Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №7/2012
Третья тетрадь
Детный мир

ТОЧКА ОПОРЫ


Кожурина Людмила

Три кита Бороздина

На чем держится школа, где обучают и развивают детей, признанных необучаемыми

Об абилитационном центре в Новосибирске «Школа Бороздина» написано даже в энциклопедиях. Для несведущих: «абилитация» – это работа с детьми-инвалидами, официально признанными неизлечимыми и необучаемыми.

По словам Алексея Бороздина, – выброшенными медико-педагогическими комиссиями на обочину жизни из ряда нормальных людей.
И вот при помощи методики, основанной на комплексном (полисенсорном) подходе к ребенку, педагоги школы умудряются задействовать здоровые отделы мозга и через них развивать и расширять возможности пораженных отделов. «Три кита» Бороздина – это музыка, изобразительное искусство и общее развитие (психологическая реабилитация).
Но сказано широко: на самом деле важно, чтобы в ходе урока произошло хоть самое маленькое продвижение ребенка. В речи, в раскрепощении движения, в мелкой моторике, обогащении способов восприятия мира, в развитии музыкального слуха, ритма, в освоении способов изобразительной деятельности, развитии способности логически связывать в цепочку события, в эмоциональном раскрепощении, социальной адаптации – фиксируется каждый микроскопический шажок. Обсуждение каждого рабочего дня здесь обязательно, раз в три месяца отсматриваются видео с занятий, чтобы заметить динамику.
Для чего все это? Чтобы детей-инвалидов и их родителей вернуть к нормальной жизни. А еще показать, что невозможное – возможно. Так, 75 детей, страдающих тяжелыми формами умственной отсталости, прошли курс абилитации в Центре А.И.Бороздина, из них 59 (75%) поступили в образовательные учреждения разных типов. Не только в коррекционные школы, но и в общеобразовательные.
Но одно дело – сказать, что никто не может представить, на что действительно способен каждый ребенок, другое – суметь продвинуть «неразвиваемого» к видимому прогрессу. Тут не только методики работают, но и особый дар педагога. Как бы это уловить? Вот в этих, например, словах Алексея Бороздина: «Смотрел записи уроков шведских специалистов. Хорошие педагоги, хорошо организован процесс, все под рукой. Вот в ряду других заданий педагог ставит перед ребенком-дауном три блюдечка — красное, желтое и белое. Рядом кладет три фишки – красную, желтую, белую и предлагает ребенку положить нужную фишку в нужное блюдечко. Упражнение на различение цвета, но оно повторяется с этим ребенком на протяжении нескольких лет без изменений! А что бы сделал я уже на втором уроке, если ребенок правильно разложил фишки? Я бы дал ему три блюдечка и четыре фишки, четвертую, скажем, синюю, чтобы включить малыша в поиск недостающего блюдечка! Мне интересно – когда динамика развития ребенка поднимает меня к звездам, вот тогда я полностью счастливый человек!»
Мы с удовольствием и надеждой предлагаем читателю фрагменты из только что вышедшей книги Алексея Бороздина «В контексте жизни».


«Люди, принимающие проблемы больного ребенка близко к сердцу, могут сделать невозможное».  Алексей Бороздин. Из книги «В контексте жизни»

Установка – внимание

Пошел последний день перед приездом детей. Я собрал свою группу, и мы вновь и вновь прикидывали, что и как будем делать. Я предложил вести дневник после­урочных записей. Записывать в него самое главное, что произойдет на каждом уроке у каждого ученика. Таким образом, мы получим объективную картину и сможем проследить динамику развития любого из четырех детей, которых завтра нам привезут. В дальнейшем эта система прочно вошла в практику в нашей Школе.
Первое августа. Сейчас приедут дети. Мы всем педагогическим составом встречаем автобусы, раскрываются двери, и на волю выбегают шестые и седьмые коррекционные классы. Мат при этом стоит такой, хоть топор вешай! Детей построили и повели к обустроенным корпусам, а второго Школа начала работать.
Вот наши детки: синдром Дауна, олигофрения в степени выраженной дебильности, легкая имбецильность, микроцефалия, алалия...
Первый день оказался очень трудным для всех, мы чертовски устали, и после уроков в дневник никто ничего записывать не захотел. А зря. Дело в том, что даже через небольшой промежуток времени острота восприятия стирается и вспомнить четко и ясно, что было на уроке, довольно трудно. К этому нужно прибавить и то, что каждый последующий урок стирает впечатление предыдущего. Но потом наши дела наладились, и конвейер заработал на полную мощность.

