И с тех пор Новый год меня слушается!

Мы рисовали с ребятами новогодние открытки. И одна ученица нарисовала очень необычную: на темно-синей бумаге серебряным маркером выведено окно, как будто мы смотрим в него с улицы. Там под потолком горящая люстра из трех рожков, а на подоконник облокотилась сердитая лохматая девочка. И написано внизу той же серебрянкой: «Я не люблю новый год».
Забирать эту открытку домой она не захотела: «Чтобы мама не огорчилась». А мне, значит, оставила. Зато все нарисованные коробки со стеклянными разноцветными шариками (сбоку у коробки сосулька!), щедро убранные елки (со светящимися сквозь мишурные облака разноцветными лампочками!) и прочие «праздник к нам приходит» дети унесли с собой.
Праздник, когда все ребятишки счастливы. По крайней мере, так положено думать.

…На самом деле и меня в детстве не покидало ощущение, что все вокруг празднуют Новый год гораздо веселее, чем мы. У них, в светящихся окнах, настоящее празднество, шум, гам, настроение приподнятое. Они там пекут пирог, играют, поют песни… эх, как бы пробраться на их праздник, чтобы они меня тоже к себе приняли? Кто эти «они» я толком не понимала.

Манящие образы

Я даже помню, с чего все началось. С английского печенья. Нам привезли из Лондона две круглые жестяные коробки, пахнущие маслом и ванилью. На крышке одной из них была подробно и выпукло нарисована уютная рождественская комната: камин с красной кирпичной трубой, аккуратно завернутые подарки сложены грудой на ковре, рядом отдыхает, положив голову на лапы, пегая охотничья собака. В высоком кресле пожилая леди в бордовом платье с чашкой чая, на соседнем кресле – джентльмен в полосатом жилете. А на другой коробке – ярко освещенная заснеженная улочка, из всех витрин падает на сугробы желтоватый свет. По улицам прогуливаются нарядные мужчины и женщины в муфтах и шалях, со свертками в руках. Мостовые обледенели, и девушки, чтобы не упасть, осторожно приподнимают полы шубок. Вокруг бегают дети в красных варежках и шарфиках, машут руками, хвастаются подарками, грызут полосатые конфетки. Я тогда унесла в свою комнату обе крышки, поставила перед собой на стол и так засмотрелась, что фигуры стали как будто двигаться, как будто заговорили, и я все бы отдала, чтобы оказаться там, с ними, счастливыми и сияющими.
Бабушка позвала меня, я пошла и сразу отметила: свет от наших лампочек на елке какой-то тусклый, а уж снег за окном и не серебрится вовсе, а тает и превращается в грязь. Тоска! Ведь даже длинная полосатая красно-белая конфетка, купленная в сувенирной лавке, оказалась горькой, со вкусом зубной пасты.
Нет, мои настоящие новогодние праздники совсем не так хороши, как те, на крышке жестяной коробки. Но как сделать так, чтобы осуществилось это самое счастье, которое так хорошо передается в фильмах, мультиках, в рекламе? Ведь стоит только экрану погаснуть, вместо счастья обычная, привычная и какая-то пресная жизнь!     Новогодние покупки? Суетливое утомительное дело: мама спорит, пересчитывает деньги, придирчиво щупает товары, а стоит только донести какую-нибудь игрушку до дома, она как будто перестает излучать свое сияние, сливается со всеми остальными вещами, и все.

Праздничные будни

И я приставала к маме: почему у нас всегда Новый год не настоящий, нет счастья, как на крышках от печенья? И мама отвечала, что это так они показывают, а вообще-то так никогда не бывает. Но она все же отвела меня в дорогой магазин «Британский дом», и там, действительно, было чувство, что ты попала внутрь этой самой картинки с крышки, даже еще лучше. Отовсюду свет, пахнет апельсиновыми корками и морозом, кругом Деды Морозы, снеговики, фонарики, белые плюшевые кролики, цветастые коробки с пышными бантами – того и гляди, игрушки начнут бродить по залу, а между коробок забегают настоящие Том и Джерри. Мы бродили по магазину целый час, ничего не покупая, – все было безумно дорого. Но одну вещицу мы все-таки выбрали – золоченую трубу, к которой была прилеплена прибитая морозцем веточка омелы. Я попросила не заворачивать ее в бумагу, засунула к себе в перчатку и так и везла до самого дома, щупая гладкий бочок и остренькие листочки.

Но дома меня опять ждало расстройство: как только трубу повесили на нашу елку, она тут же на ней потерялась, ее как будто съел наш будничный Новый год. Вечером я сняла трубу с елки и унесла к себе в комнату, повесила на окно. Здесь она казалась в безопасности, но все равно не сияла так, как в магазине, среди других роскошных игрушек.

Дожить до радости

Тогда мне стало ясно, что сами вещи ничего не исправляют. Тут дело в чем-то другом, в самом настроении. А что надо сделать, чтобы настроение появилось? Что делают все герои в этих новогодних сюжетах? А, вот! Они двигаются, спешат, им нельзя оставаться на месте.
Я стала упрашивать маму, чтобы мы на Новый год куда-нибудь поехали. Нет, это семейный праздник. Ну, тогда в гости пойти к кому-нибудь. Нельзя, нас никто не приглашал. А просто поехать на площадь? Исключено, там полно народу, холодно и вообще затопчут. А хотя бы во двор выйти? А что выходить – из окон посмотришь.
Никто не собирался ради меня нарушать общий план: тридцать первого числа всем надо обязательно помыться, нарядиться, накрыть стол в гостиной, зажечь елку и сделать погромче телевизор.
И лет в 12 я объявила Новому году вой­ну: тебя я праздновать не буду! Вытребовала у родителей право встречать Новый год в пижаме, а после поздравлений уходить в свою комнату и учить уроки (на каникулы обычно задавали писать сочинение). Новогодние фильмы и мультики принципиально не смотрела.
А на третий год бойкота случилось удивительное. Днем тридцать первого маме позвонила ее знакомая, у которой дети моего возраста, и позвала меня к ним на вечеринку до утра: я, говорит, и заеду за ней, и домой доставлю.
У меня сердце заколотилось, словно тот летящий по заснеженной земле красный поезд из рекламы, весь в музыке и огнях, докатился, наконец, и до меня:
– Да! Да! Да!
В общем, тогда я победила. И Новый год с тех пор меня слушается. Даже эта грустная открытка ученицы сегодня – честный искренний привет из моего детства.