Преодоление потерянности

«Образующее начало у нас – элемент географический...; вся наша история – продукт природы того необъятного края, который достался нам в удел. В такой среде нет места для правильного повседневного общения умов; в этой полной обособленности отдельных сознаний нет места для их логического развития, для непосредственного порыва души к возможному улучшению, нет места для сочувствия людей друг другу, связывающего их в тесно сплоченные союзы, перед которыми неизбежно должны склониться все материальные силы».  Эта цитата из Чаадаева может показаться неактуальной для дня сегодняшнего, но вспомнился мне этот текст в путешествии по горным поселкам Северной Осетии.

Там дома, хозяйственные постройки, сторожевые башни сложены из дикого необработанного камня. Они одного цвета со скалами вокруг и угловатыми своими чертами совпадают с каменными глыбами; горы, их каменные осыпи есть продукт разрушения, эрозии, и когда дома начинают распадаться от старости, медленно превращаться в руины, они легко уходят внутрь ландшафта, становятся неразличимы. Их нужно «удерживать», дособирать взглядом, постоянно до-опознавать в качестве дома, производить ментальную работу реставрации. Это энтропийное растворение в пейзаже нагляднее, чем где бы то ни было, показывает, что память не самодостаточна, она не существует без причастного и пристрастного наблюдателя; растворение обнаруживает «мерцающий» стык исторического и географического, первое без специальных усилий легко переходит во второе.
Это отнюдь не специфический сюжет Кавказа; это общий сюжет сегодняшней России.
Когда закрываются сельские школы и умирают деревни, не пасторальная ностальгия интуитивно руководит теми, кто говорит об опасности этого процесса; да, разрушение деревни и деревенского образа жизни – процесс объективный; да, невозможно вернуть былой уклад, отменить социальные миграции, это все правда. Но беда в том, что на месте былых поселений, былой жизни остаются белые пятна, остается в прямом смысле слова ничто, зоны забвения и беспамятства.
И это «ничто» отнюдь не пассивно, не нейтрально; когда сердце сжимается при взгляде на бывшие поля, заросшие уже кустарником, ведь не поля как такового жалко – жалко, что исчезает, сжимается окультуренное пространство. И не чистая природа приходит ему на смену, а эти зоны, очаги культурной эрозии, источники неуютного соседства, запускающие самодвижущие процессы миграции, маргинализации, сдвигающие в худшую сторону планку доброкачественности бытия.
Совокупность российских взаимопереплетающихся «историй» сегодня лишена голоса и той специфической культурной, информационной инфраструктуры, которая делает локальную историю «читаемой», сохраняет ее как ценность.
Есть ли возможность преодолеть эту ситуацию, каким может быть решение этой проблемы? Моделью возможного решения стал гуманитарный волонтерский проект «Потерянная Осетия», которому скоро исполнится год.

Координатор проекта Алина Акоефф, кинорежиссер, говорит:

– Мы стали пространством транзита, пространством транзитной жизни, люди уезжают, потому что им не за что зацепиться. И с этим транзитным сознанием надо что-то делать, как-то его менять.

