Одиночество лицея

Так Лицея больше нет?..
Нет, я этому не верю. Неужели по возвращении моем Царское будет для меня чуждо? Ужели одной награды за все предпринятые мною труды, которую я жажду – минуты свидания с друзьями лицейскими в Царском Селе, ужели она тщетна? Нет, нет, я этому не верю. Егор Антонович, обрадуйте меня, напишите, что все неправда, ложь... напишите, что Лицей...

Федор Матюшкин – директору Лицея Е.А. Энгельгардту. 3 июля 1820 г., по пути из экспедиции на Чукотку

Когда сравниваешь, как отмечается нынче юбилей Пушкинского Лицея с тем, как это происходило в 1911-м, становится очевидным: на фоне наших предков мы выглядим очень бледно. И дело не только в финансировании юбилейных событий, а в том, что этих событий крайне мало. Статус торжеств – скорее районного, чем всероссийского масштаба.
В 1911 году столетний юбилей Лицея был отмечен как общенациональный праздник. Первое лицо государства как минимум трижды встречалось с лицеистами. Во-первых, Государь Император посетил Лицей и вел беседу с каждым из курсовых представителей. Во-вторых, в Зимнем дворце был устроен обед в Высочайшем присутствии, а после обеда Государь в течение двух часов беседовал с лицеистами. И в-третьих: Николай II присутствовал на спектакле «Евгений Онегин» в Мариинском театре, куда были приглашены все лицеисты с женами и сестрами.
Сегодня, заглянув в «Календарь мероприятий, посвященных 200-летию Царскосельского Императорского Лицея», мы не найдем никаких признаков того, что в этих мероприятиях могут участвовать первые лица государства. Если судить по этому календарю, то юбилей Лицея – это лишь эпизод в новостях культуры, событие для Петербурга, но не для всей страны.
Мне напомнят, что того Лицея давно нет и что же посещать первым лицам? Императорского Лицея нет, как нет и той страны, но есть Лицей как филиал Всероссийского музея А.С.Пушкина, как духовная колыбель выдающихся сынов Оте­чества, как символ гуманитарных традиций нашего просвещения. Печально, что Министерство образования не посчитало нужным объявить 2011-й Годом Пушкинского Лицея. Тогда 1 сентября открылось бы во всех школах Лицейским уроком, где очень кстати было бы вспомнить и о таком законе, действовавшем в Лицее: «Никто не имеет права показать своего денежного превосходства».
Обидно, что год, который мог бы стать для нашего образования Годом Пушкинского Лицея, останется в летописи лишь чередой скандалов с пресловутым ЕГЭ.
Похоже, всем этим обществу хотят сказать: Лицей исчез с карты образования навсегда, возврата не будет. Причем имеется в виду, конечно же, не Лицей как образовательное учреждение, созданное по указу Александра I (его буквального воссоздания, кажется, никто и не требует), а Лицея как нравственной составляющей русской школы, как нашего гуманитарного фундамента, общего с лучшими европейскими системами образования.
Еще первые лицеисты говорили, что Лицей – это не стены, не принципы обучения и не близость к царским покоям. Лицей – это дух. Поэтому расправа, учиненная над Императорским Александровским (Царскосельским) Лицеем в 1917 году Временным правительством, не была еще окончательной гибелью этого выдающегося учебного заведения. Идеалы, которые олицетворял Лицей, – служение Родине, бескорыстный труд на общую пользу, любовь к Пушкину и русской словесности, верность долгу, честь и достоинство – все это сокровенно жило в сердцах людей.

