КУЛЬТУРНЫЙ КОНТЕКСТ

Возглас «Эврика!», который не услышал мир

Наука – трудное и постепенное движение по направлению к истине. Причем движение коллективное, групповое. Правда, часто случается так, что годами накопленный опыт наследует кто-то один, и именно он становится «рыцарем науки», «героем научного поиска»... В общем, великим человеком. 

Такого в учебниках не пишут

Вообще-то книга британского историка и публициста Джона Уоллера «Правда и ложь в истории великих открытий» (М.: КоЛибри, 2011, серия «Galileo») называется «Fabulous Science» (буквально – «Мифическая наука» или «Научные мифы»). Название русского перевода – это подзаголовок, который стал названием и тем самым слегка смягчил ударную силу авторского замысла. С традиционной точки зрения наука и миф – абсолютные противоположности. Поэтому «научные мифы» (или «мифическая наука») – классический оксюморон.
И тем не менее, утверждает Уоллер, история науки состоит из огромного числа мифов. Прежде всего они связаны с определенными авторитетами, которым приписывается много лишних успехов или, наоборот, лишних трудностей. Основатель генетики Георг Мендель вовсе не был «менделистом» по убеждениям. «Отец антисептики» Джозеф Листер вовсе не следил за чистотой в больничных палатах, где он проводил свои наблюдения. Английский врач Джеймс Янг Симпсон, первым начавший применять обезболивание при родах, вовсе не был преследуем церковью за стремление облегчить нелегкую женскую долю – историю о преследованиях по большей части сочинил он сам. А Нобелевскую премию за открытие инсулина вообще получили «не те» люди – точнее, первооткрывателей было не двое, а четверо.
Хотя книга Уоллера написана в научно-популярном жанре, это достаточно серьезное исследование. И в том, что на него уже откликнулось несколько специальных научных изданий, нет ничего удивительного. Зато – уж чего совсем не ждешь! – обнаружился восторженный отклик в глянцевом журнале для подростков, одном из многих, где – «все о моде, «звездах», любви и отношениях». «Такого не прочтешь в учебниках! – пишет автор рецензии. – На уроках истории нам, как правило, преподносят официальные версии событий. И они порой не имеют ничего общего с тем, что происходило в реальности. Если ты любишь историю и тебе мало скупой и не всегда достоверной информации, содержащейся в учебниках, – почитай нон-фикшн Джона Уоллера. Основываясь на исследованиях современных ученых о том, как на самом деле совершались великие открытия, он рассказывает пусть не всегда приглядную, но правду, развенчивает мифы, лишает ученых, возведенных властью на пьедестал, их героического ореола. Только не стоит хвастаться своими историческими познаниями у доски – дело может кончиться плачевно». Апологию «Правды и лжи…» завершает смайлик.
Как принято писать в таких случаях, «орфография, пунктуация и особенности стиля автора сохранены». Конечно, нет ничего неожиданного в том, что школьные учебники и школьные учителя оказались по одну сторону «линии фронта». Интересно другое: работа Уоллера, которая говорит с читателем на языке иногда суховатом и скучноватом и уж точно куда более сложном, чем учебники для средней школы, была мгновенно зачислена в союзники любого подростка, читающего умные книжки.

Война – героям?

Действительно, любимое занятие в переходном возрасте – «поколебать авторитеты», позлить старших с их вечными положительными примерами, на которых они пытаются воспитывать. Дело даже не в самих примерах. Просто есть особый шик в том, чтобы выйти к доске и как бы невзначай сказать «биологичке»: «А Мендель, между прочим, вовсе не выводил свои законы…» Или: «А ваш Луи Пастер не публиковал большую часть результатов своих экспериментов, потому что они вовсе не подтверждали его теории». Или уж вконец уничтожить «физика»: «А теория относительности была как бы подтверждена всего один раз, в 1919 году, и то результаты расчетов были подтасованы».
При желании этот подростковый пафос в книге Уоллера найти можно. Тем более его легко почувствует и подхватит определенная категория взрослых читателей. Давно известно: современное массовое общество – общество постепенно старящихся тинейджеров, которые так и не пересекли границу зрелости в интеллектуальном смысле. Разница только в том, что за стремление к справедливости в нем выдается требование «среднего уровня» – чтобы «все были как все». И когда речь заходит о том, что герои науки вовсе не были ангелами, у такого «среднего» читателя, наверное, становится спокойнее на душе.

Неизвестные солдаты истины

Но на самом деле Уоллер пишет несколько о другом.
«Тысячи и тысячи забытых исследователей сыграли свою роль в развитии науки. За редким исключением вклад великих в науку уступает вкладу тех, о ком мы почти ничего не знаем. Великие озарения и технический гений были и у тех, кого мы продолжаем славить, и у тех, кто остался безвестным. В большинстве случаев историкам удобнее приписывать открытия и авторство ключевых идей не целым коллективам ученых, а отдельным людям, особенно если такие люди умели самоутверждаться».
Поэтому задача автора «Правды и лжи в истории великих открытий» – не развенчать героев и отправить их из бессмертия в небытие, а вернуть из небытия в бессмертие хотя бы некоторых из тех, чьи заслуги в науке были забыты или приписаны другим.
В своих рассуждениях Уоллер более чем прав. Наука как род деятельности – очень трудное, медленное и постепенное приближение к объективной истине. Если истина объективна, она не может быть доступна единицам. Одно из условий объективности – постоянные отсылки к опыту других людей. Движение к истине – накопление коллективного опыта, в том числе и негативного, и ошибочного.
Поэтому в каждом великом научном прорыве заслуги полных неудачников или тех, у кого что-то получилось не до конца, тоже должны быть учтены. Истина одерживает победы благодаря не только героям и генералам, но и своим неизвестным солдатам, которые пали смертью храбрых на полях научных сражений.
В качестве примера можно вспомнить хотя бы историю о том, как один шотландский ученый забыл помыть чашки.

