КУЛЬТУРНЫЙ КОНТЕКСТ
Огурцы, комары и бозон Хиггса
Летним вечером в каждом из нас просыпается человек, переживающий об устройстве мироздания
Крутится в голове песенка студенческих лет. Навязчивый мотив.
Типичное проявление летнего бездумья: «Все приходит и уходит. Кануло и
это лето в Лету. Просквозит по миру осень, сдует листья с веток, сдует
кроны. Коронованным – погромы. Сядут на престол бродяги. Жизнь затихнет
в захолустьях, и на площадь выйдет барабанщик». Ну и так далее.
Романтическая риторика с капелькой философического подросткового
уксуса. Если бы не эта пророческая для наших дней тревога, напоминающая
о роковых днях разногодовых августов и первых месяцев осени.
Потому что барабанщик не просто ведь так поперся на площадь,
чтобы продемонстрировать свое ритмическое искусство, а не иначе как
сообщить серьезную новость затихшим захолустьям. Очередное ГКЧП или,
там, дефолт. Но, видимо, мы привыкли к встряскам и чрезвычайщине, как
тот народец из притчи, который веселится и гуляет, поскольку закрома
пусты, о чем сборщики дани и доложат князю. Когда терять нечего, отчего
не веселиться?
У нас в Стругах уже отметили День молодежи, отпраздновали ночь
на Ивана Купалу – с кострами, купаньем, танцами и, разумеется, с пивом
и шашлыками. Теперь готовятся к Дню города. Над несгораемыми крышами в
полночь взовьется салют. Да и правда, стоит ли торопить время в угоду
песенному подростку? Не осень еще.
Вот что я заметил: летний ум, почти у всех отдыхающих,
работает как бы по необязательной программе. Добирает недобранное в
школе. Задается детскими, либо слишком утилитарными, либо слишком
общими вопросами. Фокус же в том, что и утилитарные вопросы неизбежно
выводят к проблемам вселенским. Это, вообще говоря, именно та бытийная
жажда, которую должна была возбудить и отчасти удовлетворить школа. Об
этом не раз писал Симон Соловейчик: «Если нет ощущения «не знаю», то
никогда не придет стремление «узнаю» и не принесет удовлетворения
«узнал». Может быть, в школе надо представлять детям мир как загадку?»
И еще: «Есть учителя, которые рассказывают, иначе говоря, отвечают на
незаданные вопросы. Есть учителя, которые задают вопросы. Но есть,
наверное, учителя, которые умеют пробуждать, вызывать к жизни вопросы,
– может быть, это самое ценное?» И еще, еще: «Когда говорят
«бесполезные знания», имеют в виду быт, только быт или некие
практические, тоже по-своему бытовые действия. А кто выведет ребенка из
быта в надбытовую жизнь? В этом смысл школы. Знания она дает между
прочим, и никогда не понять, какие из этих знаний пригодятся, какие –
нет. Но школа выводит ребенка из бытовой жизни, из бытовых интересов в
другие миры».
Характерно, что несмотря на старания школы (или благодаря этим
стараниям) бытийный интерес в людях и с возрастом не затухает. Ну что,
казалось бы, им, сосредоточенным на семейном бюджете, ягодах, детях и
профилактическом протапливании печки от сырости, какой-то бозон Хиггса,
эта «частица Бога». Между тем обсуждают горячо, даже те, кто учился на
твердую двойку: если все подтвердится, то физика закончится? А если
спин окажется не нулевым, тогда, напротив, все придется начинать
заново?
Не знаю, как вас, а меня это радует или, во всяком случае,
забавляет. Все-таки какой-никакой, а взгляд в небо.
Кто-то после упоминания «частицы Бога» резко переходит к
местоимению Он. И вопрос ставит под неожиданно острым углом: почему Бог
мужского рода? Нет ли в этом изначально гендерной дискриминации? К чему
вообще нужны антропоморфные признаки для начала всего сущего?
Справедливее и разумнее, если бы оно было среднего рода.
Тут, конечно, кто-то вспоминает, что пора закрывать на ночь
огурцы, но разговор прерывается ненадолго.
