Отдыхайте, слушайте, воображайте

Скажи: «Пантикапей». Прочти: «Гурзуф». Увидь: «Черное море», написанное углем на мраморе неработающего фонтана, – и всё, считай, ты на курорте, в тепле и неге. А куда деваться – сила слова! Подверженные ей люди каждый июнь ходят на Открытый книжный фестиваль в ЦДХ. За прямым смыслом затертых метафор в том числе. «Открытый» – на воздухе, под голубым небом; «Крымский вал, 10» – южнобережные топонимы перед глазами и на устах. А «книжный фестиваль» – это вам не ярмарка-продажа, а неторопливый уик-энд, непринужденное общение пишущих, читающих, думающих, чувствующих и еще как-то взыскующих. «Когда я вижу мост, / я мыслью выгнут, / я сердцем серебрюсь, как под мостом / течение малейшим лепестком» – автор этих строк Владимир Гандельсман был объявлен на нынешнем фестивале лауреатом поэтической премии «Московский счет»…

Вектор, ветер, путь

Веером – векторы-стрелочки, всюду. И слово «Траектории». Идея фестиваля, как обещали, – предвосхитить будущее книги. В какой-то мере, значит, и будущее человека.
Но выходило как-то иначе и, судя по книгам, встречам, разговорам этих дней, оказывалось, что неистощенной земли для взращивания письменной мысли больше не осталось. Снаружи по крайней мере. На том, что снаружи уже стоит «Цветочный крест», сплетенный вовсе не инженером человеческих душ, а просто женщиной-инженером из Вологды.
Были, конечно, непроходимые толпы на Улицкую, Прилепина, Лимонова, были, но то ж фанаты. А мы о литпроцессе, который пошел преимущественно вглубь и внутрь и питаться хочет чистыми, живыми свидетельствами. Судите сами.
Мемуары во-первых. «Мемуары везучего еврея» Дана Витторио Сегре о фашистской Италии (изд. «Текст»). Мемуарная проза легендарной американской панк-рок-звезды 70–80-х Патти Смит «Просто дети» (изд. «Корпус»). Роскошно иллюстрированная книга «Все о моем отце» (изд. АСТ), которую представил Юрий Мамлеев: это эссе известных людей о своих известных отцах – перечень неуместен: около 100 персон. Сам же Мамлеев, один из участников проекта, говорил: «Мне было важно ценности нащупать в поколении, в роде – мой дед, который совершал необычные поступки, ходил милостыню просить, чтобы проверить, осталось ли в мире милосердие, мог ли представить меру пофигизма современной молодежи: заснул и ладно, ничего не интересно, ни к чему не привязаны – сериальное отклонение. Чья тут вина?» Наконец, мемуарная книга Виктора Кодырева, приемного сына писателя Виктора Некрасова, чей столетний юбилей, как бы ни казалось странно, наступил в этом году. Книга называется «Все на свете, кроме шила и гвоздя».
Второе. Эпистолярные свидетельства. Презентация изданий «Мемориала»: «Топография террора», «Пути следования», «Человек в истории». Ведущая Ирина Щербакова рассказывала о том, как книги создавались (их буквально собирают), зачитывала отрывки. Я застала письмо солдата-первогодка, брошенного в Чечню в 96-м, – после этого уж точно «всем надо сложить ружья и разойтись по домам» (Л. Толстой).
На встрече «Права детей и всех-всех-всех» (основная тема – почему взрослых пугают дети, знающие свои права) Татьяна Иванова – Российский центр содействия реформе уголовного правосудия – раздавала книгу «Колония за Можаем» – это собранные вместе сочинения о себе осужденных подростков. Так хорошо по ним видно: личности нет и не будет, если ребенок остался в тотальном небрежении, без поддержки нормального взрослого.
Третье. Собственная жизнь человека через призму тонкой художественности. Юрий Буйда читал отрывки из нового романа «Все проплывающие», говорил: литература – это история стыда, стыд – бог в человеке. Опыт напирает на нас со всех сторон, поверьте, это важнее, чем интеллектуальный багаж. «Я сел и стал писать то, что во мне набралось».
А что такое его новая книга? Расширенная чуть ли не в два раза старая «Прусская невеста». Жизнь, единожды уже описанная, перечитана заново и местами дописана.
О сговоре в методе с композитором Владимиром Мартыновым речи, конечно, быть не может, однако его «Автоархеология (1952–1972)» тот же палимпсест. Человек достал из старых папок свои стихи 50–70-х годов, все 64, что сохранились и которым тогда не придавал значения. Перечитал, удивился сам себе и начал вспоминать и думать. Само собой – писать комментарий. И оказалось, что поймал синюю птицу метода: «Ничего, кроме «автописи» (оставим право на неологизм Владимиру Мартынову) больше не осталось».
Цитата: «Попсовые люди – к чему ни прикоснется современное сознание, все превращает в продукт потребления. Только живое продвинулось к центру – опять попса. Невозможно ничего, все формы высказывания дезавуированы. Мир, о котором ничего сказать нельзя, – разве он имеет право на существование?»
Короче говоря, смысл автоархеологии в том, что силовые линии текста так располагаются, что отделить «что» от «о чем» и «как» нельзя. И не надо ничего анализировать, вся эта экспертная диктатура, собственно, и убила высказывание как таковое, и рано или поздно мы все равно уйдем от этих музейно-галерейно-премиальных содружеств.
Сухой остаток разговора Мартынова: сегодня никакие художественные тексты не интересны, если они не содержат документальности или свидетельств. И вот эти «сквозняки», «щели, откуда дует», надо искать, ловить свежий воздух – «и тогда мы будем героями дня».

