КОНТРОЛЬНАЯ ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ

«Дети – это институт исследования человечества»

О развитии ребенка привычно думать в логике восхождения: вот он еще ничего не умеет, а вот уже научился – смеяться, ходить, говорить, читать, решать. И задача взрослого в том, чтобы помогать ему продвигаться на пути от низшего состояния к высшему. Такая вот гордая миссионерская роль – подтянуть ребенка до состояния нормального взрослого. Кто бы спорил, социализация – штука важная. Но какую цену платит ребенок за ее торжество в наших мыслях по поводу воспитания детей? Что теряет человечество от того, что разумные послания «несмышленых» малышей остаются непрочтенными, а их фантастические способности – невостребованными? Не слишком ли однобок наш диалог с детьми? Об этом все чаще говорят исследователи детской психологии… 

Брокколи и печенье: хочешь ли ты, чего хочешь?

Что происходит в голове ребенка? Тридцать лет назад даже психологи сказали бы, что сознание ребенка иррационально, нелогично и эгоцентрично. Ребенок не способен осознать другую точку зрения или проследить причин­но-следственные связи. Но за прошедшие двадцать лет психологические исследования полностью перевернули эту картину. Оказывается, младенцы способны размышлять над вопросами типа «что происходит в голове у другого чело­века?» .
Как нам удалось узнать, что маленькие дети могут понять эту глубокую мысль о других людях? Младенцы ведь не говорят, а если спросить трехлетнего ребенка, о чем он думает, то в ответ услышим прекрасный поток сознания на тему пони, дней рождений и так далее. Так как нам задать им вопрос?
В нашем эксперименте нам помогла брокколи. В тесте участвовали дети в возрасте 1 года и 3 месяцев и 1 года и 6 месяцев. Мы с одной из моих студенток, Бетти Рапачоли, дали малышам две тарелки. На одной была сырая брокколи, на другой – печенье. Понятно, что все дети любят печенье и не любят сырую брокколи. Бетти пробовала еду из каждой тарелки, а потом показывала, нравится ей эта еда или нет. В половине случаев она вела себя ожидаемо – показывала, что ей нравится печенье и не нравится брокколи. Так же, как поступил бы на ее месте ребенок. Но в другой половине случаев она действовала ровно наоборот. Ей нравилась брокколи, и она с отвращением морщилась, кусая печенье. То есть вела себя прямо противоположно ожиданиям ребенка. А потом Бетти протягивала руку и просила ребенка: «Дай мне что-нибудь!»
Что же давали ей дети? То, что им нравилось, или то, что нравилось ей? Так вот, полуторагодовалые дети, едва ли умеющие ходить и говорить, отдавали ей печенье, если ей нравилось печенье, и брокколи, если ей нравилась брокколи. Но дети в возрасте год и три месяца долго наблюдали за тем, как ей нравится брокколи, но не могли этого понять. После этого они давали ей печенье, потому что думали, что оно нравится всем.
Здесь можно сделать два замечательных вывода. Во-первых, полуторагодовалые дети уже осознают, что людям не всегда нравятся одинаковые вещи. При этом они понимают, что должны помочь человеку и дать ему то, что он хочет. А во-вторых, дети в возрасте год и три месяца этим осознанием еще не владеют. Это значит, что дети к полутора годам, всего за три месяца, постигли эту глубокую, важную мысль о человеческой натуре. А в целом это исследование показывает, что дети выучиваются быстрее и знают больше, чем мы когда-либо предполагали.

Полезная бесполезность детства

Но зачем они так много изучают, как можно освоить такие объемы информации за такой короткий срок? Просто если взглянуть на ребенка поверхностно, он кажется довольно бесполезным существом. Во многих случаях они более чем бесполезны. Мы вынуждены вкладывать в них столько времени и сил только для того, чтобы они жили. Зачем мы тратим столько времени на заботу о бесполезных детях? У эволюции есть ответ на эту загадку. Давайте взглянем на разные виды животных. Существует связь между тем, как долго длится детство у животного определенного вида, и величиной его мозга по отношению к телу. Есть связь между продолжительностью детства и тем, насколько животное умно и как хорошо умеет приспосабливаться.
Конечно, люди далеко ушли в развитии от всех животных. Размер нашего мозга относительно тела гораздо больше, чем у кого-либо на планете. Мы умнее, мы лучше приспосабливаемся, мы способны обучаться и выживаем в любой природной среде, мы даже вышли за пределы атмосферы в космос. Поэтому наши дети зависят от родительского внимания гораздо дольше, чем детеныши других видов. Моему сыну 23. Да, по крайней мере до этого возраста мы все еще вкладываем червячков в их раскрытые клювики.
Отчего же возникла эта зависимость? Ну, мы предполагаем, что стратегия обучения дает очень большие шансы на выживание в этом мире, но у нее есть один большой недостаток. Пока все не вы­учишь, ты беспомощен. Вообразите, что на вас нацелился мастодонт, а вы рассуждаете: «Что бы мне использовать – лук или копье?» О подобных вещах лучше знать задолго до того, как мастодонт вообще появится. Как же решила эту проблему эволюция?
Возникло своеобразное разделение труда. У людей есть период детства, период защищенности, когда не надо ничего уметь. Все что нужно, так это учиться. А повзрослев, мы способны применить все полученные в детстве знания.
С этой точки зрения младенцы и дети оказываются институтом исследования человечества. Они счастливчики, которые находятся в безопасности и могут просто учиться и придумывать новое. А взрослые – это отделы производства и маркетинга. Мы воплощаем в жизнь то, чему научились в детстве. Поэтому не стоит смотреть на детей как на недовзрослых. Подумайте о них с биологической точки зрения, как о другой стадии развития того же вида. Что-то вроде гусениц и бабочек. Только чудесные бабочки, которые порхают по саду и изучают его, – это дети. А скучные гусеницы, ползущие по длинной дорожке взрослой жизни, – это мы.