* * *
Вот, к примеру, зачем вообще на фиг комары? Разговор этот
начинается непременно всякое лето, и непременно с чистого листа, как
будто в прошлый год его и не было. Найдется, конечно, латентный
профессор, который скажет, что комары необходимы для поддержания
биосистемы, а именно являются кормом для ласточек и лягушек. А в виде
личинок еще и для рыб. Вставит свое слово шутник: «Чтобы воспитывать
терпение». Или циник: «Чтобы у создателей средств от комаров
(фумигаторы всякие, спреи и прочая хрень) было бабло».
Но все это так, только затравка. Потому что (говорим
серьезно): а) у природы все только «почему?» и лишь у человека «зачем?»
б) кто-то предлагает истребить этих паразитов как класс. Но не стоит ли
сначала задуматься о последствиях? Хотя прогнозы тут самые
противоречивые.
Следует ряд подпунктов.
Питание для птичек. Это несомненно. Но вот энтомолог
Макалистер, например, утверждает, что это все ерунда: не так уж много
комаров находят в желудках птичек, ибо они малопитательны, птички
предпочитают мошек. Кто-то то ли в шутку, то ли серьезно добавляет, что
комары являются важным сдерживающим фактором, который не позволяет
людям окончательно освоить и тем самым погубить все леса на планете.
Доводы самые разные, от смехотворных до обнаруживающих
незаурядные знания. Вот бы так на уроке.
С одной стороны, есть сведения, что скоро будет истреблен
последний на Земле гвинейский червь ришта – омерзительный паразит,
заражающий человека из пресной воды и вырастающий в тканях до
чудовищных размеров. До этого был уничтожен возбудитель черной оспы. И
ничего после этого в экосистеме не пошатнулось. Исчезновение ришты
тоже, судя по всему, природе не угрожает. Может быть, теперь настала
очередь комаров? Нечего ждать милостей от природы.
С другой стороны, с исчезновением комаров могут измениться
пути миграции северных оленей. Из каждого оленя комары за один день
выпивают 300 мл крови – полтора стакана. Оленям это, разумеется, не
нравится. Поэтому они прокладывают свои пути таким образом (по
отношению к ветру), чтобы минимизировать контакт с кровососущими. Не
станет комаров, представляете, какой бардак начнется?
При этом, правда, рост экономики некоторых африканских стран
ускорится на 1,3%. Именно столько, по оценкам ВОЗ, они теряют из-за
малярии. Однако, с третьей уже стороны, вы навсегда забудете вкус
шоколада. Напрасно думают, что комары только кровь пьют, большинство
комаров жрет нектар цветов. Какао-бобы, к примеру, в своем опылении
зависят от комаров всецело. Нет комаров – нет какао – нет шоколада.
К тому же, добавляет кто-то, кровь пьют исключительно самки.
«Совсем как у людей». Это снова шутник. Или циник. Ну и так далее.
* * *
Я пишу этот этюд с натуры и еще не знаю, что получится –
пародия или притча. С одной стороны, так: мне казалось, что люди до
последней степени оскоплены опосредованным общением с природой, с
продуктами неведомо чьего производства, с властью, которая улыбается
им, забравшись на вершину вертикали. Ум их скукожился до
непосредственных забот. По Маяковскому: «дочка, дачка, водь и гладь».
Но нет. Бозон Хиггса их тоже почему-то волнует, а турусы о комарах
вызывают в памяти имя энтомолога Джейнета Макалистера.
С другой… Что-то мне эти вечерние разговоры напоминали.
Вспомнил: беседу Обломова с Алексеевым. Обломов – понятно. А Алексеева
Гончаров характеризует так: «Едва ли кто-нибудь, кроме матери, заметил
появление его на свет, очень немногие замечают его в течение жизни, но,
верно, никто не заметит, как он исчезнет со света… Весь этот Алексеев,
Васильев, Андреев, или как хотите, есть какой-то неполный, безличный
намек на людскую массу, глухое отзвучие, неясный ее отблеск».
