КУЛЬТУРНЫЙ КОНТЕКСТ

Внутренние одиссеи в поисках новых пространств

На сцене в круге света – человек. Молодой, даже юный – так по крайней мере кажется издалека, из темного зала. Вдруг он произносит: «Я – Олег Кулик». И начинает рассказывать жизнь.
Совершенно не свою – не ту, какую мог бы прожить человек его возраста и внешности.
Проходит несколько минут – и ловишь себя на том, что веришь. Человек преображается на глазах. Становится старше, искушеннее, темнее, грустнее, язвительнее… У него даже появляется характерная куликовская жестикуляция. Кажется, будто он вправду говорит о себе – и впервые задумывается, запинается, медлит, ищет мысль, сам ей удивляется, подбирает слова… Но нет: перед нами – актер, и это – спектакль. С жестким сценарием.
Правда, на сей раз – нетипичный. Обычно в проекте «Человек.doc» все еще не­ожиданнее. На сцену выходит сам герой. Весь спектакль – его монолог: о чем-то коренном, смыслообразующем в его жизни. Таков замысел организаторов проекта: театра «Практика» во главе с художественным руководителем Эдуардом Бояковым (идея, собственно, его) и театра-клуба «Мастерская». Уже больше года спектакли проекта идут на этих площадках.
Всего героев и спектаклей пока десять. Кроме Олега Кулика, это его коллеги–художники Гермес Зайготт и Александр Петлюра, китаевед, переводчик, мастер чайных церемоний Бронислав Виногродский, драматург Александр Гельман, философ Олег Генисаретский, режиссер и сценарист Ольга Дарфи, поэт Андрей Родионов, рэпер Смоки Мо, композитор и мыслитель Владимир Мартынов. Что ни название (кажется, герои придумывают их сами) – то ключ к проекту: «Исцеление переводом» (Виногродский), «Круги на полях» (Смоки Мо), «Смутный объект разведки» (Дарфи), «Внутренняя одиссея» (Генисаретский)… С каждым, прежде чем тот выйдет на сцену, работают драматург и режиссер, делая вместе с героем пьесу из его настоящей и единственной жизни.
 Но зачем? Что вообще может объединять всех этих предельно разных людей в рамках общего замысла? «Культурные герои современности», – объясняет всезнающий интернет. Но кого и почему считают таковыми авторы проекта?
Это первый вопрос, который хочется задать одному из них, драматургу Алексею Зензинову.

– Главных критериев, – говорит Алексей, – у нас было два. Во-первых, герой должен быть человеком, профессионально состоявшимся, чей вклад в науку, литературу, искусство во всех его проявлениях значителен и признан современниками. Новатор, творец. Во-вторых, он должен быть готов предельно откровенно говорить о своих ошибках, неудачах, мировоззренческих кризисах. Он должен пережить – или переживать сейчас – состояние выбора, способного изменить его жизнь.
Людей, отвечающих обоим требованиям, не так много. Изначально персон в списке было почти двадцать. Часть пришлось забыть после первых же предварительных переговоров: они не были готовы впускать посторонних в интимное пространство.
Если же говорить о современном культурном герое, это, на мой взгляд, фигура, которая сочетает в себе трудносоединяемые качества: медийность и самодостаточность, молитвенное самоуглубление и эксцентрику, экстравертность и интравертность, консерватизм и готовность к радикальным переменам. Пропорции могут быть разными, но наличие ингредиентов необходимо. Наши герои именно таковы.
У каждого – неповторимый экзистенциально значимый опыт, жизненная публичность и зоны, прежде закрытые от всех, даже от самых близких. Понимание пройденного пути и важности его предыдущих развилок. И что весьма важно, артистизм – реализованный или потенциальный.

– Но играть себя настоящего? Для чего?