История с диагнозом

Первым на уроке у меня был Денис. В зал вошел вполне нормальный подросток, ну разве что несколько скованный. Я начинаю петь с ним простые песенки. Он вынужденно поет. Свободный диалог не получается, но я чувствую, что олигофренией в степени дебильности тут и не пахнет. То, что он зажат, понятно: новый для него человек, новая обстановка, новое дело, да и груз какого-то прошлого, мне пока еще не известного, давит на него. Урок прошел вполне нормально для первого раза, и я решил сегодня же поговорить с некоторыми педагогами насчет дополнительных занятий с ним. Впечатление от первого урока с Денисом у моих коллег оказалось таким же, как и у меня. На следующий день Денис успешно занимался математикой, и впечатления учителя от первого урока были просто поразительными. Его включили в футбольную команду, и довольно быстро обнаружилась его способность видеть поле и адекватно оценивать игровую ситуацию. В дальнейшем именно Денис помог своей команде выиграть два матча. Фотографировать он научился за один день, а проявлять пленки и печатать фотографии – за три дня. Вернее, ночи. Но самым удивительным было видеть Дениса на территории лагеря с видеокамерой на плече. Дело в том, что наш кинооператор снимал мой урок с Денисом, и этот четвертый по счету урок был уже уроком нормального ребенка! Оператор был настолько потрясен увиденным, что в тот же день показал Денису, как нужно обращаться с камерой, и стал привлекать его в качестве помощника к своей работе. Денис таскал камеру, менял кассеты, а вскоре и сам начал снимать сюжеты из жизни Школы.
Мы уже понимали: диагноз Денису поставили или социальный, или заказной, чтобы получать на ребенка пособие. Последнее оказалось горькой правдой: его мамочка устроила своему сыну несветлое будущее. Но с диагнозом олигофрения в степени дебильности Денис был обречен, и мы всей Школой кинулись ему на помощь...
Забегая вперед скажу, что д ля него было сделано все согласно законам: вовремя был снят диагноз, группа московских педагогов за год прошла с ним три класса, в результате специальной комиссией Денис был определен в 4 класс общеобразовательной школы, учился хорошо.

Мать и дитя

Наташа бегала по сцене, подскакивала к пианино, стучала по клавишам двумя руками, бежала к фонарям авансцены, крушила в них стекла, переворачивала стулья. Она не может сосредоточиться ни на одном предмете, ничего невозможно, кроме игры в мяч. Мне удалось усадить ее рядом с собой, но ненадолго. Она опять носилась по залу, громко кричала, одним словом, наладить с ней контакт не получалось. Но и я, и все мои педагоги нашли к ней подходы, и работа закипела.
На третий день на наш перерыв пришла ее мама. Она громко возмущалась, что вот прошло уже три дня, а девочка не говорит! Пишут про вас, а вы!

– Стоп, – говорю я ей, – расскажите, как у вас проходила беременность.

