МЕТАФИЗИКА ДЕТСТВА

Почему беспричинный детский смех нас раздражает?

Бывает, ничего плохого мы ребенку не сделали, а он побаивается, ведет себя скрытно; или наоборот – вдруг возникает беспричинная тревога за него: что-то не так.
Есть в детско-родительских отношениях тонкости, которые и схватить-то не всегда удается. Загадка какая-то есть. Но мы загадок не любим, особенно если они неразгадываемые. Тревог тоже не любим, чуть что – ищем, как снять, готовы принять любые банальные психологические объяснения и советы. Между тем ничто так быстро не превращает нас в педагогических спекулянтов по части слов и чувств, как избегание сложностей и противоречий, как страх перед непонятным.
У нас как трудная ситуация, так сразу – «где выход?».
Как будто мы в клетке и нам надо срочно выбираться, выходить – но зачем, куда? Противоречий не выдерживаем, разбираться и вникать не собираемся, хотя тут соль жизни. Нет, для нас уже наготовлены разные понятия и теории, они обещают нам надежду на «выход», хотя по большей части не помогают, потому что лгут, запутывают еще больше. Тем не менее понятиям мы верим куда больше, чем себе, собственного взгляда привычно избегаем, да что там – он у нас не натренированный. «Вместо того чтобы укрощать и укорачивать видимое, следовало бы сначала подробно разобраться с тем, что мы реально видим», – говорит философ Александр СМУЛЯНСКИЙ.
Этот совет не очень похож на те, что обычно дают нам психологи, оно и понятно: философ предлагает не из переживаний исходить, а из умения читать реальность, по-прежнему неузнанную и запретную для большинства. «В казусах реальности скрывается очень многое. Найти все там, где это есть, и учреждать реальность», – этому он учит на семинарах, которые ведет в Петербурге по творчеству Жака Лакана.
И хотя штудии предназначены для специалистов, знакомство с некоторыми новыми взглядами на ребенка и детство педагогам не повредит. Лекция записана в пересказе, с сокращениями.

Уходить от тревоги ? значит уходить в миф, в банальность, правило

Отношения ближних – острый вопрос современности, за ним слово «отчуждение», но эту тему невозможно истолковать. И что бы ни говорили: куда-то мы заброшены, что-то случилось, не можем преодолеть – ничто не похоже на правду, отчуждение полыхает. Так что это не вопрос чувственности, ощущений, не кисло-сладкие речи подростковой графомании типа эссе «Я еду в метро, все чужие, никто меня не понимает». Тут не человек задействован, а его реальность. Но находиться в реальности – не значит находиться в контейнере, куда мы помещены вместе со своим временем и пространством. Устройство реальности гораздо сложнее.
Вот двое смеющихся детей. Они смеются беспричинно, этот смех не остановить, это беспокоит взрослого, он пытается прервать смех репрессивно. Что на самом деле беспокоит взрослого? Сложное устройство этого смеха. Смех продолжается именно потому, что смеющиеся не знают, почему они веселятся. Он потому и длится, что ему нет причины, потому что непонятно, почему он продолжается. Но смех наслаивается сам на себя, и в этом чудится какой-то подвох, ненормальность. Структурно – смысл утрачен, причины нет, это можно изобразить как вворачивающуюся в саму себя раковину, у которой нет дна. В глубине раковины – пустое место, в самом ее устройстве. Но как эту беспричинность вынести? Как связать ее с устройством реальности? Очень часто взрослые не в состоянии, они предпочитают говорить о наивной радости детей, охваченных счастьем бытия, о романтическом времени детства. Смех детей – это просто смех, бурлящий, неумеренный.
Тревожит непонятное. Ужасно раздражает. Но уходить от тревоги, хотеть жить в бестревожности – это и есть уход от реальности – в миф, банальность, правило. Если у вас есть вкус к наблюдениям за подростками – что вы видите в их буйстве в метро или в автобусе? Видите ли, что оно не беспредельно, это не злость, гнев или страх, нет, оно ограничено особым остроумием, какими-то гримасами, жестами, которые не для того, чтобы раздразнить взрослых, а чтобы отыграть себя, любуясь собой в той роли, которую они взяли на себя, таковыми не являясь. Обнаружить себя развинченным, не будучи таковым – а настоящая развинченность никак не наступает, никак не может состояться. Эта ситуация взрослым с высоты их возраста непонятна, ее хочется прекратить, однако «овладеть» детьми так, как это было прежде, отцы сегодня уже не могут, и не потому, что бессильны – нет, а потому, что никакого «овладевания» не получается: есть в детях что-то недоступное, что отцы уловить не могут, на что не в силах повлиять, – вот эта двухслойность их реальности, когда что-то есть, потому что этого нет.
Очевидно, что эпоха мимесиса, подражания взрослым, эпоха традиционного обучения напрочь утрачена. Чем больше человек вступает в отношения со своими желаниями, тем более он приближается к реальности – ребенок может говорить более самостоятельно и ответственно, чем взрослый, повторяющий чужие слова, будь он академический профессор. Воспитывая сегодня детей, надо не за книжки и за правила хвататься, а слушать и слышать слова и мнения детей, выискивать в них не заблуждения, а настоящую реальность их желаний.

