УЧИТЕЛЬСКИЕ ИСТОРИИ

Индивидуальщики

Огонь и лед

О третьекласснике Николае я была наслышана еще до того, как он стал моим подопечным: нелестное мнение о нем уже сложилось среди педагогов, и не без оснований: «Сначала я убью училку по музыке, потом – училку французского…»
Я не знакома с учительницей музыки и не знаю, чем она заслужила такой вердикт, возможно, ребенка насильно заставляют учиться в музыкальной школе, такое бывает. А вот с преподавателем французского я хорошо знакома: это милая женщина, хороший специалист, и на мучителя детей никак не тянет. Конечно, эти угрозы пустые. Да и привычно уже: идешь по школьному коридору, видишь: с треском распахивается дверь, выскакивает девица, а ей вдогонку: «Не подождешь – убью!»
Итак, я буду заниматься с Николаем, которого определили на индивидуальное обучение. Его приводит мама, старший преподаватель университета, а папа у него – доктор химических наук.
– Пока вы занимаетесь, можно я посижу в соседней комнате, поработаю над рукописью? – говорит она. И удаляется за символическую перегородку, хотя могла бы присутствовать непосредственно. Из этических соображений или у преподавателя вуза и впрямь всегда работа с собой?
С чего начать? У мальчика плохо с математикой. Спрашиваю для начала:
– Всегда ли 1+1=2?
– Конечно!
– Ну а если к одной капле прибавить вторую?
Он задумывается. Начинать всегда лучше с запуска процесса творчества.
– Капли слились, сплюсовались, это одна капля.
– Так не может быть!
– Единица, только с новым качеством!
– Никогда не думал!
Следующее занятие началось с радостного сообщения Николая: он нашел свой пример удивительного сложения. И так мы вспомнили все математические действия, множество парадоксов я собрала в своей программе «Развитие творческого воображения». А Николай все схватывает на лету, хорошо запоминает, отзывчив на доброту, одна беда – быстро устает. Это и сделало его «индивидуальщиком».
Импульсивный, эмоции не всегда контролирует, внимание неустойчивое. Например, у нас чтение, он читает хорошо, бегло, но вот делает ошибку, я прошу повторить, и что же? Он повторяет и, выкатывая глаза из орбит, кричит что есть мочи: «Я телепортируюсь, я в параллельном мире!» Что тут делать? Устал. Я предлагаю попрыгать, он соглашается, но, оказывается, прыгать не умеет, не получается. Находился бы в составе класса, обязательно научился бы на физподготовке, но уж как есть: прыгаю с ним я, пожилая учительница в длинном платье.
Он очень быстро учится. Читали стихотворение по учебнику – и вот несет свое: «Осина – желтый огонь, / Рябина – красный огонь. / Скоро наступит зима, / И все покроется льдом».
Я хвалю. И в других положительных ситуациях неизменно хвалю. Но вот он собирается домой, не может справиться со шнуровкой кед, просит помочь. Я не уверена, что должна ему завязывать шнурки, о чем сообщаю. Он долго возится, я спокойно жду, наконец справляется, потом говорит:
– Вы такая же добрая, как моя няня, с ней меня оставляли, когда я был маленький.
Спасибо. Заработала первый комплимент. Доброта моя в том, что я ни разу не повысила голос, ничего не заставляла делать силой, отступала всякий раз, когда он проявлял беспокойство. Ничего, в следующий раз, в следующий раз…
Он панически боится людей, боится коллектива. В столовую его веду я, он покупает компот и пирожок, я подсаживаюсь к нему за стол:
– Буду твоим охранником.
– Хорошо, а то в прошлом году меня здесь встречал мой главный враг, он требовал дать ему денег, – говорит он обрадованно.
Можно представить его страх, ведь даже при мягком обращении посторонних он теряется, у него растопыриваются пальцы, вскидываются руки, и он кричит, кричит. Ему в коллективе невозможно.
Но помнится, великого Эдисона тоже забрали из начальной школы и обучали на дому. Как и Николая, его называли шизофреником. Возможно, мой Николай своими способностями тоже сослужит обществу неоценимую пользу. Порой я уверена, что его ждут великие открытия.