– Стремление к подлинности, невыдуманности – запрос времени. Не зря сегодня популярна литература нон-фикшн: дневники, мемуары, документальные свидетельства, написанные на их основе биографии... Реальность, которую нам представляют СМИ, жанровое кино, репертуарный театр, большинство современных прозаиков, слишком истрепалась и нуждается в постоянном приукрашивании. Этой реальности перестаешь доверять – и начинаешь искать ее новые формы.
Соприкасаясь с опытом другого, сопереживая драматургию его жизни, мы видим непридуманные конфликты. Слышим живой современный язык. Чувствуем сопричастность изменчивому и неумышленному бытию. Возникает прямая связь зала и сцены, какой трудно добиться, в очередной раз представляя классическую историю с заведомо известным финалом – «Гамлета», «Вишневый сад». Личное публичное говорение на сцене – прививка против хронического академизма, иссушающего искусство.
И тут вербатим – драматургический метод, основанный на использовании при создании пьесы интервью с разными людьми, – становится верным проводником в сторону настоящей жизни.

Да, «Человек.doc» – новая стадия развития документального театра. До недавних пор с помощью техники вербатим (от латинского «дословно»: записывается прямая – и анонимная – речь, потом на основе таких записей делается пьеса) на сцене воплощались социальные типы. «Люди вообще». Как правило, «с трудной судьбой»: бомжи, маргиналы, наркоманы, субкультурные подростки… «Человек.doc» радикально изменил задачу: сделал предметом внимания человека «штучного», к типам не сводимого, и его единичные смыслы.

– Изначально, – подтверждает Алексей,– это была попытка обновить инструментарий вербатима за счет смены героев, уйти от социалки – к онтологии. По ходу работы стало ясно, что это задача более масштабная и сложная: изменить направление, в котором до сих пор двигался документальный театр. Перестать ориентироваться на расширение исследуемых групп, на горизонталь – выстроить вертикаль высших смыслов, ради которых стоит прилагать усилия и автору, и герою.

– Но как сделать из живой единственной жизни – искусство?

– Это процесс долгий и мучительный. Первый этап – отчуждение героя от его слов, зафиксированных на бумаге. Затем принятие, затем уточнение. Нужно все время ловить собеседника на противоречиях, на смене акцентов, внешне этого не проявляя, а потом предъявлять ему сказанное – и наблюдать за реакцией. Добиваться слома: иначе вместо драмы получишь линейное описание сродни протоколу. И наконец, из десятка промежуточных вариантов выбрать один и передать его режиссеру. А там – новые родовые муки.
Технически самое трудное – выстроить драматургию на основе расшифровок многих часов интервью. Приходится отсекать массу интересных текстов, по-своему бесценных, но не работающих на главную идею будущей пьесы. Хотя в отличие от коллег на Западе, которые приступают к вербатимным проектам, как правило, уже вооруженные какой-то концепцией, установкой, мы формулируем идею после глубокого погружения в материал.

Смотришь и думаешь: а ведь есть вещи и потруднее. Ведь герои, по сути, делают невозможное. Не только отваживаются на публичную рефлексию, но еще и от спектакля к спектаклю ее повторяют. Это не значит, что каждый из них всякий раз воспроизводит текст дословно. Иные его и не выучили и предпочитают импровизировать, как Владимир Мартынов; Бронислав Виногродский подсматривает в iPad, Смоки Мо просто читает с листа. Но все равно остается – и воспроизводится – сама открытость чужим взглядам. Надо защищаться.

Каждый изобрел свою стратегию защиты – и она стала органической частью спектакля. Кулик и Гельман перепоручили свои слова актерам. Родионов говорит о себе в третьем лице: «Жил-был Андрюша». Другие окружают себя привычными предметами: Виногродский – чайниками и термосами с чаем, свечами; Петлюра – чемоданами со старыми вещами (и рассказывает о себе, собственно, через них). Мартынов играет на рояле и читает стихи (все-таки не прямое самораскрытие), Смоки Мо читает рэп. А вот Ольга Дарфи… о, это опять особый случай.

– Насколько случайно, Алексей, то, что герои проекта – в абсолютном большинстве мужчины?

