волошина (спасибо издательству «Эллис Лак»,
осуществляющему этот проект), многие ли заметят на титульном листе
мелко набранную строчку: «Под общей редакцией В.П.Купченко»? Если и
заметят, то, боюсь, лишь потому, что фамилия Купченко обведена траурной
рамкой…
Владимир Петрович Купченко – основатель и первый директор Дома-музея
М.А.Волошина в Коктебеле, биограф поэта, самый авторитетный
исследователь его творческого наследия.
Володя родился в Свердловске 12 июня 1938 года в семье инженеров. С
серебряной медалью окончил школу. Поступил на факультет журналистики
Уральского государственного университета имени А.М.Горького. За хорошее
знание английского языка и несколько респектабельную по тем временам
манеру одеваться друзья прозвали его Джоном.
Вот что рассказывала мне недавно однокурсница Владимира Купченко (и мой
университетский преподаватель!) Лена Ивановна Фролова – человек
удивительной отзывчивости, памятливости и душевного тепла: «Поступил
Володя с нами, в 1955-м, а закончил на год нас позднее, уходил в
академку. Жил он, по-моему, на «Уралмаше». Он всегда был непубличным
человеком. Характерно вот это сохранившееся фото: 4-й курс, колхоз. На
снимке Володя в стороне, опустил голову, думает о чем-то своем и одет
не в ватник, как почти все, а в пальто, на голове – белая кепка… После
встречи нашего курса в 1980 году – а встречались мы по поводу
двадцатилетия со дня окончания университета – Володя очень часто писал
мне, давая всякие поручения по работе. Порой я ворчала: накидает
вопросов, а чтобы найти ответ, надо столько перелопатить, разыскать, да
еще связно рассказать. Он был настоящий исследователь, пунктуалист,
дотошный…»
В 1961 году у Володи родилась идея, о которой он рассказывал потом так:
«Я представил человека, который ищет свою возлюбленную “по всему
свету”. Подумалось: а ведь это не так уж тягостно: по всему-то свету...»
И вот летом вместе с двумя однокурсниками Володя сел в Ленинграде на
электричку. Друзья отъехали двадцать километров от города и «встали на
тропу». Они шли по дороге, распевая Уитмена:
Пешком, с легким сердцем
выхожу
на большую дорогу,
Я здоров и свободен,
весь мир предо мною…
«Двигаться мы решили с севера на юг, “вслед за солнцем”, –
вспоминал Владимир Петрович, – зимой становиться на заработки, а весной
возобновлять поход…» В пути они читали друг другу стихи, изучали
звездное небо и испанский язык. Володя писал домой маме: «Будем ходить
по земле русской. А подойдут к концу деньги – устроимся! на
месяц-другой поработать. И – дальше... Надо делать свою жизнь, мама».
К Новому году друзья добрались до Крыма и пришли в Дом Волошина,
который уже тогда был овеян легендами. Их встретила 74-летняя вдова
поэта Мария Степановна. Она оказалась вовсе не ветхой старушкой, как им
представлялось, а весьма бодрой и храброй женщиной. «Появление трех
заросших щетиной, мокрых и грязных детин ее не смутило: мы были усажены
пить чай. Разговор перешел на Волошина, мы слушали, разинув рты…»
По ходу беседы выяснилось, что Мария Степановна (дама с весьма сложным,
неуживчивым характером) в очередной раз ищет помощника по обширному
хозяйству Дома поэта. И Купченко принимает неожиданное для своих
попутчиков решение: «Остаюсь в доме Волошина!»
Ребята ушли в Керчь, а он остался в Коктебеле на долгие годы. Мария
Степановна не сразу поняла этот удивительный поступок молодого
человека, но спустя десять лет надписала ему альбом Волошина такими
словами: «Спасибо, Володя, за жертвенное служение Максиной памяти, и
пусть тебе будет благо…»
Когда Володя поделился с ней своей мечтой поступить во ВГИК, Мария
Степановна написала письмо своему другу Александру Яковлевичу Каплеру:
«Милый хороший мой Люся, прости, что беспокою тебя, направляя подателя
этого письма Володю Купченко. Это хороший парень. Я его знаю. Он хочет
выбиться в люди. Ему нужно помочь. Он упорен в труде, честен и морально
здоров. Жил у меня две зимы, помогал мне в моем тяжелом быту. Здесь
женился, есть ребенок, и ему очень трудно материально. Никакой работы
не гнушается. Хочет писать и что-то пишет. Но ему нужно еще многому
учиться. Помоги ему, направь, посоветуй. Я тебя, милый Люсенька, очень
прошу…»
Со ВГИКом ничего не вышло, хотя Купченко успел написать сценарий фильма
про среднеазиатских шахтеров, для чего на несколько месяцев уезжал в
Киргизию.