Пошевеливайтесь, господа, пошевеливайтесь!

В общем, кому как, а ко мне фестиваль повернулся – и в целом, и в частностях – именно этой стороной: зову живых. Марина Давыдова, шеф-редактор театрального раздела «Openspace», возмущалась по поводу мертвечины на сценических подмостках, мол, нашли отмазку «нам запрещают эксперименты» и ничего не делают – не хотят, да и не умеют уже.
Напротив, Мони и Лотта Нильсоны (Щвеция) рассказывали, как создать проект оптимального дворца Palatset на основе только детских инициатив – там выходило, что если начать «честно от детей», все чуть ли не «само пойдет».
Француз Ги Фонтен рассказывал о книге «Европейские литературы» – учебник для стран Евросоюза – и когда показывал урок по ней о событиях в Праге 1949 года, описанных польским писателем, – для французских детей, которым про Сталина ничего не известно, то можно было ощутить прелесть и педагогической археологии: «Что ты уже об этом знаешь и расскажи, как знаешь?» Хоть какая-то зацепка внутри каждого ребенка всегда находится, пусть поначалу даже к слову «Готланд» подступиться не могут.
Польский культурный центр представил русскую версию фотопроекта «Простые». Штука в том, что девушки-фотографы приходили домой к тем, кто откликался на объявление в газете «Вы считаете себя простым поляком? (в России – россиянином)» – и так возникали ни на что не похожие фотоистории: картинка в бытовом интерьере и небольшой текст о человеке.
Для детей была дискуссия «Какая музыка рулит миром?», там их любимые «Тараканы» (Дима Спирин) сказали: «Та, которая у тебя в голове». Просто надо научиться ее додумывать, потому что «мое мнение» – это еще не все. Также детей радовали трубадуры «Пакава Ить», уличные музыканты, которых у нас пока не раскусили, и они в основном гуляют по заграницам – концепция творчества аналогичная.
Поэзия, конечно, особое свидетельство. Стихи читала легендарная Умка (Анна Герасимова): «Я сама вам составлю / такую карту – / что всей жизни не хватит/ ее изучить закоулки». Потому что иначе, не от себя, – это «город, уложенный в гробик». Кстати, с Умкой жанр, придуманный в этом году для фестивальных поэтов – «читает стихи и разговаривает», не сработал – только яростно, только читала.
И так далее. Кто у нас тянет на премию «ПолитПросвет» (в области политической журналистики)? Кашин, Колесников, Быков. Потому что людей задевает-цепляет-трогает не умное и правильное, а личное, переживательное. Короче: люди, не стесняйтесь, говорите от себя! Да, непросто это. Но прямо сейчас и начнем.
Еду вечером из ЦДХ в метро, рядом сидит мальчик с фестивальным шариком, к которому приклеено «траектории», и этот мальчик дремлет, а мама его теребит: не спи, не спи, скоро приедем. А мальчик все равно спать хочет. Я ему говорю (просто так, между прочим, говорю): «Ты спишь, потому что буквы вверх ногами держишь, ты переверни шар, будешь бодрый». Он улыбнулся, перевернул, посмотрел и тут же стал отдирать со слова букву «е»: трактор, говорит. Потом: теории…
Собственно, вот и все. Что же до будущего самой книги – уйдет ли она навсегда, явится ли в новом обличье – никто не знает. Сегодня эксперты с удивлением отмечают снижение интереса к электронным книгам. Оно и понятно: сконструировать что-то, всучить в руки проще, чем не дать человеку дремать возле букв.