Рецепт интеллектуального плова

Шарики в этом году не надували, флажки не растягивали, именитых музыкантов не звали – так обходились. Все четыре дня в воздухе пахло грозой, а в шатрах – большой политикой, так что мужской пол преобладал. На этом фоне завели новый фестивальный обычай: есть, кормить, готовить. Встречи в форматах «Завтрак с репортером (с лауреатом, с детьми)», «Литературная дегустация». Верно, когда жуешь, не так волнуешься. С другой стороны, получая отменный плов от OPENSPACE.RU, ты пропускаешь киношедевр Киры Муратовой; уписывая нежнейшую кулебяку (творчество журнала «Гастрономъ»), – лекцию ведущего преподавателя проекта Flipped Classroom Брайана Беннетта о новых моделях школьного образования. Искушения на каждом шагу. «Множества» – тема фестиваля в этом году.

Парабола, ее фокус и директриса

Множества народу в этом году как раз не наблюдалось, а вот предложений к участию (площадок) стало больше. Напрашивающийся вопрос «для кого?» не противоречит математической теории: любой реальный или воображаемый объект может являться элементом каких-то множеств. Воображаемый! В зале 10 человек, а запись, выложенную в интернете, увидят тысячи. То есть ходим тут, как по киностудии, среди декораций, среди «всех своих», от одной мизансцены к другой, и охотников на роль статистов год от года меньше. Люди с бейджами – совокупность, класс, группа, коллектив – в точных формулировках участвуют только они. Простые участники проходят вблизи звезд или других массивных тел, как положено – по параболе. Она же гипербола, что ближе к теме.
Хотя куда теперь художественной литературе до фигур, которые выписывает жизнь. Дело даже не в том, что зал книжных продаж на нынешнем фестивале был на треть пуст и многие небольшие издательства куда-то подевались. А в том, что сам фестиваль писал какой-то странный текст.
Например, в вечернем расписании шатра «Фаланстера» расспрашивали популярных оппозиционеров Удальцова, Яшина, Пономарева, Навального о книгах, которые оказали на них влияние в детстве, – ничего особенного, список, как у всех. Однако некоторых публика лицезрела как раз накануне 12 июня, так что вот по этой безыскусности наутро и рубанули: ворвались, обыскали, разорили, забрали. И вышло, что вроде каждый из посетителей шатра оказался «при чем». При чем-то «таком», и уж точно был заинтригован, дескать, не зря же искушенный классик литературы Эдуард Лимонов не пришел 11-го вечером. И не представил свои «Атилло Длиннозубое» и «В Сырах», хотя люди-то ломанулись.
Книги книгами, а люди есть люди. Спецпроект Facebook.Live (OPENSPACE.RU) был на гребне социальности. Свои мероприятия OSы облекли в инсценировку: пара «статус» – «комментарий» оффлайн. Ощущения не сравнимые с лекцией или интервью. Сначала 4–5 «статусов», Живых Голов, довольно известных, им можно высказать не более 5 мыслей по теме. Потом – комментарии из зала. И тут включалась странная штука, как будто расчерченные клетки сами диктуют, чем их заполнить. То есть только подумаешь «а вот еще что не сказали» – кто-то обязательно встает и говорит. Неужели и впрямь формы управляют мыслями?

Монумент одного человека

Точное средство изучения бесконечности не только математика, но и кино. На фестивале Музей кино и «Мемориал» выдали блестящий проект «Киноконтестации» (протестное кино). В их шатре бы и сидеть целыми днями. Чешские, польские, советские фильмы о протестном движении в послевоенной Европе гипнотизировали. Информация впитывалась – не сиюминутная, не академическая, не художественная, а документальная, средствами кино осмысленная. Как «Гнев» Пазолини и Гуарески, как «Хаос» Шорма или то, что снял наш Михаил Ромм. То-то и оно, что ничего не видим, почти ничего не знаем, и наше общество никак не дозреет до того, что социалистическая Европа пережила двадцать лет как. И потом – какую общую песню мы запоем, если, как они, встанем живой стеной против режима? Люди в шатре «Мемориала» это обсуждали. Вывели парадокс культуры протеста: даже заявленное на века, по ощущениям несокрушимое сметается мгновенно, уходит как дым. Если, конечно, в обществе не доминирует «серая зона».
Еще в этом шатре была акция «Монумент одного человека». Памятник в режиме настоящего времени мог создать любой пришедший. Суть идеи: есть тысячи писем-свидетельств из архива «Мемориала», можно выбрать одно и переписать под копирку. Оно будет скопировано на кусок жести, и художник Хаим Сокол сделает из него самолетик. Одно письмо-самолетик – один монумент одному человеку. Для музея. Но и для души немало.
Драма прошлого с тобой. Не прозевать бы драму настоящего. В другом шатре – другие свидетельства. Подростки говорили с писателем Сергеем Кузнецовым (клуб «Перемена») о том, какой они видят Россию через пять лет, и невольно выговаривались о настоящем:

– Дойти до школы – краткий путь, но прошлым летом там поставили забор, однажды я опаздывала и перелезла, за забором оказался полицейский и потребовал денег, и я дала.
– Неужели не спросил, как тебя зовут, не объяснил, зачем этот забор и что лазить через него не стоит?
  Нет, было видно, что он тут специально учеников поджидает.

И если по результату – дети и через 5 лет не могут представить себя в честном государстве. Они все больше о Швейцарии толковали.

Задайте множество

Перечисление всех и всего фестивального невозможно. Задать общую характеристику – семейство читателей, взыскующих подлинности, например – упустить атмосферу именно седьмого фестиваля. Общий член искать – так «чудаки есть везде».
По итогам всех перебежек – что же захотелось найти, почитать, купить? «Тетрадь слов» Светланы Сургановой. То есть поет-то человек поет, а вот что думает, какие картинки рисует?
«Франсуаза, или Путь к леднику» Сергея Носова. Потому что одно дело не читать, когда тебе твердят «это самый-самый питерский, самый-самый острый», совсем другое – увидеть автора воочию, услышать в разговоре и сказать «да» чтению его книг.
Стихи Томаса Транстремера – без комментариев.
Сходить на спектакли «Драма памяти» («Мемориал») – обязательно.
Все-таки купила: Жиль Делёз, «Кино» – потому что в переводе Сергея Зенкина, который на фестивале круто разобрался с сакральным и профанным в ситуации с Pussy Riot и выставкой «Осторожно: религия». Вы правильно догадываетесь: сакральные функции переходят в общественную сферу. Не легитимен никто. И не выходит, чтобы книге – книжное, политике – политическое, церкви – церковное и так далее. По факту у нас еда, книжки, математика, архитекторы, церковники и Лимонов – в одном флаконе. И мало кому это кажется нормальным. Многим – непереносимо. Сложность, смежность.
А тут как раз про Сергея Курехина было мероприятие. Друзья гения (почему-то все они тоже Сергеи) продолжают праздновать его день рождения в июне: «При столкновении разнородных художественных форм, культур и традиций, в обычных условиях существующих в непересекающихся творческих пространствах, может возникнуть зерно нового» – это еще в 90-е было сказано и «Поп-механикой» продемонстрировано. Не в том сюжет, что Эдуарда Хиля, в фольгу завернутого и поющего в дырочку «Сказки Венского леса» (невпопад, ибо не может слышать оркестра), вдоль сцены проносят, а кругом мариинский балет, хор КГБ и перья из пылесосов летят, а в том, что «люди спят, их надо разбудить». Хоть провокациями, хоть грохотом – «надо облечь сиюминутную фантазию в абсолютную реальность, не дожидаясь, пока мысль приобретет фундаментальность и вес и на нее навесится культурный мусор, и она станет маловыразительной, но внятной и определенной». Кто не знает его «Ленин-гриб», «татуировка на внутренних органах» – смешно. На фестивале напомнили и такую шутку: «канализация вручную», посмеялись, а назавтра в интернете появилось сообщение о людях, умерших при реконструкции выгребной ямы на своем участке. То есть фигурные скобки – это не сюда.
Но мы продолжаем друг друга поглаживать, соблюдать политес, мило напеваем: «Если вы не захотите говорить об умном, можете просто с нами познакомиться». То есть какие множества, довольно и доказательства своего присутствия на белом свете. Однако колокол на фестивале звучал, хоть и странно как-то: звук попадал не каждому в ухо.