А потом он вновь вернулся в Коктебель. Сторожил Дом, носил Марии
Степановне продукты и лекарства, разбирал библиотеку и архив, внося все
книги и вещи в каталоги и делая описи для будущего музея (он открылся
только в 1975 году), по крупицам составлял летопись жизни и творчест ва
Волошина, водил экскурсии. Жил сначала в общежитии, а в 1971 году
получил комнатку около восьми квадратных метров в Доме поэта. При
Волошине она служила кладовкой, а под ее полом был погреб, где всю зиму
стояла вода. Но радость Володи была так велика, что он написал стихи
«На вселение в Дом поэта»:
Итак, справляю новоселье!
Пусть это тесное жилье
Глядит монашескою кельей –
Душа здесь птицею поет!
Пусть украшеньем скудным служат
Стол письменный да книг ряды –
Но что еще поэту нужно,
Помимо хлеба и воды?..
Однажды среди посетителей Дома Волошина оказался священник
Александр Мень. Через некоторое время Владимир Купченко крестился и
стал духовным чадом отца Александра, а батюшка не только благословил
труды молодого ученого, но и вызвался помогать.
11 сентября 1973 года о. Александр писал Владимиру Купченко: «Я
отношусь к Вашей работе не просто как к литературному исследованию.
Наше время в высшей степени нуждается в «отцах»… Ведь «возрождая» их,
мы залечиваем разрыв творческой и духовной традиции, который произошел
в бурные годы…»
В декабре 1973 года Владимир Купченко впервые приехал к о. Александру в
Семхоз. Они проговорили допоздна. Наиболее важные слова батюшки
Владимир записал потом в своем дневнике: «У нас нет морального права
судить людей – и мы не можем судить объективно. Мы в людях должны
ценить образ и подобие Божие. Если с человеком случится какая-то
гадость, надо жалеть его. В этом секрет и мудрости. Волошин всех
понимал – и в этом разгадка его благожелательности. Истинный мудрец
равняется по вечности…»
Обстановка вокруг коктебельского Дома поэта в ту пору была сложной.
Купченко приходилось работать под пристальным вниманием с одной стороны
местных властей, а с другой – фрондирующей богемы. Жизнь была полна и
опасностей, и соблазнов. Выстоять помогла духовная поддержка отца
Александра.
В 1974 году отец Александр писал Владимиру Купченко: «Я больше, чем
когда-либо, чувствую важность того, что Вы делаете, и Вашу
провиденциальную призванность в этом деле. Она особенно ощутима на фоне
пустоты и болтовни, которые мы все чаще наблюдаем вокруг…»
Из письма отца Александра Меня Владимиру Купченко от 11 января 1983
года: «Если дело встречает сопротивление, значит, оно важное и нужное.
Силы тьмы оказывают это сопротивление не случайно. Не унывайте…»
20 апреля 1983 года на квартиру к Владимиру Купченко пришли сотрудники
КГБ, три дня шел обыск. Были изъяты личные дневники, Библия, машинопись
книги о Волошине, эмигрантские издания, письма о. Александра… После
допросов в КГБ Владимира Петровича лишили возможности возглавлять
созданный им музей, не разрешили остаться в Доме поэта даже простым
научным сотрудником. Пришлось, как и в юности, идти в сторожа.
В 1985 году Владимир Петрович был вынужден вместе с женой и сыном
покинуть Коктебель. Он поселился под Ленинградом, продолжая (почти
круглосуточно!) работать над собранием сочинений М.Волошина уже в
Пушкинском Доме.
В 1989 году Владимиру Петровичу отдали арестованный при обыске архив,
но в Крым он уже не вернулся. В 1998 году, в интервью крымскому
издателю Дмитрию Лосеву, ученый с горечью признался: «События
пятнадцатилетней давности навсегда отравили любимые места. Мне больно
вспоминать эти горы, холмы… Я по-прежнему вижу Коктебель и Дом Волошина
во сне, но жить там уже не в состоянии и не хочу…»
Здоровье его было подорвано, обострились проблемы со зрением. В
последнем письме, которое я получил от него в октябре 2002 года,
Владимир Петрович писал: «Надеюсь, еще удастся познакомиться лично, –
это уже в следующем году (е.б.ж.)…»
Встретиться нам так и не довелось. Владимир Петрович скончался 2 июня
2004 года.
Один из его учеников написал в дни прощания: «Он воскресил творчество
Максимилиана Волошина в то время, когда это было непосильно другим…»
В нынешнем году Владимиру Петровичу Купченко исполнилось бы 75 лет.