Так вот, беседуют они с Ильей Ильичем. Расскажите что-нибудь,
Иван Алексеич, просит Обломов. Все переговорили, Илья Ильич; нечего
рассказывать, отвечает тот. Ну как нечего? Вы бываете в людях: нет ли
чего новенького? Ну разве вот вчера у Алексея Спиридоныча сын, студент,
читал вслух про англичан, что они ружья да пороху кому-то привезли.
Алексей Спиридоныч сказали, что война будет. Понятно, что, кому
привезли порох и с кем будет война, Алексеев не помнит.
Но Обломову скучно, хочется поговорить. Что еще нового в
политике – спрашивает он, помолчав. Да пишут, что земной шар все
охлаждается: когда-нибудь замерзнет весь. Вона! Разве это политика?
Дмитрий Алексеич сначала упомянули политику, оправдывается Алексеев, а
потом все сподряд читали и не сказали, когда она кончится. Я знаю, что
уж это литература пошла.
Наши вечерние разговоры, пожалуй, потемпераментнее будут, но,
в сущности, похоже. Не поймешь, где кончается политика, а где
начинается литература. А главное, трудно сказать, то ли каждый в таких
разговорах свою индивидуальность проявляет, то ли все они, как
гончаровский Алексеев, только «безличный намек на людскую массу».
Заговорили об авторитетах. Нужны они нам или нет? С меня
хватит, говорит одна дама, пожила половину жизни в лучшей в мире
стране, где дедушка Ленин был добрейшим из людей, а «железный Феликс»
рыцарем без страха и упрека. Кому быть нашими авторитетами, решали за
нас. Пора жить собственными мыслями. Ну нет, возражают ей, тогда мы
будем всю жизнь изобретать велосипед, а другие на нем ездить. Без
авторитета невозможна преемственность знаний. И так далее.
И снова слушаю и думаю: а точно ли эта разность взглядов
влияет на гибкость спины при встрече с начальством и на
самостоятельность ума не в лабораторной, а в реальной ситуации? Не
знаю. Нет, правда не знаю. Русские мальчики по Достоевскому тоже в
трактирах о Боге и социализме говорили, а потом от разговоров перешли
все же к делу, и мы знаем, чем закончилось. Во всяком случае, общие
разговоры – черта не исключительно обломовская, но, кажется, все-таки
чисто российская. Та черта, благодаря которой мы сами себе (да и многим
на Западе) представляемся очень симпатичными и из-за которой часто так
комически неловки в ситуации практической.
Похоже, только такие разговоры и могут еще нас стихийно и
привычно объединить. Только в них мы свободны, непосредственны и умны.
А как до дела, у каждого проявляется вдруг свой непримиримый подход.
Ушло даже столько раз поэтически воспетое роевое начало.
Мой сосед вчера возил меня на свою пасеку. Жаловался: что-то
случилось в это лето с пчелами. Разраиваются. То есть рой покидает свой
дом и разлетается в разных направлениях. Он регулярно ездит в лес и с
помощью испытанной технологии снова собирает рой и привозит в улей. А
на следующий день улей снова оказывается пустым. В чем дело,
неизвестно. Ульи полны меда, рядом цветет кипрей, тепло. Загадка.
* * *
Когда становится ясно, что мысли о сне занимают всех больше
прочих, в чьем-то усталом мозгу непременно рождается тема, пришедшая
совсем уж сбоку, а потому неподъемная, например: думают ли животные? Но
на этот раз не то: зачем нужна философия? Математика или физика – спору
нет. Не для всех, конечно, но специалисты необходимы. Живопись, музыка,
литература… Надо же людям как-то развлекаться и отвлекаться. Не хлебом
единым и пр. А философия? Десерт для праздного ума. Кому приятно –
пожалуйста, отчего же и нет? Но, в общем, вполне можно обойтись.
И никому в голову не приходит, что они целый вечер только и
делали, что философствовали. Потому что суть философии, как считают
сами философы, заключается в удивлении и начинается она с детских
вопросов. Если детские вопросы продолжают занимать и взрослых, то
сколько же их у детей? Если с такого вопроса начинать урок, равнодушных
в классе останется ничтожно мало. Тогда выходит, что философия является
вообще главным школьным предметом?
Однако август. Вечер опускается быстро. Придется и нам
отложить эту тему до другого раза.