Паспорт Феи Тучкиной

Когда у меня появилась дочь, я попытался отнестись к этому серьезно. Я знал, что на все нулевое десятилетие ребенок станет для меня главным занятием. Какие цели я ставил? Избавить появившегося человека от обычного засюсюкивания, эгоизма, опасного прежде всего для самого эгоиста, от стены со взрослым миром, из которой и рождаются все более поздние представления о безусловном авторитете и власти.

Ребенок учит долго ждать и кропотливо готовиться, планировать чье-то развитие, подыскивать к любым сложным терминам простые замены и наглядные примеры. И еще он показывает, откуда берутся в наших головах все «разумеющиеся» и «очевидные» представления. На десять лет он становится твоим учителем, позволяющим прожить еще одно детство и одновременно наблюдать его с аналитической колокольни.

…У каждого отца в памяти полно такой очаровательной ерунды: «В Афинах жили Платон и Гематоген»… «Рим – это город, в котором все сломалось»… «У Буратино такой нос длинный, чтобы по сосне стучать, жучков-мошек выковыривать»… «Принцесса спала, как лягушка замороженная» – это про спящую красавицу.

Но вслед за этим, интересным только родителям, милым лепетом после трех лет человек берется рассуждать, пробуя разобраться в родах, видах и вероятных отношениях всего вокруг: «Пойдем в «Ашан», купим там себе тележку покататься». В три года сложно понять, почему тележка как раз бесплатна, а все, что в ней лежит, – нет. Воткнув в сугроб ряд сосулек, она называет это «Сити». Описывая свой сон, говорит: «Красиво, как в рекламе», а в сказке про «Машу и Медведя» считает самым важным узнать, с чем именно Маша испекла маскировочные пирожки.

…Первая проблема, которая ее беспокоит, – насилие и его связь с разделением на «мужское» и «женское». «Кошка и корова – это женские и травоядные животные, а собака и бык – хищные и мужские». А вот с «рыбкой» непонятно, какого она пола. Только у женских травоядных бывает молоко. Только мужские охотятся. Известие о том, что у всех видов есть самцы и самки, воспринимается четырехлетней девочкой недоверчиво. Тогда приходится вспомнить двуполых улиток, и Алена тут же заключает, что улитки состоят в явном биологическом родстве с бесполыми ангелами, нарисованными в церкви на стенах. Сюда же ею зачисляются и некоторые крылатые насекомые, и ребенок делится рецептом: «Если съесть всех божьих коровок, то у самого крылья вырастут, как у ангела».

Противоположный ангелам инфернальный полюс хаоса заселяется «сочертиками», получившимися из сатиров с картины «Спящий Марс» и чертиков из мультика про Балду. «Сочертики» могут жить только в домах, построенных для них Гауди и покрытых панцирем из битых тарелок, поэтому их родина, судя по фотографиям, находится в Барселоне.

…Игра в пластмассовых чудовищ. Утихомиривая тиранозавра, травоядные сначала отдают ему своих умерших, чтобы он живых не трогал, а потом предлагают ему подыскать жену и ребенка. В четыре года девочка уверена: не может быть хищником тот, у кого есть семья.

Задумавшись о человеческих войнах, она предлагает объединить все государства, женив одну, самую красивую, принцессу сразу на всех принцах мира, и вычисляет, постелив перед собой карту, сколько для этого понадобится свадебных карет. Это мировое правительство будет гаремом наоборот.

…Узнав, что «нарисованные» в отличие от живых никогда не умирают, ребенок протестует против смерти: «Я стану нарисованная и не буду умирать, и папа мой станет нарисованный, и мама!» Именно за этим мы и создаем вторую, образную, реальность, именуемую «культурой», – психологическое ее топливо в желании организовать себе какое-никакое бессмертие – узнаваемый, но не органический и предположительно вечный мир – и тем самым решить эту нестерпимую проблему хотя бы отчасти. Ей представляется забавным встреча образа с исходным материалом: смеется, увидев, что надувного снеговика на крыше замело настоящим снегом.

Смерть она видит как попадание за стену неопределенной длины, в которой нет дверей, через которую не перелезешь и никогда никого из знакомых не встретишь, то есть как абсолютное одиночество. А для мультяшек смерть все же наступит, если они настолько сильно разгонятся, что выскочат из телевизора к нам в комнату. Но этого при ней ни разу не случалось. Граница между нетленными образами и смертными существами охраняется хорошо.

…Еще она уверена, что прожить дольше помогают документы, и мечтает о паспорте. «Фея Тучкина» – такое имя и фамилию запишет туда, когда получит. Над предложением сделать себе паспорт самой смеется. Такой документ не продлевает жизни.

На пятом году, примирившись с фатумом, ребенок обращается к чуть меньшим проблемам. Узнав о парниковом эффекте: «Выхлопы нужно собирать в консервные банки, чтоб потом их вывозить ракетами на Луну. Или можно накачивать ими футбольные мячи».

…Призы в игровом зале ей нравятся, а играть в автоматы – стрелять по животным, попадать в кегли шаром – нет. Одно из развлечений сводилось к попаданиям мяча кенгуренку в сумку. Я начал с наводящего вопроса: «Как кенгуренок считает очки?» У нее ушло минут пять на изобретение способа постоянно раздражать сенсор в сумке кенгуренка, чтобы автомат непрерывно выдавал призы. Через полчаса она ушла, сжимая охапку игрушек, провожаемая недоуменными взглядами продавщиц. Так пятилетняя девочка уяснила важный закон: любую систему можно обмануть, если понять, как она работает.

…Азия ей ярче и слаще, чем Европа, там поют и пляшут. «Все дети – маленькие мусульмане, потому что им нельзя пить вино, вместо вина они вертятся», – сказав это, кружится посреди торговой стамбульской улицы, подражая мевлянскому дервишу, увиденному только что. Я пытаюсь умничать и говорю, что их основатель, Руми, вырос на такой же вот улице чеканщиков, и музыкальный ритм их ежедневного труда как раз и кружил его по комнате, заставлял повторять одни и те же движения и слова.

Но это явно лишняя информация для семилетней путешественницы, свободно вертящейся волчком для самой себя и Всевышнего, как показал ей дервиш.