Удача, влетевшая в окно

«8 сентября 1928 года Александр Флеминг, немногословный шотландский бактериолог, возвратился из отпуска в свою лабораторию в лондонской больнице Святой Марии и решил, что пришла пора помыть чашки Петри, которые так некстати портят вид его стола. Когда он собрал все чашки вместе, чтобы погрузить в дезинфицирующий раствор, его на некоторое время отвлек коллега, спросивший, над чем он работает. Вместо ответа Флеминг взял наугад одну из чашек, которая еще не была продезинфицирована. Взглянув на нее внимательнее, он пробормотал: «Забавно!»… Ибо в чашке, которую выбрал Флеминг, специально посеянные неделей ранее бактерии не образовали колонию по всей поверхности – их не было там, где появилась плесень. Сразу возникло предположение, что плесень проникла через открытое окно. Но откуда бы она ни появилась, ее бактерицидные свойства были налицо».
Так Джон Уоллер излагает многократно пересказанную во всех учебниках и энциклопедиях историю изобретения пенициллина и отдает должное изобретателю:
«Те, кто родился значительно позже этих событий, вряд ли способны оценить их значение. До конца 40-х годов прошлого века редкая семья обходилась без трагедии, вызванной бактериологической инфекцией, а порой смерти близких следовали одна за другой. В течение многих веков легкие респираторные заболевания несли угрозу жизни, поэтому появление пенициллина воспринималось как Божий дар. Во всем мире благодарили человека, сумевшего значительно снизить смертность от инфекционных заболеваний. Превратившись в международное светило, Флеминг получил 25 почетных ученых званий, 26 медалей, 18 премий, 13 почетных наград, стал почетным гражданином 15 городов и членом 89 академий и научных обществ. Кроме того, он удостоился пяти аудиенций у Папы римского».
Однако не стоит забывать о том, что у триумфа Флеминга есть свой контекст. Его собственная заслуга состоит прежде всего в том, что он описал редкие свойства плесени Penicillium notatum в научной статье. Что касается превращения свойств плесени в лекарство, то это заслуга уже совсем других людей – группы оксфордских ученых Говарда Флори, Эрнста Чейна и Нормана Хитли. Именно они открыли путь к массовому производству пенициллина. На это ушло 15 лет. Эксперименты по клиническим испытаниям долгое время ничего не давали, производство пенициллина долгое время представлялось нерентабельным. И только в 1941 году, когда первые обнадеживающие результаты были опубликованы в одном из медицинских журналов, Александр Флеминг посетил лабораторию Флори, чтобы пожать исследователю руку и между прочим заметить: «Я приехал, чтобы посмотреть, что вы делаете с моим старым добрым пенициллином». Вся группа была потрясена. Кое-кто из ее членов вообще считал, что Флеминга нет в живых.
Но не только последователи Флеминга имеют прямое отношение к «революции антибиотиков», изменившей жизнь человечества в прошлом веке. И среди заметивших бактерицидные свойства некоторых видов плесени Флеминг был не первым. Тот же Говард Флори, указывает Уоллер, ссылался на книгу Жоржа Папакостаса и Жана Гате «Ассоциации микробов», вышедшую в 1928 году до того, как было сделано счастливое открытие Флеминга. В этой книге в свою очередь цитируются куда более ранние работы ученых, заметивших клинический потенциал плесени Penicillium.
Например, еще в 1875 году британский физик Джон Тиндаль рассказал Королевскому научному обществу в Лондоне, как эта плесень убивает некоторые виды бактерий. На Penicillium обращал внимание и «отец антисептики» Джозеф Листер, который даже использовал ее для лечения ран. И наконец, самый драматический сюжет. В 1897 году молодой французский армейский врач Эрнест Дюшен, говоря о «жизненной конкуренции микроорганизмов», описывал в своей докторской диссертации эффективность плесени Penicillium glaucus в опытах на животных, которых заражали патогенными бактериями. В следующей своей работе Дюшен подчеркивал эффективность применения Penicillium в медицине. Завершить исследования ему не удалось. Дюшен умер от туберкулеза, остановившись на пороге изобретения лекарства, которое могло бы спасти ему жизнь.
Таким образом, подлинная история пенициллина растянулась во времени почти на семьдесят лет и на несколько поколений ученых. Кроме Александра Флеминга, удостоенного всемирной славы, к ней имели отношение не менее двух десятков предшественников и последователей, каждый из которых достоин того, чтобы его вспомнили.
Собственно, такие истории и рассказывает Джон Уоллер. «Этой книгой я отнюдь не хотел оклеветать науку, – пишет он в заключении. – Просто мне хотелось высказаться против упрощенного к ней отношения, против попыток придать открытиям прежних лет излишний ореол романтизма. Конечно же, существуют ярые ревнители, которые не приемлют никакой демифологизации ученых. Однако историк-профессионал не должен мириться с их желанием добавить гламура или ложных красок в историю науки. Его научный долг – изучая прошлое научными методами, приближаться к истине».