В 1960–70-е годы лицейский дух прорвал сталинскую плотину, оживил окаменевшую советскую школу, одухотворил вечными ценностями пионерскую жизнь миллионов подростков. Не случайно именно на эту пору приходится расцвет коммунарского движения, а «Кюхля» и «Пушкин» Ю.Н.Тынянова встают рядом с повестями В.П.Крапивина. Храбрые крапивинские мальчики берут в руки шпаги, представляя себя то мушкетерами, то лицеистами. Хрупкая девочка в очках Надя Рушева внезапно обретает всесоюзную любовь благодаря своим «пушкинским» и «лицейским» рисункам. О лицейском братстве поют Булат Окуджава и Юлий Ким.
Заброшенное и обшарпанное здание Лицея в городе Пушкине с конца 1950-х годов становится местом паломничества. Властям приходится расселять людей, живших там в коммуналках, и создавать музей. Над воссозданием Лицея работают лучшие специалисты. 6 июня 1974 года музей Пушкинского Лицея открывается, и это огромное событие для всей страны.
В августе 1975 года в город Пушкин приезжает тогдашний глава правительства, Председатель Президиума Совета Министров  СССР Алексей Николаевич Косыгин. Как вспоминают очевидцы, кортеж остановился у Екатерининского дворца. Ожидалось, что именно туда направится высокий гость, но Алексей Николаевич неожиданно свернул к лицейскому крыльцу. В музее знали о приезде в город Косыгина, но совершенно не ожидали его визита: все четыре этажа были полны посетителями.
Косыгин попросил показать ему комнату Пушкина. Музейщики поначалу замялись: ведь спальни лицеистов под самой крышей, а лестница, ведущая туда, закручивается винтом и насчитывает восемьдесят одну ступеньку. «Дедушка наш Петр Иванович, – писал в своих воспоминаниях Пущин, – насилу вошел на лестницу...» Но 71-летний Косыгин не смутился крутым подъемом, и молоденькая научная сотрудница музея Светлана Павлова повела высокого гостя наверх.
По пути все, конечно, узнавали Косыгина, и он неустанно повторял: «Здравствуйте… здравствуйте…» В сопровождении немногочисленной охраны Алексей Николаевич вошел на четвертый этаж (где, кстати, в ту минуту было не протолкнуться от посетителей) и подошел к комнате №14.
В Косыгине, вспоминают сотрудники музея, не было никакой позы. Он сосредоточенно слушал экскурсовода, задавал вопросы, разглядывая лицейскую «келью» поэта. Чувствовалось, что для него это очень важно – поклониться Лицею, постоять у комнаты Пушкина.
С тех пор, с 1975 года, Лицей больше не видел руководителей ни СССР, ни России. Удивительно, что президенты и премьеры других стран проявляют огромный интерес к Лицею и всегда просят внести его в программу визита. К примеру, ни один приезд в Ленинград-Петербург китайских руководителей не обходился без посещения Лицея.

Так почему сегодня нашим руководителям так важно Сколково, но они абсолютно равнодушны к Пушкинскому Лицею, к его и по сей день совершенно инновационному наследию? Следствие это близорукого прагматизма или продуманная позиция? Боюсь, что последнее. Говорит об этом и тот очевидный факт, что в образовании последовательно насаждается атмосфера «креативности и успешности», иначе говоря – соперничества родительских амбиций и кошельков. Планомерно убивается дух взаимовыручки и братства, который отечественная школа пыталась сохранить в юношестве даже в лютые годы репрессий. Теперь понятия «товарищество», «дружба», «верность», «идеалы», «честь» изощренно осмеиваются и выводятся из словаря с тем же хладнокровием, с каким в недавние годы выводились из строя лучшие подводные лодки или боевые самолеты. Правда, по праздникам высокие слова еще используются в политической риторике. Но сразу чувствуется: люди «не в теме».
Носители же идеалов чувствуют себя изгнанниками в собственной стране. А ведь только этими немногими «лицеистами без Лицея» мы все и живы. Что будет, когда они уйдут, когда мы перестанем отзываться на так волновавшие наших предков слова: «Отечество», «Бородино», «Пушкин», «лицеисты», «19 октября»… Вот тогда, очевидно, Лицей как великое явление русской жизни закроется навсегда, и будущие поколения будут говорить лишь о «тайне Лицея», им неподвластной.

…В ответ на письмо Федора Матюшкина, который, бедный, не мог поверить в то, что пожар уничтожил Лицей, Энгельгардт писал (10 сентября 1820 г.): «Сгорел, друг мой! Сгорел наш Лицей от крыши до погреба, и кроме стен, черненных дымом, ничего не осталось. Нет того окна, в котором 1 марта 1816 года я в первый раз с Вами говорил, где началась дружба между мною и многими из вас; нет той колонны, где ты мне изъявил свое желание путешествовать; нет арки, где я тебе объявил, что твое желание исполняется; нет... да, все исчезло, все пепел, и Лицей живет только еще в сердцах... Храните это воспоминание, друзья, священный союз юношества да проводит вас до гроба. Аминь…»