Алина училась во ВГИКе и Академии театрального искусства, ее фильм о детях бесланской школы «Письма из будущего» награжден призами. Но однажды – история этой случайной неслучайной встречи уже описана журналистами – ей в руки попала карта исследователя Кавказа Артура Цуциева, где были отмечены все осетинские селения, включая брошенные. И, пораженная количеством руин, она уже не выпускала эту карту из головы. Так возникла «Потерянная Осетия».
В Осетии горы служат своеобразной «антресолью», где хранится семейная история; живущие на равнине помнят, из какого места в горах пошел род, но эти семейные предания с каждым десятилетием отодвигаются все дальше, затуманиваются, превращаются в разновидность мифов.
Проект «Потерянная Осетия» (lostosetia.ru) – это мультимедийная карта с постоянно расширяющимся функционалом. На карту нанесены все зарегистрированные памятники федерального и местного значения – архитектурные, культурные, археологические, природные; все брошенные или находящиеся на грани вымирания села. Карта позволяет делать выборки по статусу охраны объектов, по их назначению, состоянию, религиозной принадлежности и принадлежности к определенным горским обществам; искать объекты, связанные с конкретной семьей или родом, группировать по историческим эпохам. Каждый объект снабжен географической привязкой, профессиональным описанием, база постоянно дополняется фотографиями, современными и архивными, другими медиафайлами.
Несколько сот памятников, группирующихся в разные «слои» карты, создают интенсивное, пронизанное связями пространство; каждый памятник – своего рода буровая скважина, проходящая через различные исторические пласты, слепок эпох, и по их точкам можно брать своего рода исторические интегралы, видеть историю в динамике.
Это первый подобный проект в масштабах целого региона; сегодня в базе данных – примерно 500 памятников. «Потерянную Осетию» делают волонтеры, в ближайшем будущем карта будет увязана с туристической инфраструктурой, постоянный мониторинг состояния памятников ведется уже сейчас. Всего на карту планируется поместить около 1500 объектов, от XII века до наших дней, большая часть их относится к XII – XIV векам.
Благодаря карте человек может во всех подробностях проследить историю рода и семьи, увидеть размеченное в пространстве и времени генеалогическое древо, сопоставить «малые» события семейной истории и события истории «большой», понять, как пересекались эти событийные ряды, к чему были причастны предки. И наконец, можно просто наново открыть для себя свой регион. Вдобавок карта проявляет, делает зримыми все разрушающиеся памятники, вымирающие села, зоны неблагополучия, а значит, с ее помощью проще концентрировать усилия на самых проблемных точках.
Мы разговариваем с Алиной во Владикавказе. Красно-кирпичный, двух-трехэтажный, город похож на разросше­еся пожарное депо, где творится внимательное бдение: не выскочил ли уголек, не выскользнула ли искра. С окрестных полей тянет дымом, кто-то выжигает стерню. На границах республики стоят блок-посты, которые, кажется, размножаются, как амебы, делением бетонных блоков, зарастают стальным вьюнком колючей проволоки; ветер треплет расплывшиеся от повторных ксерокопирований черные лица разыскиваемых бородачей, пришпиленные на доски у КПП. На улицах часто мелькает военный камуфляж, за длинными крепкими заборами виднеются новопостроенные казармы, в гостинице каждое утро завтракают офицеры, таксисты спрашивают у приезжего – армия или ФСБ?
Но армейские «анклавы» никак не меняют пространство вокруг, не работают на перспективу; у них нет культурной отдачи. Наверное, они необходимы, но без сопутствующей культурной стратегии, направленной на развитие, они лишь закрепляют существующее положение дел.
У проекта «Потерянная Осетия» такая стратегия есть. Сайт постепенно становится своеобразной социальной сетью: кто-то просто разыскивает информацию, кто-то готов помогать финансово; несколько семей уже взялись за восстановление своих родовых памятников.
«Порой причины, по которым жители покидают насиженные места, не связаны с катастрофами и стихийными бедствиями. Порой причины эти носят социальный характер, а значит, проблемы эти решаемы», – пишет Алина в своем ЖЖ, ставшем «бортовым журналом» проекта.
Мультимедийные технологии, сопряженные с идеей волонтерства, оказались чрезвычайно эффективны и в деле построения социальной сети, и в деле многослойного, объемного описания исторического пространства целого региона. И это история не только Осетии и осетин – это и великие походы древности, и история христианства, и история Российской империи.
У Алины Акоефф и ее единомышленников есть идея: сделать «Потерянную Осетию» модельным проектом для всей Федерации, запустить в других регионах такие же самоорганизующиеся сообщества, запустить процесс самоописания и исторической самоидентификации культурных миров, сомкнуть впоследствии эти проекты в единое мультимедийное пространство.
Если бы эта идея воплотилась в жизнь, мы бы получили несколько иную Федерацию, Федерацию 2.0, где субъекты РФ не те «территории» или «регионы», то есть сугубо географические пространства, которыми они существуют в языке и в политике сейчас. Такая карта – с возможностью бесконечного расширения функционала – могла бы проявить в масштабах страны и историческое наследство, и начинания дня сегодняшнего, очаги самых разнообразных инициатив, которые пока существуют разрозненно, не видя друг друга.
Будем надеяться, что это получится.