Музыкальная коробочка, которая так просто не заиграет

Эволюция явно показывает, что детство для того и существует, чтобы учиться. У детей мощные механизмы познания. И мне детский мозг кажется мощнейшим компьютером на земле.
Я хочу вспомнить одного ученого, преподобного Томаса Байеса, статистика и математика XVIII века. Он выдвинул математическую модель, основанную на теории вероятности, которая описывает, как именно ученые совершают открытия. Прежде всего они выдвигают гипотезу. Затем ее проверяют, ищут доказательства. На основе полученных данных ученые меняют гипотезу. Затем они проверяют новую гипотезу и так далее. Томас Байес показал математически, как проходит этот путь. Так вот, дети действуют согласно той же схеме. Они выполняют сложные вычисления с условной вероятностью, повторяя их раз за разом, чтобы понять, как работает мир.
Для проверки этой гипотезы мы использовали так называемый «световой детектор». Это коробка, которая светится и проигрывает музыку, когда на нее ставят определенные предметы. При первом взгляде на этот детектор возникает мысль, что для его работы надо положить на него брусочек. На самом деле не так все просто. Например, если вы помашете брусочком над детектором (действие, которое не сразу придет вам в голову), детектор активируется два раза из трех. А если вы совершите кажущееся вам разумным действие – положите брусочек на детектор, то он активируется только в двух случаях из шести. Таким образом, менее достоверная гипотеза подтверждается большими доказательствами. Оказывается, помахать брусочком – эффективнее, чем положить его. Мы показали четырехлетним детям, как работает детектор, и попросили их повторить. Разумеется, дети выбрали правильную стратегию и помахали брусочком над детектором.
Из этого опыта можно сделать два вывода. Во-первых, четырехлетние дети только осваивают счет, однако подсознательно уже проводят сложные вычисления с использованием условной вероятности. Во-вторых, оказывается, что они через доказательства проверяют гипотезу об устройстве мира. При этом дети приходят к менее очевидной гипотезе лучше, чем взрослые, которым мы давали такое же задание. Однако помимо этого дети, так же как и ученые, проводят эксперименты. Обычно взрослые их называют «лезут куда ни попадя» или «играют». В последнее время опубликован целый ряд интересных исследований, которые доказывают, что детская игра является экспериментально-исследовательской программой. Причем дети работают в условиях этого эксперимента с невероятной эффективностью. Например, четырехлетний малыш способен выдвинуть и проверить за две минуты пять гипотез. Если проследить за процессом игры, то очень часто дети проводят именно серии экспериментов.

Как работают «молодые мозги» 

Что значит быть таким существом? Каково быть прекрасной бабочкой, за две минуты проверяющей пять гипотез? Многие психологи и философы предполагали, что младенцы и маленькие дети едва ли обладают сознанием. Но оказывается, все совсем наоборот. Дети и младенцы гораздо сознательнее взрослых.
Как работает сознание взрослого? Наше внимание и сознание схожи с лучом прожектора. Если происходит что-то важное, мы переключаем все свое внимание на это событие. Сознание концентрируется на одной вещи, выделяет ее особенно ярко. А все остальное скрывается в темноте. Нам даже ясен механизм, по которому происходят эти процессы в мозгу. Префронтальная кора головного мозга, которая отвечает за исполнение процессов, посылает сигнал, делающий небольшой фрагмент нашего мозга более гибким, готовым обучаться. И уменьшает активность остальной части мозга. А с младенцами и маленькими детьми происходит совсем другая история. Я бы уподобила их сознание лучу маяка, а не прожектора. Они очень плохо фокусируются на одной вещи. Но при этом очень хорошо воспринимают огромный объем информации из различных источников одновременно. Их мозг заполнен переключателями, которые запускают процессы обучаемости и пластичности, но вот блокировки пока не ставятся. По сути, когда мы говорим, что дети не умеют концентрироваться, мы на самом деле имеем в виду, что они не умеют не концентрироваться. То есть не умеют отвлекаться от множества интересных вещей, которые важны для них прямо сейчас, в эту самую минуту. Таково сосредоточение сознания, которым обладают бабочки, созданные для обучения.

Есть ли смысл заставлять бабочку вести жизнь гусеницы?

И если мы хотим хоть немного понять, как же именно работает детское сознание, то лучше всего попытаться вспомнить свои ситуации спонтанного обучения, когда мы попадали в положение, в котором доселе не были. Когда мы влюблялись в кого-то нового, оказывались в городе, где никогда не бывали. Что же тогда происходило? Наше сознание не сужалось, а расширялось. Те три дня в Париже казались более наполненными впечатлениями, чем месяцы обычной жизни. Тот кофе, великолепный кофе, который вы пили внизу, – он тоже имитирует эффект детских нейротрансмиттеров. Это значит быть ребенком? Это как влюбиться в Париже в первый раз после трех двойных экспрессо. Прекрасное чувство, но из-за него просыпаешься от плача в три часа утра.
Хотя взрослым быть тоже хорошо. Мы ведь можем сами шнурки завязать. Улицу умеем переходить. Разумно, что мы вкладываем много сил в то, чтобы научить детей думать, как взрослые. Но если мы хотим быть похожими на бабочек, быть открытыми новым впечатлениям, знаниям, инновациям, если нам нужны воображение и радость творчества, то нам, взрослым, хоть иногда стоит начать думать, как дети.

Оригинал выступления Alison Gopnik «What do babies think?» – на сайте ted.com.