О застревании в книжной культуре

Слова Фамусова из «Горя от ума» – «собрать все книги бы да сжечь», считается, ужасны, но не такие уж простые. Книга, европейский роман, например, учит специфическому отношению к реальности. Конечно, роман скрывает реальную жизнь, поэтому так легко подвергается пародии. И всем понятно: так люди не встречаются, так не говорят, не поступают – так не бывает. Но так есть в книге – именно потому, что в обществе происходит уклонение от реальности. Эпоха просвещения запрашивает реальность, и она тут же скрывается, ускользает в романе. «Маркиза вышла в пять» – типичная романная фраза, разоблачающая всю его лживость.
Нам все время твердят: читайте, читайте, читайте! Про динозавров, про маркизу, которая вышла в пять, про далекие звезды… нам все время подсовывают книжки! Там вымышленная реальность, их стиль зачастую мешает прорваться к жизни. С точки зрения формирования субъекта это правильно: сказки, потом приключения, потом реалистический роман. В сказке все формулируется так, чтобы подготовить к роману: кто-то родился, у него был отец, потом начались испытания – простые бесхитростные картины и бесконечные штудии зашифрованного метафорического опыта. Сказка учит иерархии: это над тем, а это потому, а если – то. Сначала все плохо, потом совершаются нужные действия, и все хорошо – эта модель перспективного наращивания заманчива ясностью и простотой, отвечает потребностям наивного сознания. Но со временем ее следовало бы преодолеть: язык жизни другой. Ведь когда мы сами «выходим в пять», это ужасно не похоже на то, что написано в романе или снято в кино. Та же с виду ситуация, а мы не в ней. Реальность – это рефлексия и парадокс. Но никто на себя со стороны не смотрит, словно он сказочный персонаж.

Воспитывать ценности или тщательнее всматриваться в мир ребенка?

Как только мы хотим опереться на реальность, о которой нам говорят: воспитание, образование, предписания, – она утрачивается. Как только нас начинают подталкивать к «настоящей» культуре, мы видим официоз, который, конечно, уже не культура.
Мы хотим чего-то изысканного, но артхаус, перформанс все еще не культура, потому что это нельзя определить. Потеря смысла, пропажа происходит именно в этом зазоре. Мы так сильно привязаны к иерархиям, подвержены бюрократизации, что не умеем искать и обнаруживать свое.
Отчего не происходит прорыва к реальности? Наше детство набито таким материалом, с которым мы не можем смириться. Отсюда масса проблем, в том числе в воспитании детей. Но заметим: у нас огромный интерес к подробностям повседневной жизни, современной и старой – как люди действовали, жили раньше, какова была анатомия их движений, что и как они ели, где спали, о чем говорили. И мы все никак не насытимся подробностями жизни версальского двора – так болит в нас оскорбленный нерв пренебрежения к реальности. Мы не знаем себя, себя в распоряжении не имеем. Мы хотим знать, как в нас все устроено, но усвоили, что важно в этом не признаваться. Это как правящая верхушка не желает знать жизнь низов. Наш глаз не может насытиться картинами суровой реальности, но мы не хотим знать ее структуры.
Спрашивают: почему ребенок сует нос всюду? К сожалению, не сует. Быстро понимает: реальность в том, чтобы не признавать огромные пласты реальности как существующие. Взрослым неинтересно знать, как сложно устроена психика ребенка. Есть потребности, есть ценности – и хватит. Правда, сегодня невозможность подступиться к реальности молодежь компенсирует интернетом. Есть много сайтов, где можно поделиться опытом и узнать о чужом, например, сайт о стыдной истории. Там, конечно, сплошная безграмотность и даже мат, но и богатейшее количество материала, показывающего, какие проблемы на самом деле будоражат подростков. В большинстве случаев то, чего они стыдятся, – нормальное поведение, и приходится только удивляться, сколь слабое у них представление о реальности. И еще раз повторять: реальность там, где мнения, желания, живая речь. Но послушать непредвзято другого, близкого, ребенка – это уже «ручная работа», чуть ли не роскошь.

Записала Варвара ЧКАНИКОВА