Мамочка смутилась, рассказывать ничего не хотела, но мы узнали, что у нее был сын, она хотела дочь, хотела во что бы то ни стало, а беременность не заладилась, природа была против, но женщина не послушала ее, почти весь срок лежала на сохранении, чтобы только родить. Она родила Наташу. Диагноз микроцефалия страшный, с таким диагнозом будущего у ребенка нет. Но ребенок есть, мы работали с Наташей очень хорошо. Уже ко второй неделе она выполняла почти все, что ей предлагалось: собирала мозаики, рисовала, резала ножницами бумагу, играла с игрушками, появились первые слова. Но больше всего Наташе нравились танцы, которые мы устраивали в клубе по вечерам, она была здесь первой танцоркой. К ней привыкли, ее полюбили, ее с удовольствием кормили наши повара, она быстро влилась в большой коллектив. Я очень удивлялся динамике развития девочки, но они с мамой, к сожалению, не дожидаясь конца Школы, уехали домой.
Мы, четверо педагогов, провожали их автобус. Наташа сидела на маминых коленях, на нас ноль внимания, мама напряженная вся, было видно, что она ожидала от нас большего, и вдруг Наташа воинственно посмотрела на меня и выпалила громким голосом: «Ду-ду!» Этого ей показалось мало, и она добавила: «Мама!»
Мы зааплодировали, а повеселевшая Наташа крикнула: «Я иду гулять, я иду домой!»

«Если не они, то никто»

Критичный читатель, прочитав рассказ о моей Школе, скажет: очень уж благостная картинка у вас получилась, так в жизни не бывает. Я соглашусь с ним. Изначально ничего идеально благостного не было, нет и не могло быть. Потому что передо мною брошенный всеми ребенок, живой человечек, и я знаю, что сегодня ему, кроме меня, не поможет никто. Просто необычная, интересная работа, часто трудная, в конце концов, успешная.
Сегодня к нам в Центр пришел наш бывший ученик Ваня. Теперь и не вспомнить, когда появился у нас этот малыш, не слышащий и не говорящий, как мы бросились ему на помощь, как терялись в начале пути, как радовались буквально миллиметровым шажкам его успехов! Я не буду сейчас перечислять все его недуги, но об одном скажу: отсутствие смыслового аудиоканала. Этот редкий диагноз ему поставил известный специалист. На прощание он сказал Ваниному дедушке, что если эти ребята, т.е. мы, не откроют канал – не откроет никто. После года наших занятий мы с Ваней продемонстрировали специалисту кусочек нашего урока – по телефону. Он прослушал и молча положил трубку. Через некоторое время мы встретились с ним на одном из семинаров, и я спросил его, почему он так поступил.

– Не обижайтесь, теоретически я знаю, что это может быть, но когда наблюдаешь в натуре, взволновался, конечно…

За пять с половиной лет почти все наши педагоги по ходу дела подключались к работе с Ваней. Это были годы сложной интересной работы, и вот наш Ваня уже учится в Православной гимназии, а мы с трепетом следим за его скромными успехами, радуемся, что тамошние педагоги понимают и принимают его, спокойно занимаются с ним. Вдруг он увлекся лепкой, и на свет появились миниатюрные шедевры – много, разнообразные, мы радовались тому, что некоторые из них попадали к нам в Центр. Я продолжал заниматься с ним по выходным музыкой, мы все поем и поем упражнения на развитие музыкального слуха и голосовых связок. Его речь выравнивается постепенно, очень медленно, и вот уже Ваня скромно пристраивается к церковному хору! Годы летят, Ваня уже лучший ученик гимназии, он красиво танцует, серьезно увлекается живописью, мечтает стать художником. А сегодня наступил день, которому трудно придумать название. Наш бывший ученик, которого мы вытаскивали из тяжелейшего состояния, пришел к нам в Центр и подарил икону своего письма. «Спас Нерукотворный».
И мне еще нужно время, чтобы полностью осознать и оценить это событие.
Люди, принимающие проблемы больного ребенка близко к сердцу, могут сделать невозможное.

…Меня часто упрекают, почему я не настаиваю на оплате наших трудов. Так вот, на излете своей жизни, пережив холод и голод, войну и мир, успехи и неудачи, имея собственную крышу над головой, завтрак, обед и ужин, я считаю аморальным зарабатывать на несчастных детях и их родителях.

Рейтинг@Mail.ru