– Мне кажется, это отражение современной цивилизации. В ее основе –«ян», мужское начало. Хотим мы или нет, парадигму развития задают мужчины. Кроме того, мне трудно вспомнить, в мифологии какого народа культурный герой – женщина.
Ну да: культурные герои – завоеватели незавоеванного. Разведчики границ, добытчики нового, сырого, подлежащего освоению смыслового и предсмыслового материала. Женщины чаще обживают срединные, как бы уже завоеванные области бытия (это ли, впрочем, не повседневное их завоевание?).
Я же подозреваю и вот что: мужчина более монологичен. Он сам – герой своей жизни, и уж не единственный ли? Женщина, может быть, тоже единственная героиня, но ей, чтобы увидеть себя, надо отражаться в зеркалах. Ей нужны адресаты, партнеры по диалогу.
И вы только посмотрите, что устроила из типовой матрицы спектакля, заведомо монологичного, единственная женщина–участница проекта: она превратила его в диалог. Ее «Смутный объект разведки, или Чистая вата» – единственный спектакль проекта, в котором заняты два актера.
Как ни защищайся, публичное самораскрытие – всегда риск. Но ради чего?
Для участников это – работа самопонимания. Сродни психотерапевтической (кстати, для некоторых она таковой и оказывалась. Один из потенциальных героев, рассказывал Алексей, не счел нужным продолжать работу после того, как, выговаривая свою жизнь, нащупал решение давно волновавшей его проблемы). И все-таки, даже если решение – для себя – найдено, надо продолжать – это послание другим. Здесь человек становится посланием весь, целиком. Со всей своей жестикуляцией, мимикой, манерой говорить…
А для нас, зрителей?
Пишут: участником такого проекта мог бы стать «каждый». И нет и да. С одной стороны, понятно: чтобы выступать со своей жизненной темой на сцене, надо быть носителем значимых смыслов. С другой стороны, на той сцене, где приходится играть каждому, – на сцене собственного самосознания – каждый может найти темы, собирающие вокруг себя его жизнь. И прояснить свои отношения с ними.
В этом смысле каждый из нас – «Человек.doc»: открытый проект с непредсказуемым финалом.

– А что проект дал вам как автору?

– Я получил редчайший опыт. Прикоснулся, говоря словами одного из наших героев, композитора и философа Владимира Мартынова, к пространству «автоархеологии» нескольких замечательных людей. Вместе с ними попробовал реконструировать личное прошлое и наметить вектор в будущее. Главный итог проекта: художественное на сцене – не обязательно игровое, если понимать под игрой реалистическую драпировку вымышленных людей и обстоятельств. Документ – если его не фетишизировать – может стать плотью и кровью нового искусства.

– Продолжение будет?

– По крайней мере задумано – с новыми героями: теми, кто внедряет и первыми обживает цифровые технологии. Революционеры-программисты, лидеры IT-бизнеса, герои блогосферы. Создатели второй, привнесенной реальности, которая не просто сосуществует со старой, но становится основной для десятков, сотен тысяч наших современников. Необычные люди, иногда – очень богатые, со своими перипетиями и открытыми финалами. Я бы назвал эту новую разновидность человека «Homo digitalis». Лакомый кусок для любого драматурга.
А пока проект, спектакли которого на самом деле выстроены в одну смысловую линию, завершает Владимир Мартынов с его знаменитой идеей назревшей необходимости преодолеть человека, выйти за пределы его как вида. Хорошо бы, однако, сперва составить себе представление: а что мы, как вид, как тип существования, представляем собой сейчас?
Видимо, на вопрос «что такое человек?» нет раз и навсегда данного ответа. Очень похоже на то, что человек существует по преимуществу в форме этого вопроса (а все ответы на него, обретаемые по ходу дела, ситуативны и частичны). Так вот: если проект чему-то и учит – это существовать в форме вопроса. Понимать свою «вопросную» природу.