Вкус свободы

Моему новому подопечному не нравится его собственное имя – Святослав. Он заявил об этом при первом знакомстве.
– Как же мне тебя называть?
Он мнется с ответом, спешу на помощь, спрашиваю, как называет мама. Оказывается, Славиком.
– Ты не против, если я буду называть тебя Славой? Нет? Тогда договорились.
На индивидуальные занятия он попал из-за поврежденного позвоночника, это результат неудачного падения с дерева. Ему прописан лежачий режим, но по его живости, неуемности видно, что это противопоказано его психической природе. В первое мое посещение он извернулся, достал из-под кровати тарелку с печенюшками: угощайтесь. Печенье оказалось в таком необычном месте, чтобы мама не увидела.
Собственно, следить за ним особо некому: папа ушел из семьи, мама вся в делах, а бабушка гостит в Сирии, где живет вторая дочь. Вся квартира – это кучи всего: гора обуви на все сезоны и размеры, разного рода одежда – в кучах. Вот и Слава, прежде чем приступить к уроку, долго ищет ручку, проверяет, пишет ли она, роется в тумбочке, в ранце – везде беспорядок, но он все-таки выуживает тетрадку и приспосабливает ее к письму.
Мы проверяем домашнее задание. Не все так, как надо бы. Некоторые задачи явно подогнаны под ответ, над написанием букв при выполнении упражнения по русскому он не задумывался, а читая текст, он пропускает не только целые слова, но и обороты. М-да
– Сегодня, – объявляю, – будем писать диктант.
Слава против:
– Не буду, ставьте сразу двойку!
Я убеждаю, говорю, что в конце четверти все ученики подводят итоги работы, всегда пишут диктант. Обещаю, что в случае неудачи двойку ставить не буду. Еле-еле уговорила. Написал.
А в классе такие дискуссии исключены. Дома все по-другому. В то же время Славе обидно, что к нему никто из класса не заходит. Нужно ли? По школе гуляет инфекция, в поликлинике очереди, не лучше ли поберечься? Да и где гарантия, что одноклассники не спровоцируют возню, а у Славы поврежден позвоночник. Он соглашается, когда я говорю об этом. Но когда мама говорит, что скоро он пойдет в школу и будет вместе со всеми, как все, Слава возмущается:
– Ни за что!
Значит, впереди проблема, отмечаю про себя.

Несмотря на капризы природы

Сережа был прекрасный ученик, увлеченный, исполнительный, всегда желавший узнать больше, чем полагается по программе, и любые задания он выполнял с удовольствием. Что и говорить о дисциплине: подтянутый, собранный, активный участник всех коллективных дел. Но энцефалитный клещ засадил его в инвалидную коляску: паралич нервной системы.
Моя коллега, преподаватель физики, учила Сережу и раньше, а вот теперь ей предстояло обучать мальчика на дому. К счастью, Сережа не опустил руки, наоборот, увидел в занятиях физикой перспективу получения специальности, так что единственной проблемой учителя была дорога: мальчик жил в близлежащем поселке, а общественный транспорт подводил, особенно в плохую погоду. Соблазн не ездить был большой. Но мальчик так ждал уроков, так тщательно готовился к ним, что бросить его (отказаться) было невозможно. И учительница ездила, ребенок учился, в конце концов он успешно сдал выпускные экзамены.
Сейчас Сережа учится в вузе, но трудности у него все те же: большая жизнь не приспособлена для людей с ограниченными возможностями. И если в период обучения в школе учителя-энтузиасты еще спешат им навстречу, поддерживают по-человечески, то потом все не так. Жестче, беспощаднее, за большие деньги. Хорошо, если главное в опыте уже было: учитель, самоотверженный надежный человек.

Необходимое послесловие

За полувековой период работы в школе я привыкла заходить в класс, где меня ждут дети. Не передать чувств, которые охватывают меня в этот момент: и благодарность судьбе за счастье встречи с детьми, и ощущение значительности события, и огромная собранность, ответственность. И всегда для меня важнейшей заботой было формирование коллектива. Коллектив – и хранитель норм, и законодатель, и источник инициатив. Первый помощник учителя. Многие воспитательные эффекты достигаются в коллективе сами собой, без специально направленных действий. И когда я оказываюсь один на один с ребенком, обучающимся индивидуально, ощущаю, как не хватает ему среды сверстников для полноценного развития. Значит, чем-то это следует компенсировать, какими-то дополнительными действиями, к которым мы вряд ли готовы.
Но не секрет, что сегодня все больше родителей, которые хотят обучать своих детей на дому, а один папа так и вовсе взял в аренду классную комнату в школе, в ней занимается только его отпрыск, учителя ходят к нему по расписанию, как положено ходить в класс на урок. Что тут скажешь – эксклюзив, как в больнице или в фитнес-центре. Я же беспокоюсь не о тех детях, чьи родители могут купить все, а о тех, для кого индивидуальное образование единственно возможное, о детях с психическими или физическими проблемами. И поскольку таких ребят немало, необходимость индивидуального обучения неизбывна. Теперь уже очевидно: требуется пересмотр условий и практики индивидуальных занятий в системе образования.
Во-первых, случаи перевода на эту форму образования разные, разным должно быть и обеспечение. У учителей уже есть опыт, есть программы – их надо обобщить и оформить, создать современные методики, продумать процедуры измерения результативности. Во-вторых, организационная сторона индивидуального обучения должна быть пересмотрена. Урок с ребенком, до которого надо добираться на транспорте, с которым работать очень непросто в силу его личностных свойств, не может стоить столько же, сколько обычный урок в классе. Он и длиться не может столько же, сколько в школе, – всегда длиннее.
А по результату – что ж: Леонардо да Винчи, Пабло Пикассо, Роден – эти люди тоже были «с проблемами развития», в детстве страдали дислексией, испытывали значительные трудности при обучении чтению и письму…